– В вашем мече ёкай, – будто не веря до конца, произнес Хизаши. Его настолько устрашала эта мысль, что он не удержал лицо, и на нем проступила гримаса отвращения. Досадная оплошность.

– Это обязательно? – спросил Куматани, переводя внимание на себя.

– Несомненно. Ведь духовное оружие стало непременным атрибутом оммёдзи более двух веков назад. Исключения бывали, но эти случаи уникальны, и мы не станем их сейчас рассматривать.

– Неужели кто-то мог по своей воле отказаться от такого? – не поверил Мадока. – Духовное оружие – это здорово. Я слышал, что в других школах у экзорцистов не только мечи, но даже луки и копья. И в них тоже заключены ёкаи?

Морикава кивнул.

– Верно. Обычно альтернативное оружие предпочитают школы поменьше.

– И правильно. Мечи – вот истинная гордость мужчины!

– Но как же так вышло, что никто не проговорился за столько времени? – спросил Сасаки. Его отношение к новости было Хизаши не понятно, а вот вопрос оказался здравым. – Получается, есть какой-то запрет?

– Ты прав, Сасаки-кун, – ответил Морикава-сэнсэй. – Понимаете же, какое волнение может вызвать у простого человека то, что к нему в дом принесли ёкая, пусть и внутри меча? Поэтому вам тоже предстоит дать клятву, что знания, полученные в стенах школы, останутся при вас.

Дальше беседа пошла по кругу, в основном поддерживаемая Мадокой. Как это будет происходить? Когда? Где? Какой ёкай в мече учителя? У него была масса вопросов, которые не могли скрыть его радости. Все же Мадока Джун идеально подходил идеалам школы оммёдо и экзорцизма Дзисин. Возможно, единственный из всей их компании.

Поймав на себе одновременно взгляды учителя и Куматани, Хизаши опустил голову, невольно посмотрев на ножны, покрытые красным блестящим лаком, и на мгновение почудилось, будто кто-то из металлического плена Рендзё с тоской посмотрел на него в ответ.

В суете прошли дни. Разговоры ожидаемо стихли, и даже по вечерам в их жилом павильоне не было слышно настойчивых попыток вызнать, кто и как собирается называть свои мечи и кого в них заключать. И все вроде пришло в норму, только Хизаши мучило воспоминание о том первом чувстве, которое вызвал у него взгляд на катану Морикавы-сэнсэя.

Экзорцисты – зло. Хизаши частенько сталкивался с таким мнением своих собратьев, но лишь молча проползал мимо. Его экзорцисты не пугали, в конце концов, он же не совершал ничего дурного. За что бы его изгонять? У Хизаши была совсем другая цель, и он скользил к ней серебристой змейкой, не представляя, чем обернется эта мечта.

Экзорцисты – зло. И ощущая душу меча Рендзё, Хизаши не понимал, как не заметил этого сразу. Приблизился ли бы он тогда к воротам Дзисин той дождливой осенью?

Ответ – да. Иначе невозможно.

– Вот, держи.

Куматани передал ему стопку ветхих листов, сшитых в тонкие книжицы. В библиотеке Дзисин было сумрачно, поскольку она находилась в толще горы и не имела окон. Точнее сказать, это помещение являлось архивом, где хранили старые отчеты о выполненных заданиях. Самая дальняя его часть даже не освещалась, и приходилось держать при себе фонарик-тётин^[12]. Кента пристроил длинную ручку между досок стеллажей, и бумажный шар слегка покачивался, и круг света от него скользил по полкам и окрашивал кончики волос Кенты в желтый.

– О, светлые ками! – вырвалось у Хизаши. – Это когда-нибудь закончится? Почему никто другой не займется этой ерундой?

– Это не ерунда, – возразил Кента, и уже не в первый раз. – Мы делаем важное дело, в будущем эти записи могут помочь другим экзорцистам.

– Готов поспорить, их перекладывает каждый новый набор учеников. Когда бы тут взяться беспорядку?

Но Кента уже раскрыл очередную тетрадь и, прислонившись к стене, углубился в чтение. В последнее время он читал как одержимый, все подряд, начиная со стихов и заканчивая, вот, старинными отчетами, наверняка заполненными такими же, как они, учениками. Хизаши отвернулся и спихнул стопку на полку, не особенно заботясь об аккуратности. Резкое движение покачнуло фонарик, и пламя внутри замерцало, играя тенями вокруг.

