Миряне, как и Артем, заняли места вдоль стен, некоторые встали на колени. Все прихожане лицами были обращены к алтарю, абсолютно не похожему на виденные Артемом ранее. Розового туфа престол с двумя тяжелыми подсвечниками, на котором возвышался серебряный сосуд с крышкой, ждал начала богослужения. Голубь на крышке сосуда явно подчеркивал факт, что это вместилище святого миро. За престолом вместо привычного лика Спасителя или Девы Марии было лишь узкое окно-бойница, сквозь которое, вероятно, днем изливался свет, но сейчас в его витражном стекле отражалась лишь торжественность внутреннего убранства.

Началась служба. Хором священники прочли «Отче наш». Артем знал наизусть слова этой молитвы, той, что Иисус учил апостолов, знал на трех языках. Но по-армянски звучащие слова «Отче наш» просто уловил по схожей мелодии и ритму. После началась служба: послушники монастыря, выстроились в две колонны перед пюпитром с раскрытой толстой книгой и, по очереди подходя, мелодично читали – или, скорее, пели – псалмы. Закончив, очередной послушник поворачивался к сидящим сановникам в капюшонах, благоговейно кланялся и уступал очередь следующему. Через какое-то время все запели хором, в несколько голосов, и эхо, отталкиваясь от стен, звуковой волной ударило Артема так, что невольно пришлось опереться о стену.

«Ого…» – мелькнула светская мысль, оценившая красоту религиозного исполнения. Артем давно задумывался, что такое мысли вообще и на каком языке они говорят с нами. Мозг, услышав пение монахов, по-английски, вероятно, сказал бы «Wow!» По-немецки так же. Но ни одно из этих слов, включая русские – «Ого!» или «Ух ты!», не передавало восторга от услышанного.

Не желая впадать в религиозный транс, внутренне включив режим выполнения задачи (он все-таки здесь выполнял поручение и вел адвокатское расследование), Артем перешел к противоположной стене, чтобы видеть лица священников. Поискал глазами дьякона Ованеса; нашел быстро, попытался поймать глазами, но тот, хоть явно видел Артема боковым зрением, не сделал даже попытки встретиться взглядом. Тогда Артем начал поиск знакомого лица священника, увиденного на перекрестке. Среди участников службы его точно не было. Артем включил сканер знакомых черт среди стоящих вдоль стен мирян, и наткнулся на пронзительный взгляд темно-карих глаз, вперившихся прямо в него. Буквально секунду длилась эта зрительная дуэль, но Артему было достаточно, чтобы опознать человека. Вблизи от входа в часовню стоял тот самый священник с перекрестка, но в этот раз одетый в черное одеяние, явно не священническое. На нем было длинное пальто чуть ниже колен, простенькое, из-под которого отчетливо были видны черные шерстяные брюки, завершающие вполне мирскую композицию ботинками на толстой подошве. Артем не мог перепутать, он узнал священника, виденного часом ранее, и готов был поклясться, это – тот самый, правда, сейчас хоть и в длинном одеянии, но не в рясе. Облачение священника нельзя перепутать, ряса – это ниспадающий плащ до самых пят. Вероятно, он или успел переодеться, или просто закатал полы рясы, спрятав их под длинное пальто, превратившись в мирянина. Но главное – Артем вспомнил, где видел раньше это лицо, показавшееся знакомым. Это был тот самый многодетный, ищущий работу или милостыню прохожий с Северного проспекта, шепнувший: «Ты тут аккуратнее, брат. Просто береги себя…»

Глава 7. Дьякон Ованес

Служба закончилась знакомым тембром «Отче наш». Артем зажег свечу, за этот час впитавшуюся воском в пальцы, воткнул в песчаное дно ближайшего подсвечника-ванны. Перекрестился справа налево, по-православному. Подумав, еще раз перекрестился слева направо. Священники потянулись к выходу, тихо переговариваясь, по пути снимая ленты с левого плеча. Миряне, стоявшие во время службы вдоль стен, стайками двинулись на освободившееся место перед алтарем. Кто-то встал на колени и молился, другие что-то шептали и осеняли себя крестным знамением. Артем окинул взглядом прихожан, но того самого псевдосвященника с Северного проспекта не опознал.

«Странно… Хотя уже так «странно», что даже «очевидно», – подумал Артем и тоже зашагал к двери.

Дьякон Ованес, успевший надеть поверх рясы свой черный «Найк», поеживался у входа и потирал быстро озябшие худые руки.

– Готовы к трапезе? – спросил он участливо.

– В такое время, до шести вечера, я ужинать не привык, но, слышал, это полезно.

Дьякон Ованес улыбнулся и жестом руки пригласил воспользоваться правильным советом.

Они пошли мимо собора по направлению к гостинице, где остановился Артем. Стемнело быстро и окончательно, перемирие между сумерками и искусственной подсветкой Эчмиадзинского монастыря было прервано без войны, древний храм на время черноты ночи победил многомиллиардную историю солнечного превосходства.

– Почему? – неожиданно для себя спросил Артем.

– Что почему? – не понял дьякон Ованес.

Артем стушевался на мгновенье. Внутренне он уже осознал, что задал дурацкий вопрос, точнее, этот вопрос сам вырвался наружу из вихря разнородных мыслей.

– Простите, отец… дьякон Ованес. Я хотел спросить: почему вы выбрали жизнь в монастыре? Вы и остальные, ну, кого я только что видел. Молодые ребята выбрали церковную жизнь? Опять же монастырь – это же не… Ну, как бы… Несовременно.

Дьякон Ованес, скосив взгляд на Артема и забавно ткнув пальцем в дужку очков, поправляя их, неожиданно произнес:

– Вообще-то я хотел стать военным.

Видя, как собеседник отреагировал открытым ртом, дьякон Ованес продолжил:

– Мы пришли. Расскажу за трапезой.

Дверь в трапезную оказалась в нескольких метрах от входа в гостиницу, только за углом, в невзрачной арке, мимо которой Артем уже проходил по приезде в Эчмиадзин. Этакий один из многих служебных входов в большой комплекс монастыря.

Вошли внутрь, где-то вдалеке справа от входа раздавались веселые голоса и звяканье посуды. Сводчатые колонны поддерживали низкий потолок, помещение выглядело современной столовой, только залы были темны. Вероятно, трапезная монастыря была рассчитана на большое количество гостей и по праздникам бывает полна, а сами послушники и семинаристы принимают пищу где-то там, откуда было шумно и ароматно. Дьякон Ованес пригласил Артема остановиться почти у входа, где за колонной притаился небольшой освещенный закуток трапезной. В центре белоснежной скатертью призывал присесть стол, накрытый на две персоны; хлебница с лавашом, кувшин с розовым напитком подтверждали гостеприимство.

– Для нас здесь, как для почетных гостей, вот, пожалуйста! – с улыбкой сообщил дьякон Ованес.

– Все-таки хорошо бы вместе со всеми, – вздохнул Артем.

Дьякон Ованес пожал плечами, присаживаясь напротив.

– Нет, это не по правилам. Но пища будет наша, так что вкусите того же.

К удивлению Артема, тележку с монастырским яствами прикатила женщина. Среднего возраста, улыбчивая, одетая, как и следует официантке столовой, в белый передник и косынку. Поставила на стол тарелки с нарезанными овощами, армянским сыром двух сортов, несколькими кусочками жареной курицы, сосисками, и в качестве, видимо, основного блюда, каждому по тарелке омлета с горохом.

– Богато! – удивился Артем.

– Ну, на выбор. Там у нас как бы шведский стол. Все есть необязательно, не волнуйтесь. А завтра – постный день, так что предупреждаю.

Официантка завершила композицию заварным чайником и двумя чашками, пожелала приятного аппетита и удалилась вместе с тележкой.

– У вас тут и пианино, я смотрю, – Артем кивнул головой в сторону стоящего недалеко пожилого инструмента. – Похожий я видел в холле гостиницы.

– Мы иногда проводим музыкальные вечера, это правда. Даже часто, – сообщил дьякон Ованес, тихо прочел молитву и пригласил Артема начать трапезу.

– Я смотрю, не все ваши пришли на ужин. Это необязательное мероприятие? – поинтересовался Артем, впервые в жизни пробуя такое сочетание – припущенный в кипятке горох с яйцом.

