– Врут, – уверенно припечатала я. – Ветрова ректор уговорил у нас преподавать потому что он умный. А умный мужик вряд ли сотрудниц на работу будет брать, посмотрев на их голые груди, сейчас в них недостатка нет, необязательно трудоустраивать. В общем, ректор идиота бы не пригласил преподавать. Не верю.

– Почему сразу идиота? Молодого мужика, облеченного властью, всё логично, – пожала Стася плечами. – Приходят к нему на собеседование пять умных девчонок: четыре отказались показывать сиськи, а одна согласилась, вот он – конкурсный отбор. Может и с зачётом прокатит.

– Стась, ну хватит, – я рассмеялась. – Глупости какие. Либо тебе те девочки, с которыми ты разговаривала, наврали, либо ты нас сейчас разводишь.

– А вот и не развожу. Ты в пятницу на пересдачу пойдешь?

– Да.

– Я тоже.

– И?

– И дам Ветрову то, что он хочет, – Стася выпятила грудь. – Ему мне в кайф показать, и даже дать потрогать, и не только грудь.

– Ну-ну.

Я хихикнула, представив дурынду, которая может возомнить, что с помощью демонстрации груди зачёт получит, и идиота-препода, который за это поставит зачёт, рискуя репутацией. Я, хоть и не гений в термодинамике, но и не дура. Однако, девчонки меня повеселили.

Ладно, буду учить, что еще остаётся.

И я учила. Вернее, пыталась учить. Я честно открывала учебник, честно начинала читать, но через пару абзацев прочитанного смысл от меня ускользал. Тогда я меняла тактику: читала вслух, конспектировала прочитанное на бумаге, и… никак. Нет, что-то, конечно, мне далось, и принцип Кюри у меня от зубов теперь отскакивает, но он мне дался на кураже здоровой злости. А в остальном…

В остальном я больше времени потратила, поминая Николая Федоровича иногда добрым, а иногда и не очень, словом. В Канаду он перебрался, угу! Где, спрашивается, патриотизм?!

Всю пятницу я мандражировала. На лекциях и на обеденном перерыве пыталась зубрить трижды проклятую термодинамику, а затем как на казнь поплелась на кафедру, где у двери стояла Стася и еще один хвостатый должник.

Отряд неудачников.

– Я первая, – вздернула Стася подбородок.

– Дамы вперед, – прогундосил двухметровый Антоша Пятницкий. – Севилька, пропускаю.

А, перед смертью не надышишься! Может, Ветров сжалится, и снова спросит про принцип Кюри. Должно же мне повезти!

Про стратегию «покажи сиськи» я благополучно забыла, и вспомнила лишь когда Стася подмигнула мне, и вошла на кафедру.

Нет, она же не может? Она пошутила, точно! Или её обманули! А если Стаська покажет Ветрову грудь? Этот хлыщ явно много грудей видел, судя по его экстерьеру. Он Стасю с позором из кабинета прогонит… если она не передумала так рисковать. Ох, надеюсь, Стасе хватит ума не делать глупостей.

Одногруппница вышла в коридор через десять минут, одергивая блузочку. Раскрасневшаяся, улыбающаяся… с зачёткой в руке…

Не может быть!

– Стась, – подошла я к ней, – только не говори что…

– Зачёт, детка, – она подмигнула, и открыла её передо мной, а там всё как надо: дата, подпись, божебожебоже! – Я же говорила! Иди, твоя очередь. Удачи. Лифчик, надеюсь, секси?

Я не ответила. Медленно пошла к кабинету, клянясь, что ни за что… никогда… это же за гранью добра и зла: ради спокойствия дедули преподавателю грудь демонстрировать, кошмар какой! Нет, мне обязательно повезёт с вопросом, я отвечу, получу зачёт, куплю себе синнабончик и поеду домой.

Да я и не решусь на подобное – предложить показать грудь…

Но, сама не понимаю, как так вышло, в итоге я именно это и сделала – предложила.

Глава 2

А день, кстати, начался вполне мирно. Ничего не предвещало беды.

Проснулась я с книгой на животе – перед сном я читала свою «любимую» термодинамику, и она оказалась отличным снотворным. Затем была зарядка, тропический душ, под которым я стояла и мечтала…

… а вот как войду на кафедру сегодня! И на Корнея Андреевича взгляну серьезно, улыбаться ему не стану, вот еще. Обойдётся! Улыбки нужно дарить хорошим людям. А он – ну ни капельки не хороший тип. Иначе не стал бы так наседать с несчастным зачётом.