Кента поднял взгляд, как бы говоря: «Не устрой пожар, пожалуйста», и Хизаши закатил глаза. Пожары ему не нравились, и огонь первое время жизни в этом теле вызывал недоверие. Сейчас, правда, Хизаши уже не тот, что раньше, от человека и не отличишь. Взять, например, тонкие длинные пальцы, которыми он ловко переворачивал страницы книжицы. Очень удобная штука эти пальцы, Хизаши оценил их по достоинству. Кажется, это было буквально на днях, но сколько уже прошло? Три года? Для кого-то вроде Кенты – краткий эпизод, а для Хизаши – почти целая жизнь.

Задумавшись, он отложил отчет и взял другой, заполненный, судя по уверенным росчеркам кисти, кем-то более опытным. Факты изложены грамотно и по делу, но не без некоторого изящества речи. Пока Куматани был занят, Хизаши от скуки пробежался взглядом по столбикам иероглифов. Деревня Токкай на северо-востоке от Нагойи, причина обращения в управление Дзисин – зарево синего огня на горе. Оммёдзи прибыли на место и обнаружили сожженные дома и кучу мертвых сельчан. Все были убиты там, где их настигла беда, – кто на пороге собственного жилища, кто возле колодца. Источник возгорания – маленькое святилище местного ками-защитника. И была еще одна странность – выжил один-единственный мальчик, лет двенадцати.

Хизаши из интереса решил посмотреть на дату и имя экзорциста под обложкой, но успел увидеть только знакомую фамилию – Ниихара, как вдруг пламя в фонаре погасло.

На мгновение темнота окутала все плотным одеялом, Хизаши от неожиданности выпустил книгу из рук, и она с мягким шелестом страниц упала на пол.

– Откуда сквозняк? – удивился во мраке голос Куматани. Испуганным он точно не был. – Подожди, не шевелись, я сейчас.

Вспыхнул простой огненный талисман – их всегда хватало в избытке даже у воспитанников, чтобы не тратить время на высекание огня, когда есть оммёдо. Бездымное красно-рыжее пламя выхватило из тьмы лицо Куматани.

– Помоги поджечь свечу, – попросил он, и Хизаши взялся за бумажный корпус фонаря. Вскоре хранилище библиотеки вновь освещалось трепетным уютным светом, а вот отчета под ногами у Хизаши уже не было.

– Ты ничего не убирал? – на всякий случай спросил он у Кенты, тот покачал головой.

– Ты что-то потерял?

– Ничего, – ответил Хизаши и принялся за работу, решив на время забыть о прочитанном, хватало и личных поводов поломать голову.

Отчеты сортировались по годам и тяжести случаев. Бывали такие, которые в действительности оказывались делом рук человека или вовсе домыслами невежественных крестьян. Другую категорию составляло большинство имеющихся отчетов – это случаи изгнания ёкаев и злых духов по всей империи. Не так уж и редко, похоже, происходили столкновения с демонами, настоящими, из подземного мира Ёми, но куда чаще – с мелкими демонами-акумами, в которых в том числе перерождались особо злые ёкаи. Это был своеобразный круговорот – люди умирали и перерождались в новых жизнях или не уходили дальше, а застревали в виде юрэев или злых духов. Последние рисковали рано или поздно превратиться в акум. Животные, совершенствуясь, становились ёкаями, а те, если повезет, могли стать ками, заслужив поклонение людей. Или пойти по пути зла, что случалось, увы, чаще и куда как проще.

Но имелась и такая категория отчетов, куда помещали тетради с делами странными, необъяснимыми, она была малочисленной, но окруженной зловещей аурой. Складировались такие отчеты отдельно от остальных, и младшим ученикам вроде Кенты с Хизаши путь туда был закрыт.

– Эй, если ты не собираешься работать, а только читать, мы отсюда и до ужина не выберемся, – проворчал Хизаши. Не то чтобы он особенно усердно трудился, но в пыли успел испачкаться.

