– Вряд ли по собственной воле. – Он бросает на Адама долгий взгляд. – Повезло вам с делом – верно, Бишоп?

– Повезло? Что-то я не совсем пойму…

– В смысле карьеры. Все только на вас и смотрят. Как раз как вы любите. В прошлый раз вы упустили свой шанс, а теперь самый момент наверстать упущенное.

Адам старается не обращать внимания на комок раздражения в животе.

– Я хочу того же, что и все, – говорит он после паузы. – Остановить этого типа.

Доктор насмешливо фыркает; Адам свирепо смотрит на него.

Хотя Росс прав. Это расследование и в самом деле привлечет всеобщее внимание – и вышестоящего руководства, и прессы, и коллег в других регионах… Оно вполне способно поспособствовать его карьерному росту, проложив дорогу к званию детектива-суперинтенданта.

– Значит, причина смерти у всех одна и та же? – спрашивает Джейми, отчаянно пытаясь отвлечь обоих мужчин от их взаимной неприязни.

– Кровопотеря, приведшая к обескровливанию, да.

– И все это за последние шесть месяцев… – задумчиво произносит Адам. Он смотрит вдоль ряда тел, размышляя вслух: – Но, кроме места, где они были найдены, между ними практически ничего общего. И мужчины, и женщины… Возрастной диапазон – примерно от двадцати до шестидесяти, верно?

Патологоанатом кивает.

– И полная мешанина, что касается внешности, этнической принадлежности и типа телосложения.

– Короче говоря, разбираться с предпочтениями убийцы будет просто кошмар, – бормочет Джейми справа от Адама.

«Да все это дело – натуральный кошмар», – думает Бишоп по пути к выходу. Ничто пока не поддается никакому объяснению. Пять жертв, цифры над телами… Первых двоих убили быстро, явно в остервенении. А вот остальных связывали и, как предполагает Адам по порезам на запястьях, подвергали пыткам. Оставили медленно умирать. Растягивая их последние мгновения.

«Модус операнди»^[5] преступника явно эволюционирует. И все тела были перенесены после смерти на один и тот же заброшенный клочок земли. Почему? С какой целью? Об этом можно только догадываться. Но, что касается убийцы, Адам приходит лишь к одному выводу: что бы им ни двигало, какова бы ни была его мотивация, останавливаться в ближайшее время он не планирует.

Глава 8

День для Ромилли начинается как любое другое воскресное утро. Пробудившись, она щурится на свет за занавесками, понимая, что они явно заспались. Беспокойная ночь – уже лишь смутная картинка где-то в самой глубине головы; теплые ноги рядом с ее ногами. Она удивлена, что ее бойфренд еще не встал и не отправился на пробежку.

Ромилли переворачивается на спину и медленно потягивается. Это движение заставляет Фила пошевелиться; его тяжелая рука скользит по ее животу, затем медленно начинает пробираться под тонкую маечку. Она ласково отталкивает его и целует в лоб, заставляя себя сесть.

Фил смотрит на нее из-под тяжелых век.

– Поставишь чайник? – спрашивает он с неспешной улыбкой. – Ну пожалуйста…

– Раз уж вы так любезно попросили…

Ромилли встает. В комнате прохладно, поэтому она хватает ближайшую к ней вещь – толстовку Фила – и надевает ее. Опять же ничего необычного.

Идет в ванную. Моет руки, смотрит на свое отражение в зеркале. Пытается стереть тушь, смазавшуюся с глаза на щеку. Сдернув с запястья резинку, стягивает ею волосы, убрав их с лица.

Электричество опять включилось. При мысли об истерике, которую она закатила ночью, начинает неуютно покалывать в груди – обжигает стыд от того, что сейчас, в белесом солнечном свете зимнего дня, происшедшее тогда кажется чем-то совершенно тривиальным. Никто и ничто не может ее здесь обидеть, только не теперь. Но почему же кажется, что это не так?

Она плетется вниз по лестнице на кухню. Подставляет чайник под кран, наполняет его, включает. Когда вода в нем начинает шуршать, достает из буфета две кружки и кладет в каждую по пакетику чая. Себе добавляет ложечку сахару – привычка, за которую ее бойфренд, сторонник правильного питания, постоянно ее порицает, на что она уже давно не обращает внимания.

Потом берет свой телефон с кухонного стола, где он заряжался. Бесцельно перебирает приложения соцсетей. Коллеги из больницы отправились вечерком поразвлечься, а ее не пригласили. И ничего тут интересного, ничего нового… Роль отверженной больше не действует на нее; на коже у нее не остается следов от их ударов.

Один известный писатель все никак не угомонится в «Твиттере» – опять замутил какую-то дискуссию… Он что, и вправду верит во всю эту галиматью, которой поспешил поделиться, или же это преднамеренная уловка, чтобы подстегнуть продажи книг? Как тут поймешь? Да и плевать. Тем более что его последний роман ей категорически не понравился.

Бессмысленные, бесцельные размышления… Ее мозг еще не проснулся.

Чайник со щелчком выключается. Ромилли кладет трубку и заваривает чай. Раздумывает, что бы съесть на завтрак. Тост? Хлопья? Кладет два ломтика хлеба в тостер.

Потом переключается на новости Би-би-си. Осторожно отхлебывает чаю. И тут видит это. Заголовок, так и взывающий к ее вниманию. Она знает, что нельзя, но что-то так и тянет ее, как мотылька к пламени. К яркому свету, который опалит ей крылья и бросит на землю.

Щелчок по экрану. Загружаются фотографии. Заброшенный пустырь, ночь. Кобальтовый мост, под ним течет глубокая вода, черная, как чернила. Она и раньше видела в новостях репортажи об убийствах и каждый раз внимательно просматривала черно-белый текст. И никогда ничего не находила. Ничего необычного – для убийства.

Но тут…

Что-то тянет. Вспышка узнавания. Яркий огонек, пробежавший по цепочке синапсов, который заставляет желудок инстинктивно сжаться – словно кулак, стискивающий ее изнутри.

Ромилли приглядывается к фото, пытаясь понять, что же привлекло ее внимание в этой мешанине крошечных пикселей. Ничего. Еще раз перечитывает текст. Расследованием руководит старший детектив-инспектор Адам Бишоп. Она предполагает, что именно в этом-то и дело, и печально улыбается, но улыбка получается натянутой.

Из тостера выскакивает тост, и Ромилли откладывает телефон в сторону. Берет нож, масло. Джем. Занимается самыми обыденными вещами, но ощущение остается. Словно кусок льда, засевший где-то внутри. Жутковатое замирание сердца. Страх.

Она останавливается. Замирает.

Что-то едва уловимо изменилось. Что-то глубинное, плотно укоренившееся за все эти годы.

Этого просто не может быть, но интуицию не обманешь.

Он вернулся.

Глава 9

Второе из опознанных тел – номер четырнадцать. Женщина, найденная завернутой в одеяло. Ее ближайшие родственники – мать и сестра; слез было много. Луиза Эдвардс пропала без вести три месяца назад, и, глядя на лежащие перед ним материалы дела, Адам видит, что главным подозреваемым тогда был ее бойфренд. Однако против него не нашлось никаких улик, никаких обвинений ему не выдвинули.

«Он был ей не пара, – заявила ее мать сквозь слезы, когда под конец дня Адам посетил ее. На сей раз он предпочел пойти один. – Это все из-за него, она… она…» И разразилась рыданиями. После этого сестра проводила Адама до двери.

«Не верьте слухам о ней, – напоследок сказала она. – Луиза была хорошим человеком. И заслуживает правосудия». Как будто Адам перестал бы искать, если б это было не так…

Сейчас он прикидывает, не стоит ли еще разок заняться этим парнем, вновь сидя за письменным столом в своем кабинете. Штабная комната уже практически пуста, большинство детективов разошлись по домам. Адам читает расшифровку допроса – определение «бойфренд» выглядит явной натяжкой. Если читать между строк, то становится ясно: речь идет не более чем о случайной связи, в результате которой родился ребенок, ныне переданный на попечение социальных служб. Никудышная мать, утверждалось в материалах дела, но Адаму она скорее представляется женщиной, которая нуждалась в помощи. Алкоголь, наркотики, неподходящие мужчины… Печальная история.

Луиза жила одна, в квартире на первом этаже. Судя по всему, детектив, ведущий это дело, считал, что ее похитили как раз оттуда. Луиза совершенно наплевательски относилась к собственной безопасности – задняя дверь оказалась незапертой, когда полицейские обошли дом с обратной стороны.

В кабинет Адама заглядывает Элли Куинн.

– Босс? Справка НПК^[6] по тринадцатой жертве, – говорит она. – Я сбросила вам по электронке.

Имеется в виду Йэн Роудс, пока что последний из опознанных, – и уведомлять родственников о его смерти предстоит сотрудникам совсем другого отдела, по месту жительства погибшего, что Адама втайне радует.

– Есть что-нибудь существенное? – спрашивает он.

– Многократные предупреждения за охоту за проститутками^[7].

– Теперь ему уже это не грозит… – отзывается Адам, после чего поднимает взгляд от открытой на экране справки. – Как первый день в отделе, Элли?

– То, что надо, босс. В смысле, как раз поэтому я и хотела оказаться в вашей команде. Я слышала… – Она замолкает.

– Что слышала? – спрашивает он с ухмылкой.

Лицо у нее вспыхивает.

– Что здесь творится натуральное волшебство.

– Волшебство?

– Ну, в общем… Нежданные признания… Невесть откуда взявшиеся зацепки, позволяющие раскрыть дело… Короче, волшебство.

– Это просто усердная работа, Куинн. И грамотные детективы.

Куинн все еще смотрит на него глазами, полными обожания.

– Спасибо за справку, – коротко говорит Бишоп, намекая, что разговор закончен. – До завтра.

Она опять краснеет, затем кивает и уходит. Адам задается вопросом, не совершили ли они ошибку, взяв ее к себе, всю такую благоговейную и восторженную. Да нет здесь никакого волшебства, особенно в самом начале расследования убийства! Работа допоздна, даже душ принять некогда… Ужин из торгового автомата… При этой мысли он берет лежащий перед ним пирожок, разворачивает целлофановую обертку, откусывает кусочек и хмурится.

– Что, не соответствует твоим обычным стандартам кулинарных изысков, Бишоп?

В дверях стоит Марш. Несмотря на воскресенье, одет он в свой обычный темный костюм с белой рубашкой, густые седые волосы все столь же аккуратно зачесаны назад с вечно нахмуренного лба. Единственная уступка выходному дню – отсутствие галстука и расстегнутый воротничок рубашки, открывающий тощую шею. Тут Адам сознает, что сам он все в той же одежде, что и в субботу вечером, – в рубашке и джинсах, теперь противно липнущих к коже.

– Не думал, что вы еще здесь, шеф. – Адам кладет пирожок обратно на стол, после чего передумывает и выбрасывает его в корзину для бумаг.

– Погряз в бюрократии полицейской службы. В том, от чего тебя берегу. Бумажки, бумажки, так их… – Марш делает паузу. – Есть какие-нибудь приличные зацепки?

– Пока что нет, шеф. Я сразу скажу, когда что-нибудь появится.

Марш и сам это знает. Адам работает под его началом уже довольно давно и хорошо знает правила игры. Поэтому остается лишь гадать, зачем начальник на самом деле здесь. Тот смотрит в пустую штабную комнату, на черные буквы на белой доске, брюзгливо поджав губы. Такой нехарактерно молчаливый.

– Тебе стоит пообщаться со старшим детективом-инспектором Эллиотт. – Марш произносит это тихо, по-прежнему отвернувшись.

– Простите, шеф?

Он поворачивается к Адаму, лицо его мрачнеет.

– Позвони Каре Эллиотт.

Адам хмурится.

– Мне уже приходилось расследовать убийства…

– Только не множественные…

– Я знаю свое дело.

Марш сурово смотрит на него.

– Тебя нужно подготовить. Ко всему, что в результате может повалиться тебе на башку. И Кара может это сделать.

Адам усмехается.

– Потому что для нее все так удачно сложилось?