У меня сдавливает грудь. Она видела Данте прошлой ночью? Его не было в таверне. Возникает вопрос: где она его встретила? Посещала дворец? Куртизанки часто собираются там на частные вечеринки с высокопоставленными чиновниками Люче.

Катриона поправляет конец ленты.

– А вы получили свои ленточки?

Сибилла вздыхает.

– В таком случае мы бы их носили.

Джиана вылетает из кухни с блюдом сыра.

Я отступаю в сторону, чтобы дать ей пройти, и притворяюсь, что не знаю ответа, когда спрашиваю:

– Данте был здесь прошлой ночью?

– Нет. Наши пути пересеклись в доме синьора Лавано, меня наняли для развлечения.

– Заканчивайте сплетничать, для мамы нужно разделать рыбу, а мне не помешала бы помощь в столовой. – Каштановые локоны Джианы обрамляют ее смуглое лицо. В отличие от Сиб, которая выпрямляет волосы с тех пор, как научилась этому, Джиа гордится своими кудрями.

– Я пойду. – Сибилла скрывается на кухне, дверь открывается и закрывается, выпуская ароматный травяной пар и запах шипящего масла.

Джиана кивает в сторону лестницы:

– Командор ждет тебя в бордовой комнате, Катриона.

– Ах, Сильвий, – нараспев произносит Катриона и указывает на амфору, наполненную золотистой жидкостью, которую Марчелло варит из ферментированного меда и клевера. – Налей мне выпить, хорошо, micara?^[18]

Только меня Катриона называет micara.

Я наливаю сиропообразную жидкость в стакан размером с наперсток.

Она опрокидывает его, как только я убираю бутылку, затем постукивает пальцем по краю стопки, чтобы я налила еще.

– Знаешь, тебе стоит присоединиться к нам. Сильвий все время говорит о тебе.

Джиана отшатывается, как будто Катриона пригласила ее наверх.

– Я скорее переплыву канал, чем лягу с ним. – Я забиваю пробку обратно в амфору.

– Он щедро платит. Уверена, он и золотой монеты не пожалеет, я бы его убедила, учитывая, что ты…

– Мне не нужны деньги.

– Ты уверена в этом, micara? – Ее взгляд скользит по заплаткам на моем платье.

Тебя не волнуют такие вещи, Фэллон. Точно так же, как тебя не волнуют драгоценности или похвала.

– Фэллон слишком мила для твоей профессии. – Джиана ставит медные кружки на блюдо, тянется за кувшином воды, я подаю.

– Когда-то давно я тоже была милой. – Катриона подносит медовый напиток к губам и залпом выпивает. – Это быстро проходит, независимо от того, снимаешь ли ты одежду для одного мужчины или для многих.

– Брось, Катриона. – Джиана прищуривается, глядя на куртизанку, прежде чем повернуться и унести свое блюдо прочь.

– Я вижу, как ты смотришь на принца.

Медная кружка, которую я ополаскиваю, звякает о раковину и теряется под пеной.

– Я вижу, как он смотрит на тебя.

Я наблюдаю за Катрионой из-под ресниц.

– Я могла бы помочь тебе заполучить его. И не только на одну ночь.

Мое сердце колотится так быстро, что мой голос дрожит:

– Я полукровка.

Ее брови, которые намного темнее золотистых волос, вьющихся вокруг шеи, изгибаются.

– Я тоже.

Жар заливает мои щеки, когда я понимаю, что она говорила не про брак.

– Люче, может, и не позволяет нам подняться выше наших ушей, но брак – это еще не все, Фэллон.

– Откуда такому человеку, как ты, знать? – резко произношу я.

Катриона привыкла к колкостям, и все равно ее лицо застывает.

– Я многое повидала на своем веку, но никогда не видела брака по любви среди знати. Если ты хочешь верности и привязанности, избегай чистокровных.

Я знаю, завоевать сердце Данте – трудная задача, но если я вступлю в эту битву заранее побежденной, какие у меня шансы?

Глава 7

Звезды уже меркнут, когда я возвращаюсь домой. Внутри так тихо, что я слышу, как наши соседи, торговцы рыбой, заваривают чай, готовясь выйти в море до того, как поднимется ветер.

Не вижу на кухне ни золотой ленты, ни письма с официальной печатью, на цыпочках поднимаюсь по винтовой лестнице, вздрагивая при каждом скрипе. Во мне теплится надежда найти приглашение в комнате, но и она тает.

И Сибилла, и Джиана уже получили ленты, их родители тоже, и, конечно, Феб. Он может жить в Тарелексо и подстригать золотые волосы в знак солидарности с простыми жителями, но пока его семья не отреклась от него, он останется тарекуорином, а все тарекуорины, насколько я поняла по разговорам в таверне, приглашены.

Не раздеваясь, падаю на постель и сворачиваюсь калачиком. Как я ни стараюсь сдержать слезы, они все равно катятся на подушку. Я зла на мать. Так зла. Это она виновата.

Из-за нее у меня нет перспектив, только ужасная репутация.

Удивительно, что нас не отправили в Ракс вместе с дикарями.

– Ты поздно вернулась. – Нонна стоит в дверном проеме, ее черная ночная рубашка прикрыта шалью. – Или, скорее, рано.

– Это была грандиозная ночь, учитывая все волнения, связанные с лентами. – Я смотрю в окно на перламутровое небо. – Получили мы хотя бы одну?

В комнате воцаряется такая густая тишина, что мне кажется, Нонна вернулась в постель, но тут до меня доносится ее аромат лимона и глицинии, обвивая меня, как виноградные лозы.

– Нет.

– Конечно, нет. – Если существует список полукровок, которым запрещено ступать на Изолакуори, то женщины Росси точно туда вписаны.

– Королевские пиры переоценивают, Гокколина.

Осколок печали у меня в горле ощущается острее.

– Думаю, я никогда этого не узнаю.

– Mi cuori…^[19]

Сегодня вечером я не хочу быть ни ее сердцем, ни каплей дождя. Мне даже не хочется быть Фэллон Росси.

– Спокойной ночи, Нонна.

Она садится рядом со мной на кровать, опускает ладонь на мои волосы, убирает пряди с влажных дорожек на щеках.

– Я сказала: спокойной ночи. – Я отодвигаюсь так, что ее рука соскальзывает.

Она замирает на мгновение, затем шепчет:

– Я люблю тебя.

Она ждет, что я отвечу тем же, матрас слегка просел под ее стройным телом, цветочный аромат атакует мои ноздри. Понимая, что не услышит от меня нежных слов, она уходит.

Ржавые петли скрипят, когда закрывается дверь в мою маленькую спальню. Только когда все звуки затихают, я вжимаюсь лицом в подушку и всхлипываю.

Таверна, как и большинство заведений в округе, закрывается в день праздника.

Гондола за гондолой, украшенные белыми цветами и увитые блестящей органзой, пересекают каналы, доставляя завсегдатаев праздников в Изолакуори. Каждый раз, когда кто-то проплывает под окном маминой спальни, у меня сжимается сердце.

Я наблюдаю, как пересекают канал разряженные в шелка и увешанные драгоценностями счастливчики. Некоторые даже поют непристойные песенки, начиная праздновать уже в лодке.

Четыре ящерицы, снующие между лозами глицинии, как будто чувствуют мою грусть, перепрыгивают через подоконник, солнечные лучи отражаются от золотистой чешуи и бегут по стенам, устраивая для нас с мамой представление. Одна ящерка даже запрыгивает маме на колени и ползает по ее сцепленным рукам в поисках идеального местечка. Уголки маминого рта подергиваются, и это немного развеивает мою печаль.

Я шепчу слова, они рассыпаются по комнате мелкими камешками. Надеюсь, они проникнут в сознание моей матери. Как только она засыпает, я переношу задремавшую вместе с ней ящерку на подоконник и закрываю окно, а затем выхожу на опустевшую улицу. Плохая, плохая идея

Сибилла и Феб не знают, что меня не пригласили, я не осмеливалась признаться в этом, опасаясь, что ради меня они поменяют планы, или, что еще хуже, страшась, что этого не произойдет. Когда солнце окрашивает небо в оранжевые и розовые тона, я оказываюсь на пристани и вижу, как Джиана запирает дверь таверны. Я хочу свернуть в переулок, прежде чем она заметит меня, но я недостаточно быстра.

– Сиб ушла с матерью и отцом больше часа назад. – Она осматривает мой наряд. – Почему ты не одета?

Вместо того чтобы еще больше погрязнуть в жалости к себе, я распахиваю глаза в притворном ужасе и шепчу:

– Неужели я снова надела невидимый наряд?

У Джианы хватает такта посмеяться над моей глупой шуткой.

– А с твоим платьем что? – спрашиваю я.

– Боги, ты думала, я пойду на изолакуоринский праздник? Не в этой жизни.

Поскольку у нас только одна жизнь, я так понимаю, в ее планы праздники не входят вообще.

– Куда же ты в таком случае?

– В Ракс. Люди устраивают собственный праздник, раз ленты остались по эту сторону канала.

Неудивительно.

Людям даже не разрешается заплывать в воды, окружающие королевский остров.

– Как ты доберешься до Ракоччи?

Она поджимает губы. Молчит. Секунду. Вторую. Наконец вздыхает.

– На лодке Энтони. Он с друзьями не попал в список.

– Я тоже.

Джиана приподнимает одну бровь:

– В это трудно поверить.

– Поверь. – Я облизываю губы. – Можно мне с тобой?

В золотом свете заходящего солнца смуглая кожа Джианы кажется темнее, почти черной.

– Твоя бабушка…

– Ей не нужно знать.

– Фэллон…

– Пожалуйста, Джиа. Я умоляю тебя. – Я подхожу к ней, молитвенно сложив ладони. – Я сделаю все что угодно. Вообще что угодно.

У нее вырывается глубокий вздох.

– Просто спаси меня от участи стать кормом для змей, когда твоя бабушка выбросит меня в канал, хорошо?

– Да! – Я почти кричу, потом добавляю уже почти нормальным голосом: – Но она не бросит тебя в канал. Я клянусь в этом всеми богами фейри.

Джиана улыбается и качает головой, затем указывает на причал, где стоит Энтони, его взгляд прикован к нам.

Я предвкушаю поездку в Ракс. Я хочу не только избавиться от тоски, но и встретиться с Бронвен.

Энтони наблюдает за мной.

– Ты не на пиру, Фэллон?

– Я Росси, помнишь? – Я прикусываю щеку, не до крови, но достаточно сильно, чтобы стало больно, и это отвлекает меня от боли, снова пронзающей мою грудь. – У нас довольно шаткое положение.

Он все еще не пропускает меня на свое судно.

– Я заплачу. – Я запускаю руку в карман юбки.

– Фэллон, пожалуйста. – Он сжимает мою руку. – Твои деньги здесь не принимаются.

Я втягиваю воздух и делаю шаг назад.

– Я понимаю. Я…

– Ты, может, и понимаешь, но явно что-то свое. – Он протягивает ладонь.

Я хмуро смотрю на нее, потом на него.

– Я бы никогда не взял у тебя денег, Фэллон, – произносит он, и его мягкий голос успокаивает мое трепещущее сердце. – Женщинам Росси всегда рады на моей лодке.

Сглотнув, я вкладываю свою руку в его ладонь, и он помогает мне взойти на борт. Когда я устраиваюсь на носу, он разматывает веревку, и я примечаю, как напрягаются его бицепсы под свободной темно-синей рубашкой.

Я уверена, он не против покрасоваться передо мной, но все же перевожу взгляд на солдатские казармы. Там сегодня тихо – большинство военных вызвано во дворец, чтобы усилить королевскую гвардию. Тем не менее несколько человек в форме расхаживают по узкому островку, который отделяет Ракс от Тарелексо.

Я задумываюсь, как мы пройдем мимо них.

– У меня нет пропуска, – говорю я.

Энтони подсаживается ко мне, оставляя своих друзей грести.

– На моем судне он тебе не нужен.

– Как это?

– Я торгую не только рыбой. – Должно быть, мое замешательство отражается на лице, потому что он добавляет: – Секреты, Фэллон. – И подмигивает, а я гадаю, какие секреты он хранит и чем торгует. – Это приносит замечательную прибыль.

– Значит, они даже не остановят нас?

– Нет.

Соленый ветерок играет с его волосами. Он убирает пряди со лба, улыбка появляется на его точеном лице, ямочка на квадратном подбородке становится заметнее.

– Я не могу поверить, что Фэллон Росси на моем судне, что она собирается в болота. – Я улыбаюсь в ответ, откидывая волосы. Он добавляет: – Не терпится скорее туда попасть. Что, в твой кофе утром помочился спрайт?

Я морщу нос: