Пара желтых глаз. Потом укоризненное мяуканье.

Това выдыхает – она и не заметила, что задерживала дыхание. По округе бродят бездомные кошки, но она никогда не видела этого серого кота, который сейчас сидит на ступеньке ее террасы, как король на троне. Кот моргает, пристально глядя на нее.

– Ну? – Она хмурится, машет рукой: – Кыш!

Кот наклоняет голову.

– Я сказала, кыш!

Кот зевает.

Това упирает руки в боки, но кот неторопливо подходит к ней и трется худым тельцем о ее ноги. Она чувствует щиколоткой каждое ребро его грудной клетки.

Она цокает языком.

– Так, у меня в холодильнике есть запеканка с ветчиной. Тебя устроит?

В мурлыканье кота звучат пронзительные нотки. Отчаянные.

– Тогда ладно. Но если я увижу, что ты используешь мои клумбы в качестве лотка… – Она проскальзывает обратно в дверь, а Кот – Това решает, что будет называть его именно так, – остается подглядывать сквозь сетку.

Вернувшись с полной тарелкой, она садится на качели на террасе и наблюдает, как Кот поглощает холодную ветчину, сыр и картошку. Потом, отдавая блюдо Мэри Энн, Това не скажет, кому на самом деле понравилась ее стряпня.

– Жаль, если вся эта еда пропадет зря, поэтому я с радостью поделюсь с тобой, – обращается она к Коту. И говорит совершенно серьезно. Сколько, по мнению подруг, она вообще в состоянии съесть? Мысленно отметив, что утром надо забрать тарелку, она возвращается в дом и закрывает дверь.

В гостиной кончилась реклама и снова вернулись новости.

– В общем, Карла, я уже жду не дождусь нормального лета в Сиэтле, – хихикает Крейг Морено из гостиной.

– А я-то как жду, Крейг! – Смех у Карлы Кетчум бесцветный. Потом она положит локоть на стол, улыбнется в камеру и повернется к своему соведущему. Она наверняка в синем, так как, по-видимому, считает, что этот цвет идет ей больше всего. А поскольку сегодня дождь, ее светлые вьющиеся волосы не будут выпрямлены и уложены в каре. Конечно, с кухни Това ничего этого не видит, но она уверена, что так и есть.

– Посмотрим, что по этому поводу скажет Джоан. После перерыва!

А сейчас камера вернется к Крейгу Морено. Его голос станет чуть выше, когда он произнесет имя дикторши, зачитывающей прогноз погоды. Это длится уже несколько недель. Предположительно с того момента, как у них с Джоан начались отношения.

Това не остается слушать прогноз. Ей это и не нужно – будет облачно и дождливо. Снова июньская серость.

Из-за девушки

Хотя в последнее время немного солнца не помешало бы, Итан Мак ничего не имеет против туманных ночей. Вокруг уличных фонарей сияют гало, где-то в дымке ревет паромный гудок. Полуночный холод просачивается за воротник, пока Итан сидит на скамейке перед “Шоп-Уэй” и попыхивает трубкой.

Строго говоря, это запрещено. Согласно инструкции, сотрудники должны сообщать, когда выходят на перекур. Конечно, эту инструкцию написал сам Итан, и тем не менее он старается не вести себя так, будто правила его не касаются. Но здесь только он и Таннер, который возится в магазине, ни о чем не подозревая.

Он всегда нервничает, когда смотрит вслед уходящей Тове. Если верить его приемнику, настроенному на частоты полицейских раций, ночью на дорогах вечно какие-то психи. Почему она ходит по магазинам так поздно?

Прошло почти два года с тех пор, как она начала приходить поздно вечером. С тех пор, как Итан начал отглаживать перед сменой свой фланелевый воротник. Пытаться привести себя в порядок. Придать себе более презентабельный вид.

Он втягивает тепло трубки в грудь, потом выдыхает. Дым растворяется в тумане.

Туман напоминает Итану о доме – Килберри, пролив Джура, Западная Шотландия. Это по-прежнему его дом, хоть он и прожил в Соединенных Штатах сорок лет. Сорок лет назад он собрал сумку и больше не вернулся на работу в порту Кеннакрейга. Сорок лет назад он в последний раз добивался девушки.

