С целью рекогносцировки ситуации на месте, когда ничто не будет довлеть над отрядом, в город отдельными группами прибыла разведывательная команда в тридцать человек. Все были одеты в гражданскую одежду – типичные служащие, правда, слишком крепкие физически. Вооружены были только пистолетами, ножами и гранатами, то есть оружием, не бросающимся в глаза. Полноценная экипировка и вооружение должны были прибыть с основным отрядом. В первый же день, выйдя прогуляться по центральным площадям Тамбова, послушали митингующих. Лейтмотивом выступлений ораторов была идея о том, что революционные массы не сломить никаким кровопийцам из жандармов.

– Прознали о нас. Кто-то предал?

– Не думаю, что специально. Просто посвящённые разболтали знакомым. Скоро из этого вообще секрета не будет.

На следующий день командиры отряда отправились в местную полицию и жандармерию. Здесь мы представились начальству, и началась бумажная работа. Видя, сколько нас и чем мы занимаемся, они недоуменно пожимали плечами.

– Что-то не похожи они на особый отряд…

– Да и маловато-то их для подавления бунтов, не находите, господа? Может быть, это не те или нас неправильно информировали?

Получив в картотеках жандармского и полицейского управлений интересующую нас информацию о лидерах стачкомов и местных революционных активистах, мной было проведено совещание, на котором определялись примерные задачи каждого подразделения батальона: заброс наблюдателей в народ, использование специалистов по слежке – "топтунов", штурмовые операции.

На следующий день после совещания за председателями стачечных комитетов крупных предприятий было установлено негласное наблюдение. Я привлёк к нему местные кадры из полиции и охранки. Люди наблюдали, отмечая, с кем рабочие встречались, по каким адресам ходили, кто приходил к ним. По мере выявления новых персонажей, снова запрашивали в полиции информацию на этих лиц.

Одновременно, маскируясь под корреспондентов столичных газет, парни отправлялись беседовать с рабочими бастующих предприятий. Мы расспрашивали людей об условиях труда, чем конкретно недовольны люди, кто является наиболее активным защитником рабочего люда, кто подбивает на забастовки, кто какие лозунги предлагает.

Оказалось, что рабочий класс больше упирал на экономические требования: уменьшение рабочего дня, повышение зарплаты, уменьшение штрафов, рассказывал о наиболее сволочных мастерах и управляющих предприятий. Корреспонденты просто так не отпускали работяг, принимаясь выяснять, почему названные мастера или управленцы являются сволочными.

– Товарищи рабочие, я должен объективно дать материал в редакцию, проверенные данные, так сказать, Объясните мне, отчего вы называете мастера Колесникова упырём?

– Так за брак – штраф, за опоздание – штраф, за лишний перекур – штраф, а если придёшь с перегаром, так сразу двойной штраф выписывает. А когда праздновать, как не в воскресенье! Один у нас выходной. Утром-то, известное дело, что с перегаром будешь.

– Василий, а где ваша трудовая инструкция? Там же всё прописано. Получается, что он правильно штрафует за брак и за опоздания. Это вы нарушаете?

– Хм, получается, что так, но он все равно буржуйский прихвостень.

– Хорошо, а как человек, каков этот Колесников. Если попросить помочь или иные вопросы решить?

– Какой? Если совсем уж надо и попросишь, то может и отпустить. Денежкой без процентов помочь может.

– Так зачем же такого снимать?

– Так штрафует нещадно!

– Так нарушаете же!

Были и другие отзывы. Труженицы мануфактуры охотно делились накипевшим.

– Мастер цеха Петриков работниц фабрики за людей не считает, заставляет задерживаться, подставляет передовиков, чтобы те штрафы платили.

– А чего так?

– Есть у него любимчики, да кумушки, кто деньгами с ним делится. Вот им он приписывает то, что они не делали, а у честных работниц изделия бракует и отбирает. В день получки работниц поборами обкладывает, то на ремонт цеха, то на покраску станков. Но ничего не ремонтируется и не красится.

В разговор вступала другая работница.

