Я тихонько придвинула его к себе, краем уха слушая разговор мамы. И на первом же фото, на котором и был раскрыт альбом, увидела её – маму, очень молодую, с огромным беременным животом. На фото счастливая мама сидела на диване рядом с новогодней украшенной ёлкой, рядом с ней сидела Айша, обняв маму за животик, а рядом стоял мой старший брат с пластиковым сине-белым пулемётом.

А в мамином животе – я.

И мама такая довольная! Ладонь к животику прижала, наверное, я толкалась в это время, и мама хотела прочувствовать этот момент, и сестре позволила.

Я с улыбкой погладила фото. Наверное, снимал отец.

Перевернула лист, там снова мама, и еще, и еще… а это уже я? Кажется… да, это я. Младенец еще. Вот только что-то не так… что-то…

Сердце тревожно зашлось, я втянула воздух ртом, силясь понять, поймать ускользающую тень мысли…

– Я перезвоню, – услышала резкое мамино, а затем она придвинула к себе альбом, и захлопнула его. – Севиль, а ты… ты почему не спишь? Напугала как, – мама нервно рассмеялась, двумя руками сжимая альбом, как щит. – А я с сестрой твоей разговаривала. Представляешь, фифа какая! Говорит: а почему не первым классом летите? Еще бы спросила про отдельный джет.

– Топ-модель, – пробормотала я, растерянно наблюдая за тем как мама суетится.

– Ремня давно не получала эта топ-модель.

– Никто не получал. Вы с папой только грозились. Мам, ты чего такая? А этот альбом…

– Мне нужна твоя помощь, – перебила мама, бросила альбом на стол, приобняла меня, и буквально потащила в коридор. – Я утром хотела попросить, но раз ты не спишь, Севиль, милая, подбери мне косметику для отпуска. И побольше, если не жаль. Поделишься со мной своими запасами? Хочу в отпуске много фотосессий устроить, буду видео твои смотреть, и макияжи по ним делать. Пока мы с Самиром не совсем одряхлели – нужно запечатлеть нас. Поможешь?

– Ну конечно, – обрадовалась я, и потянула маму в свою комнату, где мы с мамой и провели несколько часов над завалами моей косметики и обсуждая образы для фотосессий. А затем пришёл папа, и разогнал наш девичник по постелям.

Но засыпала я в тревоге. Почему-то те старые фото навеяли что-то жуткое…

Глупости! – я зажмурилась, и приказала себе заснуть.

А утром всё забылось из-за царящей в доме суеты: после совместного завтрака приехало такси, и мама с папой после пятнадцати минут совместных обнимашек и «сидений на дорожку» уехали в аэропорт.

И я осталась одна на ближайшие три недели.

Глава 10

– Еще раз хочу извиниться перед вами, – я виновато взглянула в глаза сидящего напротив меня мужчины. – Обычно, если я что-то обещаю – делаю, тем более, вы заплатили мне. Но из-за простуды…

– Я понял. Ничего, всякое бывает. В таком случае, в четверг? Сделаем анонс в соцсетях, рассылку. И, кстати, это вам, – собеседник наклонился, достал из-под стола объемный пакет, и вручил его мне. – Мастер-класс вы будете проводить косметикой этого бренда. Это наш эксклюзив, мы должны рекламировать его. Присмотритесь к этой косметике, потренируйтесь, если не затруднит – снимите обзор и видео с макияжем, бренд готов оплатить дополнительную рекламу. Так что насчет четверга?

– В четверг в полдень, – кивнула я менеджеру. – И обзор косметики сделаю завтра.

– В таком случае вот небольшой аванс, – мужчина положил передо мной четыре пятитысячных купюры. – И следите за соцсетями, сегодня мы сделаем анонс мероприятия, с вас репосты.

После разговора о делах мы с Арнольдом – а именно так звали представителя парфюмерно-косметического магазина – допили кофе, и попрощались на позитивной ноте.

Из-за короткой болезни я столько всего пропустила – жуть! Договаривалась с магазином о проведении мастер-класса, даже деньги взяла – и пропала. С детками из клуба почти неделю не виделась. И отработка зачёта у Ветрова тоже застопорилась.

Нужно исправляться, а то непрофессионализмом попахивает.

С этой мыслью я и вышла из кафе на первом этаже торгового центра, и… увидела разъяренного Эльнура, скрестившего руки на груди, и глядящего на меня в упор. Ужас, у него лицо покраснело и, будто бы, даже глаза красные как у нечисти.

