Гимназия и в самом деле считается лучшей не только в столице, но и во всей империи. Сюда стараются определить своих детей как старые аристократические фамилии, так и новая аристократия, появившаяся после Великой Октябрьской Реставрации. Князья Оболенские, Трубецкие, Гагарины, Долгоруковы и прочие. Графы Бронштейны, Микояны, Кагановичи, Маленковы и другие. Бароны Тухачевские, Бухарины, Зиновьевы, Маяковские и так далее. Куда ни плюнь, везде благородная кровь, и лишь Васька Красный плебейским бельмом на голубом глазу патрициев. Нужно ли говорить, что отношения с большинством одноклассников не сложились?

Зато Артёма Сергеева чуть ли не с головы до ног облизывают. Он под своим именем, усыновление императором Иосифом Первым не скрывает и носит прозвище «вице-принц», над чем друзья втихую потешаются. Как и потешаются над потугами разрушить непонятную никому дружбу Артёма с «безродным побродяжкой». За глаза так называют, а в лицо не осмеливаются. Знают, что потом в собственное лицо может прилететь крепкий и твёрдый кулак.

Вообще-то всем известно про цесаревича Василия, но, по слухам, он обучается в закрытом учебном заведении при Троице-Сергиевой лавре и будет представлен обществу лишь по достижении четырнадцати лет. С Красным его никто не связывал.

– Красный, вы меня не слушаете, – голос преподавателя самозащиты вырвал Василия из воспоминаний.

– Я слушаю, Викентий Борисович.

– Да? – удивился преподаватель, но не стал уличать ученика в обмане и повторил задание: – Вы сейчас бьёте по мне воздушным кулаком, а потом внимательно пересматриваете мои действия по отводу энергии в землю. Всё понятно?

Прокручивать в памяти когда-нибудь увиденное в режиме замедленного времени учили с детства, а недавние события можно было вообще разбить на отдельные кадры как киноплёнку. И Василий кивнул:

– Понятно, Викентий Борисович. А бить как, в полную силу?

– Как вам заблагорассудится. Не забывайте, я хоть и в отставке, но всё же штабс-капитан.

Российские одарённые получали классные чины в соответствии с «Табелем о рангах» Петра Первого после экзамена, где, кроме голой силы и объёма внутреннего резерва, учитывалась способность управлять тем и другим, приходящая только с опытом. Любой титулярный советник легко запинает коллежского регистратора, пусть даже у того дурной силы на двух генералов хватит. Так что не гимназисту тягаться со штабс-капитаном.

Вася и не думал тягаться, просто швырнул в преподавателя сгусток спрессованного до состояния камня воздуха, но потом… Дело в том, что воздушный кулак невидим до тех пор, пока не расплещется о выставленный щит, но Василий почему-то его видел мерцающим шаром величиной с футбольный мяч. А увидев, решил попробовать им управлять. Почему бы нет? Это же не девятнадцатый МиГ и даже не семнадцатый.

Воздушный сгусток заложил вираж, обходя преподавателя слева, пару раз рыскнул на курсе, а потом мощно ударил Викентия Борисовича ниже поясницы, отчего тот покатился кубарем и остановился лишь после того, как затормозил головой о бетонную стену тренировочной площадки.

Что делать дальше, Красный сообразил быстрее всех:

– Кто у нас целитель? У нас есть целители, мать вашу так?

Покрасневшая от грубых слов Верочка Столыпина, обладавшая самым сильным в классе целительским даром, бросилась к Викентию Борисовичу, но тот уже самостоятельно сел у стены, обхватив обеими руками голову, и недоумённо смотрел на Василия.

– Что это было, Красный? Вы можете объяснить?

Вася пожал плечами:

– Воздушный кулак, как и просили. А что не так?

Преподаватель с трудом поднялся на ноги и с кряхтением потёр поясницу. Ниже тереть не стал из соображений приличия.

– Да, всё так. И занятия на сегодня закончены. Все свободны, господа гимназисты. Да, и госпожи гимназистки тоже свободны.

Видимо, он так и не привык, что после принятия решения о совместном обучении в гимназии появились ученицы. А ведь два года уже прошло.