С Синди все пошло наперекосяк. Это с самого начала была идиотская идея: сойтись с американкой, приехавшей на отдых, и спустить все свои сбережения на билет из Хитроу в аэропорт Кеннеди. Это был первый и последний раз, когда Итан летел самолетом. Он до сих пор помнит, как острова в маленьком овальном окошке становились все меньше и меньше.

Из-за двери некстати высовывается голова Таннера. Если он и замечает, что Итан нарушает правила, то ничем этого не выдает. Парень умом явно не блещет. Он говорит:

– Вы хотели, чтобы я весь холодильник перебрал?

– Конечно. Как думаешь, за что я тебе плачу?

Проворчав что-то, Таннер исчезает в магазине. Итан качает головой. Ну и молодежь пошла.

В семидесятые жизнь в Нью-Йорке была суровой, и вскоре у Итана и Синди появились планы помасштабнее. Синди продала вещи из своей квартиры в Бруклине и купила старый “фольксваген”. На этом фургоне они проехали через всю страну, и Итана поразила ее необъятность. Пенсильвания, Индиана, Небраска, Невада. Шотландия могла бы целиком поместиться в любой из этих штатов.

Когда они снова выбрались к морю, Итан почувствовал облегчение. Несколько недель они провели на побережье Северной Калифорнии, занимаясь любовью в тени гигантских секвой, а потом отправились на север по Тихоокеанскому шоссе. В ветхой часовенке где-то недалеко от границы с Орегоном они с Синди обвенчались.

Несколько недель спустя, в Абердине, штат Вашингтон, коробка передач в конце концов вышла из строя. Итан пытался ее починить, но с фургоном пришлось распрощаться. А утром, не прощаясь, исчезла Синди.

И на этом все кончилось.

Абердин подходил Итану. Он никогда не бывал в городе с таким же названием на северном побережье Шотландии, но этот показался ему знакомым. Низкое серое небо. Неприветливые, трудолюбивые люди. Он устроился портовым грузчиком. Снял угол в пансионе. Пил чай рано поутру, наблюдая, как туман стелется над корабельными мачтами.

Профсоюз обходился с ним справедливо, и в пятьдесят пять лет он вышел в отставку со скромной пенсией. Обстоятельства вынудили его перебраться с побережья поближе к центру города, к физиотерапевтам, которые должны были подлечить ему спину после многих лет погрузки бревен на суда. Но на пенсии ему стало скучно. В “Шоп-Уэй” была вакансия кассира, и к тому же ему охотно предоставили эргономичное кресло. А он взял и придумал кое-что получше – собрал свои сбережения и купил магазин.

Сейчас, десять лет спустя, деньги ему не то чтобы нужны – пока ему хватает. Пенсия покрывает аренду, продукты, бензин для пикапа. А небольшой доход от магазина позволяет пополнять коллекцию пластинок и время от времени баловать себя бутылкой хорошего скотча. Настоящим айлейским виски, а не хайлендским пойлом^[2].

В мокром тротуаре отражается свет фар: на парковку сворачивает машина. Итан гасит трубку и ныряет обратно в магазин через парадную дверь.

Он как раз занимает свое место у кассы, когда, пошатываясь, входит молодая парочка, которая так тесно переплелась руками, что двигается как одно целое. Парочка бродит по проходам, хихикая, когда врезается в стойки с чипсами и газировкой и отскакивает от них, как мячик для пинг-понга. Юнцы возятся с дебетовой картой на кассе. Они стремительно газуют и вылетают на дорогу, омывая окна фасада белым светом.

Идиоты. Точно кого-нибудь убьют. Кого-нибудь вроде сестры Итана, Мэрайи, которую сбил пикап, когда ей только-только исполнилось десять. Это были рыбаки, возвращающиеся из паба. Мир полон идиотов.

Мысль о хэтчбеке Товы на этой дороге вызывает у Итана тошноту. Хотелось бы ему проехать мимо ее дома и убедиться, что ее машина на месте. Может, у нее горел бы свет.

Но нет. Однажды он уже остался ни с чем из-за девушки.

1306-й день в неволе

Я прекрасно умею хранить секреты.

Вы могли бы сказать, что у меня нет выбора. Кому я бы их рассказал? Вариантов у меня немного.

В той мере, в какой я могу общаться с другими заключенными, эти скучные разговоры редко стоят затраченных усилий. Примитивные умы, недоразвитые нервные системы. Они запрограммированы на выживание и, возможно, в этой области профессионалы, но ни одно другое существо здесь не обладает интеллектом, подобным моему.

Мне одиноко. Пожалуй, было бы не так одиноко, будь у меня кто-то, с кем я мог бы поделиться своими секретами.

Секреты повсюду. Некоторые люди просто набиты ими. Как они не лопаются? Похоже, это их отличительная черта как вида – ужасные навыки коммуникации. Нет, не то чтобы другие виды вели себя намного лучше, но даже селедка способна определить, в какую сторону поворачивает ее косяк, и последовать за ним. Почему люди не могут воспользоваться своими миллионами слов, чтобы просто сказать друг другу, чего они хотят?

Море тоже прекрасно умеет хранить секреты.

Один из них, добытый с самого дна, я ношу с собой до сих пор.

Детеныши гадюк особенно опасны

Коробка три дня стоит на кухонной стойке Кэмерона нетронутой.

Тетя Джин тогда сама вынесла ее на улицу. “Выбрось, если хочешь, но сначала хотя бы глянь, что там, – сказала она. – Семья – это важно”.

Кэмерон закатил глаза. Семья. Но когда тетушка настаивает, спорить бессмысленно. Так что коробка отправилась с ним домой. Теперь Кэмерон смотрит на нее с дивана, подумывая выключить спортивный канал и посмотреть, что внутри. Вдруг там найдется что-то, что сгодится для ломбарда. Кэти скоро потребует с него половину арендной платы за июль.

Может, после обеда.

Микроволновка гудит, и он ждет, наблюдая, как вращается чашка с лапшой. Готовка с помощью электромагнитного излучения, которое заставляет молекулы еды со всей дури сталкиваться друг с другом, – в чью голову приходят такие идеи, кто придумывает, как продавать эти приборы? Кем бы ни был этот чувак, он теперь, наверное, плавает себе где-нибудь в куче денег, голышом, в обществе супермоделей. Жизнь несправедлива.

Дзинь.

Кэмерон вытаскивает дымящуюся чашку. Он несет ее обратно на диван, осторожно, чтобы не расплескать, но тут дверь квартиры со скрипом открывается, и он вздрагивает.

– Да твою ж мать! – Обжигающая жидкость выплескивается на руку.

– Кэм! Ты как? – Кэти роняет свою рабочую сумку и кидается к нему.

– Нормально, – бормочет он.

Что она делает дома во вторник днем? С другой стороны, она и сама могла бы задать ему тот же вопрос. Мысли разбегаются. Он ей вообще говорил, что сегодня работает? А она спрашивала?

– Подожди, – говорит она и убегает на кухню, покачивая идеальной попкой под серой юбкой. Кэти работает на стойке регистрации отеля “Холидей Инн” у автомагистрали. Хорошо, что сейчас у нее дневные смены. Ему бы мало не показалось, если бы она до сих пор работала по ночам.

Она спешит обратно с двумя влажными тряпками.

– Спасибо, – говорит Кэмерон, когда она протягивает ему одну из них. Прохлада приносит желанное облегчение. Кэти садится на корточки, чтобы другой тряпкой вытереть пролитый бульон.

– А ты сегодня рано, – говорит Кэмерон, наклоняясь помочь ей и стараясь, чтобы голос звучал беспечно.

– Днем у меня прием у зубного. Помнишь? Мы это обсуждали на прошлой неделе.

– А, ну да. Точно. – Кэмерон кивает, смутно припоминая.

– А ты вроде не говорил, что у тебя сегодня выходной. – Она подбирает с ковра полоску лапши, бросает ее на тряпку и, прищурившись, смотрит на него снизу вверх.

– Э-э, ну да. У меня сегодня выходной. – Он не добавляет: и завтра, и послезавтра, и через день.

– Странно, что они дали тебе выходной. Ты же у них только третью неделю.

– Вообще-то сегодня праздник.

Блин, ну почему он это сказал?

Она встает.

– Праздник?

– Да. – Ложь шита белыми нитками. – Международный день строителя. У всех выходной.

Нет, ну а что он ей скажет? Правду? Ему просто нужно время. Пара дней, чтобы найти новую работу. Тогда все будет хорошо.