– Привет. Вот так встреча, – поздоровалась я неуверенным тоном и сделала пару шагов к жениху, помахивая крафтовым пакетом с косметикой. – Эльнур, а ты…

Что он здесь забыл я спросить не успела. Потому что услышала:

– А я пришел подарок своей больной невесте купить. И увидел, что невеста, о чудо, не больна. Севиль, скажи, как назвать девушку, которая обманывает своего мужчину? Как назвать невесту, гуляющую по ресторанам с посторонними мужиками? Подарки от них принимающую, деньги. Скажи, как такую назвать?

Чем дольше Эльнур говорил – тем громче. И те посетители торгового центра, которые не заткнули уши наушниками, на нас оборачивались.

– Ты дурак? Это не ресторан, а кафе. И…

– Да, – рявкнул Эльнур. – Это – кафе. А ты – шлюха и лгунья.

Я дернулась, словно от пощечины. Да это и есть пощечина! Меня никогда не оскорбляли, разве что незнакомые хамы на улице, и тролли в интернете, но родные, друзья – никогда.

И как же это оказалось больно! Из-за несправедливости больно! Всё же очевидно, а Эльнур – он даже выслушать не смог, зато как унижать – тут он первый.

– Да пошел ты, – прошептала, и развернулась в сторону выхода.

– Охренеть! Вместо того чтобы на колени передо мной встать, и извиниться – посылаешь. Хороша невеста! Стоять, – Эльнур дернул меня за руку, и заставил развернуться к нему лицом. – Дождалась, пока родители улетят, и по рукам пошла? Ай, хороша! Ай, молодец! Так чесалось? Подарочки хоть дорогие ёбарь сделал, или масс-маркет? А, он же еще и деньги тебе вручил. Прайс озвучишь?

Пакет с косметикой шумно упал рядом с нашими ногами, и моя освободившаяся ладонь звонко встретилась со щекой Эльнура.

– Это был менеджер косметического. Косметика – на рекламу, деньги – аванс. А ты просто мудак. Видеть тебя не желаю!

Я подняла пакет, и пошла к выходу.

– Я на идиота похож? – услышала я вслед, Эльнур еще что-то прокричал, но… пошёл бы он прямиком в нечистую пасть шайтана!

Это я – Я имею право себя поругивать! Он – нет!

Кошмар, Эльнур еще и прилюдно не постыдился на меня вызвериться. Он меня настолько не уважает! Настолько… презирает. Да, именно презирает, раз заподозрил не просто в измене, а в проституции!

Телефон в кармане завибрировал, и я услышала новый окрик:

– Севиль!

Обернулась, и показала Эльнуру фак. От души, дорогой!

– Севиль, остановись!

Я свернула за угол, на секунду и правда остановилась, чтобы вызвать такси. Но пока оно доедет, Эльнур успеет наговорить мне еще букет мерзостей. Остановка через перекресток, а потому… потому…

Потому я вошла в бизнес-центр. Десять-двадцать минут посижу где-нибудь здесь, в кафешке, а потом выйду и вызову такси.

К глазам подступили слезы обиды. Слова Эльнура до сих пор эхом во мне гуляют. Противно, унизительно, горько так, что практически невыносимо! Нет, нужно вызвать такси сейчас. Пусть водитель ко входу подъедет, и я сразу выбегу, и на Эльнура не наткнусь. А то разрыдаюсь еще здесь, на людях.

Я достала телефон. Чуть не уронила его – руки дрожат. Разблокировала, и убедилась: да, звонил мне именно Эльнур. Скотина ты, жених мой!

«Если насчет менеджера правда – почему сразу не объяснилась? Ты слишком долго придумывала оправдание. Знаешь, что-то не верю я тебе» – всплыло сообщение всё от него же, и я с чистой совестью отправила номер Эльнура в черный список.

– Козлина, – зажмурилась, чтобы не плакать, зло тряхнула зажатым в ладони телефоном, и… врезалась носом во что-то теплое и твердое.

В кого-то.

– Эй, – услышала знакомый мужской голос, и аромат парфюма тоже знакомый, и даже прикосновение сильных ладоней – они не прикасались ко мне, но тоже будто знакомые.

– Эй – зовут лошадей, – хныкнула я, открыв глаза и увидела Корнея. То есть, Корнея Андреевича.

