«Кто-то шепчет и смеётся…»

Кто-то шепчет и смеётся
Сквозь лазоревый туман.
Только мне в тиши взгрустнётся
Снова смех из милых стран!

Снова шопот – и в шептаньи
Чья-то ласка, как во сне,
В чьём-то женственном дыханьи,
Видно, вечно радость мне!

Пошепчи, посмейся, милый,
Милый образ, нежный сон;
Ты нездешней, видно, силой
Наделён и окрылён.

«Белой ночью месяц красный…»

Белой ночью месяц красный
Выплывает в синеве.
Бродит призрачно-прекрасный,
Отражается в Неве.

Мне провидится и снится
Исполпенье тайных дум.
В вас ли доброе таится,
Красный месяц, тихий шум?

«Небесное умом не измеримо…»

Небесное умом не измеримо,
Лазурное сокрыто от умов.
Лишь изредка приносят серафимы
Священный сон избранникам миров.

И мнилась мне Российская Венера,
Тяжёлою туникой повита,
Бесстрастна в чистоте, нерадостна
без меры,
В чертах лица – спокойная мечта.

Она сошла на землю не впервые,
Но вкруг неё толпятся в первый раз
Богатыри не те, и витязи иные…
И странен блеск её глубоких глаз…

«Они звучат, они ликуют…»

Они звучат, они ликуют,
Не уставая никогда,
Они победу торжествуют,
Они блаженны навсегда.

Кто уследит в окрестном звоне,
Кто ощутит хоть краткий миг
Мой бесконечный в тайном лоне,
Мой гармонический язык?
Пусть всем чужда моя свобода,
Пусть всем я чужд, в саду моём
Звенит и буйствует природа.
Я – соучастник ей во всём!

«Одинокий, к тебе прихожу…»

Одинокий, к тебе прихожу,
Околдован огнями любви.
Ты гадаешь. – Меня не зови —
Я и сам уж давно ворожу.

От тяжёлого бремени лет
Я спасался одной ворожбой,
И опять ворожу над тобой,
Но неясен и смутен ответ.

Ворожбой полонённые дни
Я лелею года, – не зови…
Только скоро ль погаснут огни
Заколдованной тёмной любви?

«Предчувствую Тебя…»

И тяжкий сон житейского сознанья
Ты отряхнёшь, тоскуя и любя.

Вл. Соловьёв

Предчувствую Тебя.
Года проходят мимо —
Всё в облике одном предчувствую
Тебя.

Весь горизонт в огне —
и ясен нестерпимо,
И молча жду, – тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне,
и близко появленье,
Но страшно мне: изменишь облик
Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты.

О, как паду – и горестно, и низко,
Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт!
И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик
Ты.

«Не сердись и прости…»

…и поздно желать,
Всё минуло: и счастье и горе.

Вл. Соловьёв

Не сердись и прости.
Ты цветёшь одиноко,
Да и мне не вернуть
Этих снов золотых,
этой веры глубокой…
Безнадёжен мой путь.
Мыслью сонной цветя,
ты блаженствуешь много,
Ты лазурью сильна.
Мне – другая и жизнь,
и другая дорога,
И душе – не до сна.
Верь – несчастней
моих молодых поклонений
Нет в обширной стране,
Где дышал и любил твой
таинственный гений,
Безучастный ко мне.

«За туманом, за лесами…»

За туманом, за лесами
Загорится – пропадёт,
Еду влажными полями —
Снова издали мелькнёт.

Так блудящими огнями
Поздней ночью, за рекой,
Над печальными лугами
Мы встречаемся с Тобой.

Но и ночью нет ответа,
Ты уйдёшь в речной камыш,
Унося источник света,
Снова издали манишь.

«В бездействии младом…»

В бездействии младом,
в передрассветной лени
Душа парила ввысь,
и там Звезду нашла.
Туманен вечер был,
ложились мягко тени.
Вечерняя Звезда, безмолвствуя,
ждала.

Невозмутимая, на тёмные ступени
Вступила Ты, и, Тихая, всплыла.
И шаткою мечтой
в передрассветной лени
На звёздные пути Себя перенесла.

И протекала ночь туманом
сновидений.
И юность робкая с мечтами
без числа.
И близится рассвет. И убегают тени.
И, Ясная, Ты с солнцем потекла.

«Сегодня шла Ты одиноко…»

Сегодня шла Ты одиноко,
Я не видал Твоих чудес.
Там, над горой Твоей высокой,
Зубчатый простирался лес.

И этот лес, сомкнутый тесно,
И эти горные пути
Мешали слиться с неизвестным,
Твоей лазурью процвести.

«Она росла за дальними горами…»

С. Соловьёву

Она росла за дальними горами.
Пустынный дол – ей родина была.
Никто из вас горящими глазами
Её не зрел – она одна росла.
И только лик бессмертного светила —
Что день – смотрел на девственный
расцвет,

И, влажный злак, она к нему всходила,
Она в себе хранила тайный след.
И в смерть ушла, желая и тоскуя.
Никто из вас не видел здешний прах…
Вдруг расцвела, в лазури торжествуя,
В иной дали и в неземных горах.
И ныне вся овеяна снегами.
Кто белый храм, безумцы, посетил?
Она цвела за дальними горами,
Она течёт в ряду иных светил.

«Внемля зову жизни смутной…»

Внемля зову жизни смутной,
Тайно плещущей во мне,
Мысли ложной и минутной
Не отдамся и во сне.
Жду волны – волны попутной
К лучезарной глубине.

Чуть слежу, склонив колени,
Взором кроток, сердцем тих,
Уплывающие тени
Суетливых дел мирских
Средь видений, сновидений,
Голосов миров иных.