– Обязательно посещение для вечерней службы. А ужин – дело добровольное. Плюс семейные пошли домой.

– У вас есть семейные монахи? – удивился Артем. – Это ж монастырь?

– Монахи – это монахи, у них нет семьи. Каждый волен сделать выбор, стать монахом или брачным священником, то есть семейным. Со временем все едут служить в разные храмы: и монахи, и священники брачные. Как святейший лично распределит.

– Я так понял, монахам отдается приоритет? – Артем хитро улыбнулся. – В смысле карьеры, если можно так выразиться.

– Можно так выразиться. И это неудивительно. Каждый сам определяет свою степень служения Богу. Вообще, монастырские установления у армян не имеют ничего общего с системой монашеских орденов на Западе. Каждый монастырь образует независимую общину. Члены его, добровольно подчинившиеся предписаниям канонического устава, не связывают себя монашескими обетами. Как сказал известный богослов патриарх Константинопольский архиепископ Магакия Орманян – «время монахов-затворников и монахов-созерцателей миновало безвозвратно». Просто для брачного духовенства доступны не все должности, скажем, не выше архипастыря, викария или члена совета. Ну, это тема отдельной лекции, не хочу вас утомлять.

Артем задумался на минуту и снова спросил:

– Вы обещали рассказать, как это: хотел стать военным – и тут такой поворот на 180 градусов. Где военный, а где священник? Это же… Даже не могу понять, как это? Или военный, или священник, разве нет?

Артем искренне недоумевал. Дьякон Ованес, почти не притронувшись к своему блюду, налил чаю с чабрецом в обе чашки. Пригубил.

– Мой дядя – военный летчик. Пилот вертолета, прошел Афганистан, награжден, был тяжело ранен. Много рассказывал о службе. И я решил стать пилотом военного вертолета, как он. Поступил в летное училище в Сызрани, где готовят вертолетчиков. Точнее, почти поступил.

– Как это? – спросил Артем.

– Экзамены сдал, а вот повторную медкомиссию… – он показал на очки. – Зрение. Первую медкомиссию я как-то прошел, выучил эту таблицу для проверки зрения наизусть. А вот вторую… Я же не знал, что после экзаменов нас снова проверят – и по другим таблицам. Вот и вернулся домой. И решил пойти в духовную семинарию. Но от военной службы не отказался.

Артем продолжал вопросительно смотреть на собеседника.

– Я служил восемь лет армейским капелланом. Это священник полковой. Там, на линии соприкосновения.

Артем искренне недоумевал. Сидевший напротив него, как ранее казалось, абсолютно миролюбивый человек, невысокий и сухого телосложения святой отец, в очках и спортивной крутке «Найк» поверх рясы, оказывается – «боевой батюшка», как Артем окрестил своего знакомого священника Русской православной церкви отца Петра, дослужившегося до капитана ВДВ в свое время. Однако тот сначала был военным, а потом пошел во служение Богу, но дьякон Ованес оказался настоящим «боевым батюшкой».

– В смысле… в Карабахе? – уточнил Артем.

Дьякон Ованес молча кивнул.

– Здорово… – Артем не знал, что и сказать. Спросил: – Ну и как думаете, это нужная профессия… В смысле, для армии?

– Конечно, – ответил дьякон Ованес.

– Это как замполит? Воспитание солдат в духе патриотизма? Что-то такое? – поинтересовался Артем и смутился, ощутив, что опять задал дурацкий вопрос.

Дьякон Ованес не обиделся.

– Не совсем, хотя, может быть, и похоже. Мы не воспитываем солдат. Мы делаем то же самое, что делают священники в храмах для прихожан. Просто на передовой нет возможности у верующих обратиться к Богу через священнодействие, они очень заняты. А потребность есть. И еще какая! И мы им помогаем. Конечно, в том числе мы, безусловно, поднимаем и боевой дух. На войне обычному человеку не может не быть страшно. И люди там чаще всего вспоминают о своей вере в Бога и молятся более искренне, это ж понятно.

Артем отодвинул тарелку, пригубил остывающего чая из своей чашки. Голоса и звон посуды где-то вдалеке не смолкали.

– А расскажите? – попросил Артем.