На перемене Артём Сергеев первым делом повторил вопрос Викентия Борисовича:

– Что это было, Красный?

Вася не успел ничего ответить, потому что за спиной послышался сочащийся ядом голос:

– А это, господин Сергеев, было ещё одно подтверждение тезиса о том, что при наличии силы ум не обязателен.

Яшенька Бронштейн, ну как же без него! Обладая довольно посредственным даром, Яша полагает себя утончённым интеллектуалом, для чего носит пенсне в подражание деду, но с простыми стёклами. Но уверяет, что силой ума способен достичь больших высот без поддержки семьи, и даже требует называть его не Бронштейном, а Троцким, намекая на происхождение от старой польской аристократии. К Красному Яша почему-то испытывает ненависть, скорее всего инстинктивную.

И тут комсомольская душа капитана Родионова не выдержала. В мужской раздевалке, где переодевались из гимнастической формы в повседневную гимназическую, девочек нет, так что можно не стесняться. Пробив Яше в печень, Вася взял скорчившегося от боли Бронштейна-Троцкого за буйную шевелюру и пару раз сильно впечатал его лицом в стену:

– Ты куда лезешь, проститутка политическая? Ледоруба захотелось попробовать, Иудушка?

Яша мычал что-то нечленораздельное и не пытался сопротивляться. И на следующем уроке он отсутствовал.

Следующим уроком оказалось военное дело, обязательное к изучению во всех гимназиях, училищах и школах Российской империи. В армию пойдут единицы, но хоть какое-то представление о ней должен иметь каждый! Особенно одарённый.

Преподаватель в мундире с погонами подполковника. На столе сабля с «клюквой», на груди белый эмалевый крестик. Слегка прихрамывает на левую ногу, что говорит о более чем серьёзном ранении. Целители творят настоящие чудеса, и уж если они не смогли полностью излечить…

– Итак, господа, – преподаватель взял в руки указку и постучал по развешенным на доске плакатам, – сегодня мы поговорим о новейших разработках вооружения, которое в самом ближайшем будущем начнёт поступать в нашу армию.

– Секретность? Нет, не слышали, – пробурчал себе под нос Василий, но был услышан.

– Вы что-то хотите сказать, Красный?

Вася поднялся с места и бодро отрапортовал:

– Так точно, господин подполковник! Хочу выразить недоумение по поводу несоблюдения режима секретности!

Преподаватель улыбнулся:

– Понятно. Садитесь, Красный. Ваше замечание интересно, но на него давно существует ответ – народ Российской империи должен знать, что для его защиты применяется всё лучшее и передовое.

– А потенциальные противники? – не унимался Вася.

– Как вы сказали? Потенциальные противники? Ёмкое и меткое определение, не несущее в себе ярко выраженной негативной нагрузки. Так вот, Красный, этот противник должен знать, что в случае агрессии его ждёт сокрушительный отпор, опирающийся на последние достижения маго-технической мысли. Вот что вы видите на этом плакате?

Василий присмотрелся и обомлел. На плотном картоне в красках был изображён презерватив, поставленный на два велосипедных колеса и снабжённый бойницей в передней части. Вслух это произнести он не решился.

Но подполковник и не ждал ответа.

– Перед вами передвижная боевая капсула разработки конструкторского бюро генерал-лейтенанта барона Тухачевского, предназначенная для прорыва обороны противника в условиях плотного ружейного и пулемётного огня. Противопульное бронирование гарантирует защиту располагающегося в капсуле солдата, а снабжённая бронезаслонкой амбразура позволяет вести ответный огонь.

Василий прикинул размеры колёсного бронепрезерватива и задал очередной вопрос:

– Господин подполковник, но солдат будет внутри только по пояс, а как же всё остальное?

– А остальным, Красный, он толкает капсулу вперёд.

Приплыли… После столь исчерпывающего ответа вопросов больше не осталось. Осталось недоумение. Неужели никто не видит, что в качестве новинки предлагается откровенно вредительское устройство? Какой прорыв обороны, если солдат в этом… хм… в этой половинке гроба на колёсиках сможет доползти лишь до ближайшего окопа? А если минные поля или просто проволочное заграждение?

Но тут на доске появился новый плакат, до того скрывавшийся под изображением бронекапсулы.