Кента отозвался не сразу, будто не услышал, а потом отложил очередной отчет и серьезно спросил:

– Хизаши-кун, тебе не кажется странным, что мы будем изгонять зло с помощью другого зла?

– О чем ты?

– О церемонии Гаппай-но хи. Получается, заключая ёкаев в мечи, мы с их помощью будем потом изгонять им подобных. Ты не считаешь, что это как-то подл…

Хизаши молниеносно оказался рядом и зажал ему рот ладонью. И без того большие глаза Кенты стали еще больше и с тревогой смотрели на Хизаши поверх его пальцев.

– Будь осторожнее со словами, – посоветовал Хизаши. – Если рядом нет других людей, это не значит, что ты тут один.

Кента отстранил его ладонь и перевел дух.

– Конечно, я тут не один. Мы же с тобой вместе.

Интересно, подумалось Хизаши, он действительно не понимает, что может пострадать от подобных рассуждений?

– Тем более, – холодно произнес он. – Хватит быть таким наивным, тебе давно не десять лет. О тебе тут некому заботиться.

– Но ты уже заботишься обо мне, – легко возразил Кента.

И видят боги и демоны, он прав, и осознание его правоты больно укололо Хизаши, будто его уличили в чем-то мерзком и постыдном. Взмахнув рукавом, он так резко отвернулся, что едва снова не оставил их без света.

– Работай давай, – бросил он хмуро. – Я устал.

Темное хранилище наполнилось шелестом обложек, размеренным дыханием и потрескиванием свечного пламени в клетке бумажного фонаря, и только в груди у Хизаши стучал назойливый молоточек, унять который все никак не выходило.

Обманчивое спокойствие было нарушено на следующий день. Хизаши и Кента возвращались из хранилища после очередной порции обязательной работы, когда встретили Мадоку и Сасаки, и оба они на удивление были одинаково взбудоражены. Среди младших учеников, допущенных до Гаппай-но хи, объявили общий сбор после обеда. Все уроки до вечера отменили, чтобы юноши могли осмыслить услышанное, тем более что информация, которую Ниихара-сэнсэй вместе с Морикавой и Сакурадой донесли до них, и впрямь требовала тщательного обдумывания.

В додзё гулял теплый ветерок, проникающий сквозь открытый дверной проем, ученики числом в дюжину сидели на полу в сосредоточенном ожидании, и когда старый наставник опустился на свое место перед стягом с тремя У, как их называли между собой, а учителя помладше сели по обе стороны от него чуть поодаль, внимание юношей можно было резать ножом, таким оно стало плотным.

– Что ж, я рад видеть столь ярое нетерпение у молодежи, – кашлянув, произнес Ниихара-сэнсэй, взглядом старой хитрой лисы скользя по рядам учеников. – Да-а-а… Напоминает дни моей юности. Так не будем же тянуть? К третьему дню каждый из вас должен определиться, кто станет наполнением вашего будущего духовного оружия. Отнеситесь к выбору серьезно, ведь меч экзорциста это отражение его души. Будет ли он полон огня и ярости или же коварства и изворотливости? Хотите ли вы мощи или мудрости. Какие чувства вы хотите нести? Правильный выбор очень важен, но правильность его сможете определить только вы сами. Морикава-сэнсэй, прошу вас.

Морикава с почтением кивнул ему и обернулся к застывшим ученикам.

– Для начала хочу поздравить вас с наступлением поворотного момента, первого в вашей жизни оммёдзи. Ниихара-сэнсэй не зря обратил особое внимание на важность верного выбора. Не переоцените свои силы, но и не стоит принижать свои способности. Найдите баланс в себе, не рискуйте понапрасну и не гонитесь за целью, которая для вас недостижима. Помните главное – даже дзасики-вараси^[13] в своем доме могут быть опаснее дзикининки^[14], а слабый духом, пленив нурарихёна^[15], не сможет потом совладать с ним и неизбежно потерпит крах.

– Морикава-сэнсэй имеет в виду, – грубовато перебил его Сакурада, – что жадность и гордыня приведут вас в могилу. Выбирайте цель себе по силам, чтобы мне не пришлось вытаскивать вас из пасти они.

Морикава-сэнсэй смущенно кашлянул, а старик Ниихара одобрительно покачал головой.