И вот, войду я на кафедру, взгляну на преподавателя серьезно, и Корней Андреевич задаст мне вопрос по термодинамике – разумеется, в его глазах будет насмешка, и весь его вид будет воплощать снисходительность. Мол, ну давай, позорься, Севиль, а я посмеюсь над тобой, и отправлю на еще одну пересдачу. А я возьму, и отвечу на его вопрос! Причем, блестяще отвечу! Настолько блестяще, у Корнея Андреевича рот от удивления приоткроется.

Но он, нехороший человек, задаст мне уточняющий вопрос, чтобы завалить. А я и на него отвечу, да! И задачу решу в уме, мне даже бумага не потребуется, чтобы её расписать…

На этом моменте я ненадолго выпала из своих фантазий, вздохнула: я и на бумаге-то задачи не как семечки щелкаю, а уж в уме – ум мне не для термодинамики нужен. Ай, – поджала я губы, – неважно! Задачи, вопросы… в общем, я настолько гениально отвечу на все каверзные вопросы Корнея Андреевича, что он сменит снисходительное отношение ко мне на глубочайшее уважение.

– Севиль, вы ведь внучка того самого Давида Аразовича Сафарова? – спросит он. – И дочь Самира Давидовича?

– Да, – кивну я снисходительно.

Корней Андреевич округлит глаза, поднимется со стула, и я, так и быть, тоже встану.

– Вы – достойная дочь своей семьи. Я должен был поставить вам зачёт автоматом. Видимо, в прошлый раз вы просто разволновались, потому и не ответили на мой вопрос. Я был неправ. Севиль, вы можете не ходить на те предметы, которые я веду, вы знаете их лучше, чем я. Экзамены и зачёты будут вам проставлены. Позвольте пожать вам руку в знак уважения, – скажет он.

И я пожму. И, может быть, даже улыбнусь ему в знак своего прощения.

Так, стоп! – снова выпала я в реальный мир. – А почему только по предметам Корнея Андреевича у меня будут автоматы?..

– Я поговорю с коллегами, – я так ясно представила, как Корней Андреевич скажет это, буквально увидела, – и они последуют моему примеру: вас не станут отвлекать подготовкой к зачётам, экзаменам. Абсолютно точно, вам не нужно тратить время на такую ерунду. Вы, Севиль, должны отцу и деду помогать!

– Да, – простонала я.

Так бы и стояла под душем часами. Очень уж приятно представлять, как всё может быть!

– Севиль-ханым, айда завтракать, – мама, не потрудившись постучать в дверь, вошла в комнату.

– Не хочу, – мне кусок сегодня в горло не полезет от волнения. – И я сейчас снимать буду.

– Блог свой? – мама села на кровать, с любопытством разглядывая мои нехитрые приспособления для съёмки: штатив, телефон, свет – всё очень маленькое, непрофессиональное, ведь мой бьюти-блог – тайна от мужской части нашей семьи. – А что снимать будешь?

– Подпишись на мой канал, и узнаешь. Макияж, – сдалась я со смехом. – Я подписчикам обещала показать как накраситься без кисточек, спонжей, ватных палочек. Пальчиками.

– Можно посмотреть? Я на кровати посижу, меня не видно будет.

– Мам, я стесняюсь.

– Чужих людей не стесняешься, а мать родную сесняешься?

– Ой, сиди, – проворчала я.

– Ой, спасибо, моя щедрая дочь.

– А папа?

– Уехал уже, – мама обиженно поджала губы. – Мне, главное, говорит: увольняйся, отдыхай, дома сиди, а сам даже отпуск взять раз в пару лет не хочет. Я как вампир бледная хожу, солнца не вижу.

Пока я одевалась, и раскладывала на столе косметику, мама жаловалась на трудоголика-папу, сильно увлекаясь: вот уже два года без отдыха на море превратились в возмущенное: «твой папа никогда не возил меня отдыхать!».

– Мам, так возьми и купи путёвку, и папе подари.

– Так он её и примет. Скажет: иди, Ксеня, возвращай её. Хотя, – мама хмыкнула, скрестив руки на груди, – а почему это я должна её сдавать? Куплю и скажу: едем, и точка!

– И ногой топни. Или кулаком по столу, – я в красках представила описанное мамой будущее, что не смогла удержаться.

– И топну. И хлопну, – воинственно заявила мама. – А то сколько можно?!

Отсмеявшись, я включила на телефоне запись и, убедившись что картинка хорошая, и я в фокусе, принялась наносить макияж, параллельно комментируя каждое своё действие.

– … вы скажете, что стрелки невозможно нарисовать пальцем? Я скажу что вы ошибаетесь! Можно, и даже нужно, особенно если у вас проблема с ровными и одинаковыми стрелками. Возьмите карандаш, и сделайте на указательном пальце жирненькую точку. Вот так, от души, – я выставила перед камерой указательный палец с коричневым свотчем карандаша для век. – А теперь просто ведите пальцем по направлению к внутреннему уголку глаза. Смотрите, какая красота получилась: ровно, плавно, сразу с растушёвкой. Проделываем то же со вторым веком, и… але-оп! Всё гениальное – просто!

Я так увлеклась макияжем и общением со своими зрителями, что чуть про время не забыла. Но вовремя вспомнила, и решила не усложнять макияж, обойдясь нюдовым.

– Вот и всё, дорогие мои. Ставьте лайки или дизлайки, но тех кто ставит мне дизлайки я запоминаю, – шутливо погрозила пальцем на камеру. – Нажимайте на колокольчик, и делитесь в комментариях отзывами: получилось ли у вас, или… да конечно же у вас получится такой макияж, иначе и быть не может! Но вы всё равно пишите, и предлагайте темы для новых роликов. Пока-пока, увидимся в новом видео, которое выйдет совсем скоро!

Я завершила запись. Жаль, что сейчас нет времени на монтаж, займусь этим после пересдачи.

Перед выходом из дома мама пыталась впихнуть в меня сырники, но волнение, утихшее перед камерой, вернулось, я покачала головой, взяла такси, открыла учебник, с которым не расставалась ни в такси, ни на парах.

А затем настало время консультации. И я вошла на кафедру, не в силах перестать вспоминать, как Стася вышла отсюда минутой раньше, поправляя блузку, и держа в руке зачётку.

– А, Сафарова, – поприветствовал меня Корней Андреевич, когда я несмело подошла к его столу.

И взгляд его… он что, на мою грудь посмотрел?

Ах ты извращенец!

Я бросила на преподавателя ответный негодующий взгляд, и скрестила руки на груди.

А вот не покажу я тебе ничего!

Боже. Ну красивый же мужик. Немолодой, конечно, но и не дряхлый. В тридцать четыре года жена должна быть, и на её грудь стоит смотреть, а не студенток на такое подбивать, и не своих подчиненных.

А если у Корнея Андреевича еще и жена есть, и она не знает, какой он развратный тип? И почему он на меня так смотрит? Снова на грудь? Не насмотрелся на Стаськину?

– Севиль, вы меня слышите? Вам нехорошо?

– Вы женаты? – вырвался у меня вопрос, просто очень уж за его жену стало обидно.

– А без этой информации вы не проживёте? Ладно, хоть это и не ваше дело, отвечу: я не женат. Если вы ради этого пришли на консультацию – можете идти. Если же вы ради пересдачи – давайте уже начнём.

Начнём. А что начнём? Блузку расстегивать?

Я опустилась на стул напротив стола Корнея Андреевича, липкими от волнения ладонями сжала колени. Сердце грохочет так сильно, что, кажется, весь университет слышит.

– Севиль, – кивнул мне Корней Андреевич, хотя какой он Андреевич после того что я о нём узнала, – вперёд.

Кожу на щеках печёт, я неумолимо краснею. Что бы сказали мои предки, если бы им довелось узнать, с кем приходится дело иметь? Да любой мужчина моего рода Корнея Андреевича бы кинжалом зарезал! Папа был бы в ужасе, дедушка бы схватился за сердце, а вот те предки, которых уже нет – они, темпераментные и строгие кавказские мужчины, точно зарезали бы негодяя!

– Севиль, вы хорошо себя чувствуете?

– Д-для чего? – промямлила я.

Корней Андреевич вздохнул, даже глаза закатил. Вот и правильно, пусть на потолок смотрит лучше!

– Вы лучше вопрос мне задайте, ладно? В смысле, по неравновесной термодинамике. А я отвечу! – протараторила я, намекая, что ни на что неприличное я не согласна.