– Обратите внимание на это, господа гимназисты, – подполковник обвёл класс взглядом и привычно поправился: – Да, и гимназистки. Кто мне скажет, что это такое?

Артём незаметно ткнул Ваську локтем, чтобы тот не вылез со своим особым мнением, и поднял руку:

– Разрешите, господин подполковник?^[1]

– Слушаю вас, Сергеев.

– На плакате миниатюрный дирижабль. Судя по всему, экипаж состоит из двух или трёх человек. Возможно, предназначен для борьбы с дирижаблями противника и воздушной разведки.

– Правильно, господин Сергеев! Мы видим перед собой малый многоцелевой дирижабль-истребитель, способный тихо и незаметно подкрасться к любому воздушному объекту противника и нанести мощный удар в уязвимые точки тремя пятилинейными пулемётами. А что скажет по поводу этой техники наш признанный эксперт по военному делу господин Красный?

В классной комнате послышались смешки, но Василий не смутился. Встал, ещё раз внимательно посмотрел на плакат с истребителем и высказался:

– Замечательная техника, господин подполковник! Но очень надеюсь, что в случае войны нам дадут другую, а изобретателя этого недоразумения подведут к ближайшей стенке, где вложат в голову хоть немного ума. Думаю, девяти граммов будет достаточно.

Подполковник побагровел, задыхаясь от гнева, но сдержал недостойные эмоции и сказал преувеличенно весёлым голосом:

– Садитесь, Красный. И слава богу, что государь-император не прислушивается к вашим советам, потому что истребитель конструкции господина Гроховского уже прошёл испытания государственной комиссии, и заводы графа Бронштейна получили заказ на изготовление полутора тысяч этих замечательных аппаратов. Надеюсь, что кто-нибудь из вас будет не только летать на них, но и командовать истребительными полками, а то и дивизиями.

И многозначительно посмотрел на Артёма, чьё стремление служить в Военно-воздушных силах не являлось секретом.

После урока Артём Сергеев отвёл Василия в сторону, чтобы никто посторонний не смог услышать:

– Ну ты, Вася, и выдал! Тебе чего истребители не понравились?

– А тебе понравились летающие гробы? Нам с тобой, Артём, на этом говне в бой идти.

– Нам? – удивился названый брат. – Ты же на флот собирался, как Владимир Ильич Ульянов.

– Передумал.

– Ага, так вот почему всю последнюю неделю ты сам на себя не похож.

– Детство закончилось, Артём, – пожал плечами Василий и поспешил перевести разговор на другую тему. – В Военно-воздушные силы пойду, но на гробах летать не буду! Неужели не ясно, что у них ни скороподъёмности, ни маневренности, ни скорости? А с тремя пулемётами только на ворон охотиться.

– Ну не скажи, пять линий калибра кому хочешь прикурить дадут.

– Если их подпустят на расстояние выстрела.

– А чего бы не подпустить? Одновременная атака пятидесяти таких истребителей любой «Цеппелин» в клочья порвёт.

– Назад сколько вернётся?

– Кого?

– Истребителей.

– Ну, я думаю…

– Не думай, Артём. Там в самом лучшем случае вернётся половина, и получится, что мы разменяли двадцать пять опытных лётчиков на один вражеский летающий гондон. Заметь, я ещё не посчитал других членов экипажа.

Артём улыбнулся образному сравнению германского дирижабля с весьма известным предметом и возразил:

– А у немцев экипажи под две сотни человек.

– Ну хорошо, – вздохнул Василий, – зайдём с другой стороны. Сколько дирижаблей у нашего вероятного противника?

– Согласно справочникам, на январь этого года у Франции двадцать два, у Австрии шесть, у Южно-Германской республики тоже шесть, у Венгрии и Чехии по два, у англичан двадцать восемь, а у САСШ пятьдесят три. У остальных или нет ничего, или такое старьё, что учитывать стыдно.

– Итого, против нас теоретически могут воевать сто девятнадцать дирижаблей. Готов разменять их на жизни почти трёх тысяч наших лётчиков?

Артём оторопело захлопал глазами, видимо, тоже производил в уме подсчёты, а потом снова возразил: