Дьякон Ованес улыбнулся понимающе и пригласил жестом следовать за ним.

– Старая постройка слева – это ресторан. Здесь прихожане могут отмечать торжества после крещения или венчания, – показал рукой дьякон Ованес на невысокое строение в традиционном крестьянском стиле с соломенной крышей, вытянутое наподобие конюшни, с открытой верандой, пустыми столиками, покрытыми осенней влажностью, и скучающим между ними кассовым аппаратом.

– По выходным тут многолюдно – да и внутри гораздо… Ну, потом посмотрите, – сообщил дьякон Ованес. – А здесь вот, на открытом алтаре…

Он указал на монументальное архитектурное сооружение с аркой, то, что Артем расценил как слишком современное оформление входной группы в монастырь.

– Здесь проводится вынос Святого Копия раз в год для верующих – и здесь же осуществляется раз в семь лет мироварение. В присутствии всех верующих и прибывших со всего мира глав армянских епархий. Армяне одним миром мазаны, так говорят? Собственно, это священнодействие во всех христианских церквях существует. Армянская церковь – апостольская, то есть основана апостолами Фадеем и Варфоломеем, другие церкви, которые не были основаны апостолами, являются основанными апостольскими церквями. А обряд миропомазания восходит как раз к апостольским временам. В первоначальной церкви каждый новокрещеный получал благословение дара Святого Духа через возложение рук апостола или епископа церкви. Так как христианство распространялось на большое количество людей, с ростом их числа стали физически невозможны личные встречи каждого новокрещеного с епископом, и потому рукоположение было заменено миропомазанием. Во всех церквях миро варится по особым правилам, только вот у нас здесь в святом Эчмиадзине хранится Святое Копье, то, которым римский легионер Лонгин пронзил тело Христа, и это Святое Копье используется для мироварения, его опускают в сосуд, когда 40 дней Святейший освещает миро.

– Миро, всегда хотел узнать, оно из чего? – заинтересованно спросил Артем.

Дьякон Ованес охотно объяснил:

– Освящение святого миро – исключительная компетенция Католикоса. Его изготавливают в количестве, достаточном для нужд всех приходов, а в состав входит кипяченное масло с примесью бальзама и эссенции, извлеченной из сорока видов растений, и душистого клея. Важно еще то, что в него добавляют около литра святого миро, оставленного от прежде заготовленного, чтобы каждый раз в новое миро входила доля от того, что было изготовлено впервые и, по преданию, освящено Христом Спасителем, а затем привезено в Армению апостолами.

– Ясно, – сказал Артем. – Глубокий смысл. Как-то так, если я правильно понимаю, работает гомеопатия, где от действующего вещества ничего и нет, кроме веры.

Дьякон Ованес слегка скривил губы в улыбке.

– А я могу взглянуть на Святое Копье? – спросил Артем.

– Конечно, – ответил дьякон Ованес, улыбнувшись шире. – В декабре, если приедете, сможете. Это же раз в год происходит. Третьего декабря. Ну, также в музее можете видеть, хоть сейчас. Мы как раз туда идем.

«Как это? Или раз в год, или по билетику в музее хоть сейчас?!» – удивился Артем мысленно.

Они шли вдоль старой монастырской стены, опоясывающей главный храм Эчмиадзина. Священная древность, казалось, была растворена в воздухе, заполняя легкие с каждым вздохом.

– Справа – это храм «Сошествия Единородного» начала IV века нашей эры, – коротко сказал дьякон Ованес. – Сейчас он закрыт на реставрацию. Видите, при помощи благодетелей мы его укрепляем, реставрируем внутри, обновляем хранилища, чтобы ближайшие лет двести храм был доступен и безопасен. Все-таки две тысячи лет стоит, сами понимаете. Поначалу он был деревянный, но уже в пятом веке его сделали из камня. Но главное, Григор Просветитель указал при основании, где он увидел сошествие Христа, и дал указание, в каком месте строить храм. Ему было видение, и храм построили на месте древнего капища, еще языческого, но…

Дьякон Ованес запнулся. Артем хотел расспросить о Григоре Просветителе, о котором практически ничего не знал, но, взглянув на священника, обнаружил, что тот смотрит в сторону храма, будто тоже узрел видение.

Объектом его внимания стал не храм, а статный седовласый священник, стоящий в окружении трех человек, явно строителей. Выше их на полголовы, левой рукой он что-то, очевидно, одновременно вербально и невербально объяснял, а правой рукой призывно махал дьякону Ованесу.

– Это владыка Мушег. Мы встречаемся с ним чуть позже, но он вот… уже зовет…

Все трое пока еще экскурсантов двинулись к храму.

Глава 4. Настоятель

Владыка Мушег – настоятель Эчмиадзинского монастыря показался Артему скорее киногероем, нежели священником. Крепкий мужчина с длинными седыми волосами, аккуратно зачесанными назад, выразительным волевым взглядом и на удивление правильными чертами лица. «Золотое сечение» – так принято называть красивые лица, когда человеческий глаз охватывает весь образ и посылает сигнал мозгу – это красиво. Причем без разницы, речь идет о женщине, мужчине, пейзаже картинном или реальном. Это просто красиво. Владыка Мушег был красив, Артем попытался вспомнить кого в своей жизни он встречал, чтобы наградить подобным эпитетом, но, будучи не особо внимателен к внешности мужчин, вызвал из памяти разве что отдаленно схожего возрастного актера Шона Коннери в роли францисканского монаха Вильяма Баскервильского из фильма «Имя розы» по роману Умберто Эко.

Владыка Мушег продолжал что-то высказывать строителям реконструируемого монастыря, которые только согласно кивали. Закончив разговор, владыка Мушег кивнув Гоар как старой знакомой, внимательно посмотрел на Артема и протянул руку для приветствия.

– Здравствуйте, Артем, спасибо, что нашли время для визита, – голос у него был в унисон с внешностью, с добавлением властных ноток человека, занимавшего, видимо, высокий пост в церковной иерархии. – Давайте не будем терять времени, я бы хотел изложить вам нашу просьбу. Если согласитесь помочь, будем признательны. Если не получится, тогда дьякон Ованес с радостью просто проведет для вас обещанную экскурсию по территории монастыря и музею.

Артем пожал плечами и приветливо улыбнулся.

– Я всегда рад помочь, чем в моих силах, а кодекс адвокатской этики не позволяет принимать поручение, если не готов его выполнить. Излагайте, владыка.

Владыка Мушег оценил сказанное и в ответ также улыбнулся.

– Тогда давайте пройдем вон туда, в нашу гостиницу, в холле поговорим.

Все двинулись мимо храма наискосок в обратном направлении. Проходя мимо храмовой стены, владыка Мушег повторил уже ранее сказанное дьяконом о строительстве храма в IV веке по видению Григора Просветителя на месте древнего языческого капища.

Гостиницей оказалась современная постройка с отдельным входом, гармонично пристроенная к монастырю.

– Вот, видите, это древние монастырские кельи, – владыка Мушег сделал жест рукой, стоя на ступеньках входа в гостиницу. – Те двери низенькие, видите? Сейчас там просто наши подсобные помещения. Послушники живут в новом здании, оно там, внутри. И это уже не кельи, это как гостиничные номера с телевизорами, холодильниками и интернетом. Не у всех, конечно. Прошу.

Все вошли внутрь скромной ведомственной гостиницы, которых Артем видел множество, путешествуя по судебным делам в интересах корпоративных клиентов. При входе их встретил светского вида вахтер, поздоровавшийся с владыкой и торопливо включивший свет в холле. Гостиница была явно пуста, в связи с чем здесь было весьма прохладно и неуютно, священники жили экономно.

Владыка Мушег предложил присесть в мягкие кресла вокруг массивного журнального столика, сам же по-хозяйски занял большой диван, облокотившись на диванную подушку локтем. В левой руке он перебирал серебряные четки, с каждым падающим шариком отсчитывая секунды уходящей вечности.

Артем присел в предложенное кресло, пытаясь принять соответствующую ситуации позу. Он до спинки продвинул тело вглубь, но подал корпус чуть вперед, не разваливаясь, и облокотился на обе руки. Этому приему его научила Оксана, когда-то закончившая курсы протокольного светского этикета. «Нельзя сидеть на краешке кресла, если ты не подчиненный, но и нельзя разваливаться нога на ногу, если не хочешь показаться невежливым к хозяевам», – проговаривала она Артему. «Оказывается, этикету учат где-то? Я думал, понимание приходит с опытом», – отшучивался Артем.

– Полагаю, наш разговор останется между нами? – пристально взглянув на Артема темно-карими глазами из-под густых бровей, спросил владыка Мушег.

Артем молча кивнул, демонстрируя очевидность.

– Хорошо, – владыка Мушег говорил так, будто сейчас сообщит какую-то малозначительную с точки зрения юриспруденции информацию, но имеющую важное значение для хозяйственной деятельности монастыря – типа несвоевременной оплаты пошлины на товарный знак для сувенирной продукции. Но то, что он поведал далее, было весьма далеко от малозначительного факта.

– Наш священник, иеромонах Асогик, он же хранитель Святого Копья и нашего музея, сейчас находится в реанимации местной больницы. Попал туда три дня назад при весьма загадочных обстоятельствах, как о подобном пишут в книгах. Благо об этом не знают даже в газетах, иначе было бы очень душно даже в этом прохладном помещении.

При этих словах Ввадыка Мушег что-то крикнул по-армянски вахтеру, укрывшемуся в комнатушке при входе. Тот мгновенно вышел – и по тональности ответа Артем понял, что тот оправдывается за отключенное тепло.

Владыка Мушег спокойно продолжил.

– Тепло экономят. В номерах есть кондиционеры, когда гости приезжают, могут включать их себе сами.

Артем понимающе кивнул снова, призывая продолжить рассказ.

– Да… Так вот, понимаете, Артем, иеромонах Асогик, как я сказал, хранитель Святого Копья. А храмовый комплекс сейчас на реконструкции, в чем вы только что могли убедиться. Нам на днях привезли новую сейфовую дверь для хранилища реликвий. Это время Святое Копье хранилось… точнее, за его сохранность вне хранилища отвечает иеромонах Асогик. Значение святого артефакта не имеет смысла разъяснять?

Артем кивнул отрицательно, продолжая слушать.

Владыка Мушег в этот раз выждал паузу, явно подбирая слова. Падение серебряных шариков в его руке, удерживаемых тонкой нитью, слегка ускорилось. Артем знал, что священники – не дилетанты в риторике, им не свойственно начинать разговор, по ходу подбирая слова, и мысленно собираться, оттягивая время фразами-паразитами вроде «Ну, как бы, эээ, понимаете ли…» Священники – люди, умеющие говорить, как Иисус в Нагорной проповеди, зная, о чем говорят, понимая, что говорят, и искренне веря, что будут услышаны и поняты.

– Если я правильно понял, – решил вслух сопоставить факты Артем, – что-то случилось со Святым Копьем, раз уж за его сохранность отвечал иеромонах Асогик, а теперь он в реанимации, и разговор между нами конфиденциальный?

Владыка Мушег кивнул, не радуясь догадливости гостя и никак не выражая других эмоций.

– Вы правильно все поняли, Артем, спасибо. Мы не сомневаемся, что со Святым Копьем все в порядке. Мы знаем, что иеромонах Асогик как раз тот человек, кто не позволит чему-то случиться. Но… Он не просто в реанимации, он в коме, потому сказать ничего не может, а мы не знаем места, где он его сохранил. Точного места. Вопрос времени – нам это выяснить, и, опять же, иеромонах Асогик с Божьей помощью и нашими молитвами поправится, выйдет из комы, только вот обстоятельства его внезапной госпитализации вынудили обратиться к вам с просьбой.

Артем взглянул на дьякона Ованеса. Его лицо ничего не выражало, явно просто слушал то, о чем уже знал. Артем перевел взгляд на Гоар, которая вообще с момента приезда не проронила ни слова, кроме приветствия. «Вероятно, потому, что монастырь мужской, а она женщина», – подумал Артем.

– Об обстоятельствах, пожалуйста, поподробнее, – попросил Артем уже явно заинтересованно.