– Сил нет работать по 12 часов. Дома дети, мужья, дела по хозяйству, а на этой фабрике вся жизнь проходит. Вы это пропишите в вашей газете, чтобы царь–батюшка узнал. Может быть, поможет.

– Согласен, тяжко вам работать. А против царя чего бунтуете?

– Так это нам того, программу действий дали!

– А кто же автор такой программы?

– Председатель нашего стачечного комитета, старший рабочий Матвей Митрохин, и пришлый, товарищ Обраменко. Тот настоящий революционер.

– Спасибо, барышни, будем разбираться. Ух, на всю страну распишем о ваших чаяниях.

Собирали информацию и на владельцев фабрик. По отзывам рабочих и служащих одни были вменяемыми хозяевами, другие – жадными самодурами. Выяснив первичную информацию по нашим будущим клиентам, я, Серж, Блондин, Джек, Таран во главе боевых групп шли на профилактическую беседу. В зависимости от собранных данных и первичных наблюдений, вырабатывался разный подход к построению беседы. Группа людей в штатском приходила домой в гости к фабрикантам, тыкая прислуге в нос жандармским удостоверением. Нас пропускали, мы встречались с фабрикантами, и начинался деловой разговор.

– Господин Чернышевич?

– Да, это я. Чем обязан посещению господ жандармов?

– Антон Владимирович, ваш завод является самым опасным объектом с точки зрения возможного восстания.

– Да, я это понимаю. Я обращался в полицию, чтобы навели порядок, но репрессии не помогли.

– Понимаете, времена дикого капитализма уходят в прошлое. Рабочий класс осознает себя людьми. А людям требуется более доброе, человеческое отношение. К тому же работа 12 часов, особенно, на тяжёлых участках – это натуральный садизм. Вы не находите? Встаньте сами к станку на несколько дней и попробуйте поработать по 12 часов.

– Вы смеётесь?

– Ничуть. Я предлагаю вам стать в числе первых прогрессивных промышленников, кто введёт девятичасовой рабочий день, включая перерыв, при той же зарплате. У вас будет спокойное предприятие, планово дающее продукцию. О вашем передовом опыте с помощью Петербургских газет узнает вся Россия. И ещё. Поощрите премией вашего мастера Колесникова, грамотный и ответственный специалист.

– Вы и это выяснили, поощрю. Но ведь рабочие получают зарплату за 12 часов, а вы предлагаете оставить им ту же зарплату, но за восемь часов.

– Это окупится более высокой производительностью труда и качеством продукции. Основной брак идёт или с утра в понедельник, когда у народа с бодуна детали двоятся, либо каждый день после 17.00-18.00 часов, когда накапливается усталость. Не вижу смысла в вечерней работе, если 50 процентов деталей бракуется и отправляется на переплавку, а скорость производства одной детали падает. К тому же, наша задача выбить почву у революционеров, сделав шаги к улучшению жизни рабочих «сверху», от вас фабрикантов.

– Вы ставите меня в тяжёлую ситуацию.

– Антон Владимирович, ваши сомнения – это стереотип мышления. Вы можете сделать рабочий день 16 часов, чтобы рабочие и ночь проводили в цеху – представляете, сколько они будут работать. Может быть, кто-то и не уволится при таком графике. Хотите, вводите три смены работы по 7 часов плюс перерыв, но не знаю, выгодно ли предприятию работать в ночь.

– Я подумаю.

– Думайте, считайте, поднимайте статистику выпуска деталей. На все думы вам две недели.

– Отчего же?

– Мне поставлена задача погасить волнения. Либо вы идёте навстречу мне, и мы побеждаем волнения вместе, либо вы, как провокатор и пособник революционеров, поедете в Сибирь. Император поручил мне исправить положение любой ценой.

– Ничего себе!

– Вы – разумный человек, поэтому мы ведём разумный диалог, и я раскрыл свой карт-бланш. Вы сами вскоре увидите, как у некоторых упёртых фабрикантов появятся большие проблемы, а кто-то отправится в увлекательное и бесплатное путешествие по нашему Северу.

– Хорошо, я проведу расчёты и дам вам ответ. Где вас найти?

– Через начальника полиции города.

Дома у владельца текстильной фабрики. Десять человек стояли, переминаясь с ноги на ногу, а один бил ногой по входной двери.

– Чего стучите, пошли отсюда, сейчас полицию вызову!

– Открывай, паскуда, полиция пришла. Читать умеешь, лапоть? Смотри на удостоверение!

– Господа, не узнал. Вы уж не шумите, один секунд, открываю.

Дверь открывалась, слуга сразу был положен на пол «мордой вниз». Семеро остались в холле, остальные поднялись на второй этаж в жилые комнаты. Навстречу вышел заспанный человек в халате.

– Ты хозяин дома?

– Я. Кто вы такие?

– Молчать, здесь вопросы задаю я! Ваша фамилия Овцедоев?

– Никак нет, Удоев я!

– Вахмистр, проверьте по спискам подлежащих отправке в тюрьму для следственных мероприятий, есть ли там Удоев?

– Зачем же в тюрьму, господин жандарм?

– Затем, господин Удоев, чтобы вы не сбежали за границу, пока мы будем работать, проверяя ваши революционные связи.

"Овцедоев есть, господин ротмистр, Удоев тоже есть, – вытянувшись по струнке, докладывал Потап, – куда его везти: в городскую тюрьму или сразу к нам на допрос в подвалы?"

Я хмурил брови, размышляя вслух, стоит ли его сразу катам отдать, чтобы его калёным железом прижгли, или он добровольно решит сотрудничать. От таких пикантных подробностей, мужик начинал потеть и суетиться.

– Господа, здесь явная ошибка. Я ответственно заявляю, что я – фабрикант, я – владелец фабрики, я – уважаемый человек!

Тут в разговор вступал здоровяк Серж: "Смотри, запел как! На тебя твои подельники столько компромата дали, что до Сибири ты не доедешь – за измену государству тебе расстрельная статья светит. Это я тебе, как жандарм, говорю".

– Что вы хотите, господа? Минуточку, покажите ваши документы!

– Изучайте!

Клиент брал документ, понимая, что он настоящий, и пытался прочитать его, держа вверх тормашками. Я переворачивал удостоверение в нормальное положение и тот с волнением читал.

– К-к-командир отряда специальных операций Отдельного корпуса жандармов Российской империи ротмистр Семёнов. Это произвол, господа, я буду жаловаться.

– Куда будете жаловаться? В местком, профком, стачком или самому губернатору? Ещё раз прочитайте название моей должности. Вы доигрались до того, что высочайшим повелением в губернии проводится специальная операция. Или вы к высочайшему повелению, как к туалетной бумаге относитесь? Эта операция находится на контроле самого императора всероссийского. Все виновные будут жестоко наказаны. А вы, господин Удоев, своими действиями спровоцировали бунт.

– Как я мог его спровоцировать? Я же пострадал от него, бунт против меня.

– На других фабриках в таком масштабе волнений нет. Вы действительно попадаете под статью «Измена Родине», так как ваши действия направлены на дестабилизацию обстановки в государстве. А я найду требуемые для суда факты.

– Мне нужен адвокат.

– Меня не интересует, что нужно вам. Мне нужно получить, и я получу от вас сведения о вашей подрывной деятельности: кто вас курирует, кто даёт инструкции, на чью спецслужбу вы работаете. Собирайтесь, поехали на допрос с пристрастием. Мне некогда с вами церемонится, у меня ещё клиентов полно.

– Дорогой, что здесь происходит?

– Вахмистр, убрать посторонних.

– Это я-то посторонняя?! Что вы себе позволяете, хам!

– Ваша супруга, Удоев?

– Да, позвольте представить, моя супруга Артемида Геракловна Удоева, в девичестве Брехунова.

– Собирайтесь, гражданка Брехунова. Думаю, что вы тоже много чего знаете.

– Куда собираться? Вы знаете, что мой отец предводитель дворянства города Метловска!