– А ты почему здесь? На учёбе почему столько времени не была? – спросил он строго. Голос такой же строгий, как и вид: костюм, а не джинсы и рубашка, как обычно. Такой стильный, деловой и, кажется, еще более взрослый чем обычно.

Наверное, на встрече был по работе. Или с женщиной. Или еще какие-то важные дела были. Не такие как у меня – прятки от жениха, назвавшего проституткой за двадцать тысяч рублей!

– Севиль? – нахмурился Ветров, с тревогой глядя на меня.

– Я… – захлебнулась воздухом, попыталась спрятать от Корнея лицо, выражением которого я сейчас не управляю. Убежать бы! – Я…

– Да что с тобой? Кто-то обидел? – мужские ладони чуть крепче, будто вопросительно сжали мои плечи, и мне это таким заботливым показалось, что я посыпалась, всхлипнула тихо и ткнулась лицом ему в до одури классно пахнущую шею.

А затем уже и разрыдалась от души. И какая-то не истерящая часть меня почувствовала упоение от того, что Ветров меня обнял. Не особо крепко, немного растерянно и неуверенно – но обнял!

КОРНЕЙ

Когда женщина плачет, первый порыв – не утешать её, а сбежать из страны. Честно. Вроде я знаю, что не обижал Севиль, и её слезы не в мою честь, но почему-то я сейчас чувствую себя мудаком, словно рыдает она из-за меня.

Черт, вот что сейчас делать?

Приобнял девчонку. Чувствую себя дико неловко из-за происходящего. Съездил, что называется, на обед – а именно из-за этого я и спустился из своего кабинета. А тут Севиль. Плачет. Снова.

– Кто-то обидел? – спросил я, сжал хрупкие плечи Севиль и, кажется, даже похлопал её по спине.

Идиот.

В ответ услышал сдавленные всхлипы, а затем плотину прорвало, и поток слез хлынул, унося меня в страну паники.

Что. Блин. Делать? И кто настолько сильно довёл Севиль? Хотя, она, насколько я успел понять, своими эмоциями абсолютно не владеет: то рыдает, то болтает, то хохочет, то обижается, и никакой, мать её, золотой середины. У девицы вечный Апокалипсис!

– Севиль? Ну тише, тише, – пробормотал, гладя её по подрагивающим плечам и презирая себя за то, что ничего членораздельного сказать не могу. – Ты шла к кому-то? Тебя ждут?

– Н-нет, – простонала она. – Никто!

– Подвезти тебя до дома?

– Он… там… я не хочу! Я сейчас… я… простите, я сейчас уйду… куда-нибу-у-удь! – и здравствуй, новая порция слез.

Ох, да боже ты мой!

– Идём. Я на обед еду, – сказал, практически таща Севиль за собой из бизнес центра. – Посидишь со мной в ресторане, успокоишься. Захочешь – расскажешь, что случилось, ладно? Десерт тебе закажем.

– Я же не маленькая, чтобы десертом меня утешать! И… я не хочу в ресторан! Была уже, мне хватило, – она проговорила это, и практически обмякла в моих руках, уже не рыдая в голос, а всхлипывая так горько и обиженно, что растерянность моя переросла в злость на того, кто девчонку обидел.

Ну ребёнок же совсем!

А я – извращенец. И сейчас как никогда остро это осознаю! Смотрел же на Севиль, и не так как преподаватель на студентку должен смотреть. Сблизился сам, отработку эту чертову придумал, дразнил Севиль, намекал, а она… ну ребёнок она! Ребёнок, несмотря на самую охеренную грудь, которую я видел.

А я видел, и помню всё, к сожалению, очень хорошо. Как Севиль стояла спиной к окну – испуганная, ранимая, чуть странная, расстегивала блузку, а там… оливковая кожа, прикрытая кружевом, и до сих пор до стона хочется вернуться в тот момент и губами пройтись по линиям соприкосновения кожи и кружева, смочить слюной ткань бюстгальтера, через кружево обхватить губами сосок, а потом как с подарка снять обертку, и…

– Мы куда? В ресторан? Я не…

– Ко мне домой, – просипел я, отгоняя неуместные фантазии.

Ребёнок! Надо просто запомнить: Севиль, несмотря на давно достигнутый возраст согласия, еще маленькая!

И я везу её у себе домой… не идиот ли?!