«Прозрачные, неведомые тени…»

Прозрачные, неведомые тени
К Тебе плывут, и с ними
Ты плывёшь,
В объятия лазурных сновидений,
Невнятных нам, – Себя Ты отдаёшь.

Перед Тобой синеют без границы
Моря, поля, и горы, и леса,
Перекликаются в свободной
выси птицы,
Встаёт туман, алеют небеса.

А здесь, внизу, в пыли, в уничиженьи,
Узрев на миг бессмертные черты,
Безвестный раб, исполнен вдохновенья,
Тебя поёт. Его не знаешь Ты,

Не отличишь его в толпе народной,
Не наградишь улыбкою его,
Когда вослед взирает, несвободный,
Вкусив на миг бессмертья Твоего.

«Я жду призыва, ищу ответа…»

Я жду призыва, ищу ответа,
Немеет небо, земля в молчаньи,
За жёлтой нивой – далёко где-то —
На миг проснулось моё воззванье.

Из отголосков далёкой речи,
С ночного неба, с полей дремотных,
Всё мнятся тайны грядущей встречи,
Свиданий ясных, но мимолётных.

Я жду – и трепет объемлет новый.
Всё ярче небо, молчанье глуше…
Ночную тайну разрушит слово…
Помилуй, боже, ночные души!

На миг проснулось за нивой, где-то,
Далёким эхом моё воззванье.
Всё жду призыва, ищу ответа,
Но странно длится земли молчанье.

«Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла…»

Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла
Над берегом Невы и за чертой столицы?
Не ты ли тайный страх сердечный совлекла
С отвагою мужей и с нежностью девицы?

Ты песнью без конца растаяла в снегах
И раннюю весну созвучно повторила.
Ты шла звездою мне, но шла
в дневных лучах
И камни площадей и улиц освятила.

Тебя пою, о, да!
Но просиял твой свет
И вдруг исчез – в далёкие туманы.
Я направляю взор
в таинственные страны, —

Тебя не вижу я, и долго бога нет.
Но верю, ты взойдёшь,
и вспыхнет сумрак алый,
Смыкая тайный круг,
в движеньи запоздалый.

«За городом в полях…»

За городом в полях
весною воздух дышит.
Иду и трепещу в предвестии огня.
Там, знаю, впереди —
морскую зыбь колышет
Дыханье сумрака – и мучает меня.

Я помню: далеко шумит,
шумит столица.
Там, в сумерках весны,
неугомонный зной.
О, скудные сердца!
Как безнадёжны лица!
Не знавшие весны тоскуют над собой.

А здесь, как память лет
невинных и великих,
Из сумрака зари – неведомые лики
Вещают жизни строй и вечности огни…

Забудем дольний шум.
Явись ко мне без гнева,
Закатная, Таинственная Дева,
И завтра и вчера огнём соедини.

«Вечереющий день, догорая…»

Вечереющий день, догорая,
Отступает в ночные края.
Посещает меня, возрастая,
Неотступная Тайна моя.

Неужели и страстная дума,
Бесконечно земная волна,
Затерявшись средь здешнего шума,
Не исчерпает жизни до дна?

Неужели в холодные сферы
С неразгаданной тайной земли
Отошли и печали без меры,
И любовные сны отошли?

Умирают мои угнетенья,
Утоляются горести дня,
Только Ты одинокою тенью
Посети на закате меня.

«Не жди последнего ответа…»

Не жди последнего ответа,
Его в сей жизни не найти.
Но ясно чует слух поэта
Далёкий гул в своём пути.

Он приклонил с вниманьем ухо,
Он жадно внемлет, чутко ждёт,
И донеслось уже до слуха:
Цветёт, блаженствует, растёт…

Всё ближе – чаянье сильнее,
Но, ах! – волненья не снести…
И вещий падает, немея,
Заслыша близкий гул в пути.

Кругом – семья в чаду молений,
И над кладбищем – мерный звон.
Им не постигнуть сновидений,
Которых не дождался он!..

«Не пой ты мне и сладостно, и нежно…»

Не пой ты мне и сладостно, и нежно:
Утратил я давно с юдолью связь.
Моря души – просторны и безбрежны,
Погибнет песнь, в безбрежность удалясь.

Одни слова без песен сердцу ясны.
Лишь правдой их над сердцем
процветёшь.
А песни звук – докучливый
и страстный —
Таит в себе невидимую ложь.

Мой юный пыл тобою же осмеян,
Покинут мной – туманы позади.
Объемли сны, какими я овеян,
Пойми сама, что будет впереди.

«Не жаль мне дней ни радостных, ни знойных…»

Не жаль мне дней ни радостных, ни знойных,
Ни лета зрелого, ни молодой весны.
Они прошли – светло и беспокойно,
И вновь придут – они землёй даны.

Мне жаль, что день великий скоро минет,
Умрёт едва рождённое дитя.
О, жаль мне, друг, —
грядущий пыл остынет,
В прошедший мрак и в холод уходя!

Нет, хоть в конце тревожного скитанья
Найду пути, и не вздохну о дне!
Не омрачить заветного свиданья
Тому, кто здесь вздыхает обо мне.

«Признак истинного чуда…»

Признак истинного чуда
В час полночной темноты —
Мглистый мрак и камней груда,
В них горишь алмазом ты.

А сама – за мглой речною
Направляешь горный бег
Ты лазурью золотою
Просиявшая навек.

«Сумерки, сумерки вешние…»

Дождёшься ль вечерней порой
Опять и желанья, и лодки,
Весла, и огня за рекой?