– Возвращаемся домой по лесу, парни тащат пленного, а тут патруль. Началась стрельба. Поль скомандовал разделиться, Он, Горд и Збигнев пленного підтягли до проходу, а ми стали стріляти, уводя австрияков в лес. Патруль ми пострілявши, а тут слышим команды на немецком, мол, окружай русских. Ну, мы драпака и дали. Побегали по лесу, а часа через два вернулись назад к фронту. Найти не можем ориентиры прохода, пришлось ждать, когда начнёт светать. Тогда поняли, куда ползти надо, сунулись, а тут «секрет» австрийский в кустах. Они Чеслава и ранили, а Корж їх гранатою вбив. Чого робити – не ясно. Чеслав ранен, и австрийцы по окопам бегать стали. Ещё темновато было, поэтому ми поповзли до підкопу у дроті, а Корж от нас немчуру уводить стал. Мы перешли, а Корж так и остался за дротом. Чого з ним далі стало, того не ведаю.

Народ стал смеяться, и я в том числе, а Даня озадаченно спросил: «Товариш командир, чого смішного?»

– Учи, русский, Даня.

Коржушенко, уставший и голодный, вернулся следующей ночью. Народ сразу принялся его подкалывал, мол, Коржик, тяжело за дротом быть или нормально? Игорёк так и не понял, чего народ смеялся: «Да, ну вас, ржёте, як кони, непонятно с чего. За колючкой страшно, от австрияков насилу убёг».

Юля, Михайло и остальные наши хохлы под руководством Збигнева учили русские слова, а Даня вообще «влёт» осваивал чужой для этой местности язык, вскоре достаточно правильно разговаривая по-русски. В конце месяца я подозвал нашего сына бригады Данилу, вручив ему кошелёк.

– Служил ты честно и исправно, вот тебе гомонец с первой официальной зарплатой рядового жандарма.

– Рад стараться, товарищ командир.

Полным ходом шло революционное разложение армии и военно-морского флота. Морячки первыми поддались анархии. Если в 1914-1915 году они ещё подчинялись командирам, то позже все больше и больше становилось случаев дезертирства, неподчинения офицерам и откровенных вооружённых бунтов. Мародёрство и бандитизм людей с оружием расцветал махровыми цветами. Солдаты оставляли позиции ротами, матросы расстреливали офицеров, объявляя себя очередным независимым революционным отрядом.

На заседании штаба бригады я махал приказом и настаивал на сворачивании её действий с передислокацией в Якутию. Выступил Серж: «Командир, на нас надеется Брусилов. Мы в какой-то степени являемся цементом армии на этом участке фронта. Я не имею права бросить фронт, несмотря на приказ».

– Хорошо, тогда я убываю в Петербург. Там скоро начнутся большие дела.

Глава 2. Февральская буржуазная революция

В самом конце февраля начался стихийный порыв народных масс в условиях острого политического кризиса власти, резкого недовольства либерально-буржуазных кругов единоличной политикой царя, «брожения» среди столичного гарнизона, присоединившегося к революционным массам. На совещании в военном министерстве Николай довёл командующим свою волю.

– Господа, я получил заверения министра внутренних дел Протопопова о том, что ситуация в столице полностью под его контролем. Арестованы члены Центрального ВПК, занимавшиеся подготовкой массовой демонстрации, запланированной на 14 февраля – день открытия новой сессии Госдумы. Министр абсолютно уверен, что нам удалось подавить революцию в зародыше. В связи с этим 22 февраля я убываю в Ставку Верховного главнокомандующего под Могилев. Пора готовить наступление на фронте.

Несколько человек переглянулись, сказав глазами: «Нам тоже пора приводить свой план в исполнение». План заговорщиков был прост и воплотился в жизнь 1 март во время поездки государя в Могилев. Люди Рузского задержали царский поезд и, арестовав царя, заставили его отречься от престола. Рузский, Родзянко, Михаил Алексеев, родственнички – все навалились на императора с просьбами и требованиями отречься. Николай хотел отречься в пользу братьев, затем сына, но такой вариант не устраивал никого из новых лидеров. Кроме «Акта об отречении» Николай II подписал ряд других документов, отправив в отставку всех министров, назначив князя Львова председателем нового Совета министров, а великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим.

27 февраля началась всеобщая забастовка, переросшая в вооружённое восстание. Войска, перешедшие на сторону восставших, заняли важнейшие пункты и правительственные здания столицы. Разрозненные и немногочисленные силы, сохранившие верность царскому правительству, не справились с охватившим столицу хаосом, а несколько частей, снятых с фронта, даже не смогли пробиться к городу. За актами Николая II и его брата, Михаила Александровича, последовали публичные заявления об отказе от своих прав на престол других членов династии Романовых.

В итоге власть в стране перешла к Государственной Думе. Практически одновременно буржуазно-демократическими силами был сформирован параллельный орган власти – Петроградский Совет. В столице получилось двоевластие. Петросовет являлся органом революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, опиравшимся на регулярные запасные полки Петроградского военного округа. Несмотря на пролетарское название, власть в нем держали не рабочие и солдаты, а буржуазия. Главой Исполкома совета стал Чхеидзе – лидер меньшевиков, его заместителями – меньшевик Скобелев и эсер Керенский. Все трое являлись членами IV Государственной Думы и высокопоставленными масонами. 14 марта новая власть была установлена в Москве, а в течение марта во всех крупных городах страны. Весь март новые руководители совещались, деля портфели и формируя Временное правительство. Отречение от престола Николая II поставило крест на 300-летнем правлении династии Романовых.

Всю власть в стране взяло Временное правительство под председательством князя Георгия Львова, тесно связанное с возникшими в годы войны буржуазными организациями: Всероссийским земским союзом, Городским союзом и Центральным военно-промышленным комитетом. Временное правительство объявило амнистию политическим заключённым, гражданские свободы, замену полиции «народной милицией», реформу местного самоуправления. При этом активно взялось за бывшего царя и его имущество.

5 марта 1917 года исполком Петросовета постановил арестовать всю царскую семью, конфисковать их имущество и лишить гражданских прав. В Могилев была направлена специальная комиссия во главе с комиссаром Временного правительства Бубликовым. Перед отъездом Николай II издал прощальный приказ войскам, в котором завещал «сражаться до победы» и «повиноваться Временному правительству».

8 марта новый командующий войсками Петроградского военного округа генерал Лавр Корнилов лично арестовал императрицу, главным образом спасая от возможного самосуда со стороны царско-сельского гарнизона. 9 марта Николай II прибыл в Царское Село не в качестве императора, а как полковник Романов.

Следующими должны были полететь головы всех его назначенцев, включая мою. Так и случилось. Одним из первых указов Временного правительства был «Указ о ликвидации жандармерии». Мне это напомнило действия советского правительства 1992 года о ликвидации «Альфы», реформировании КГБ на несколько независимых ведомств: ФАПСИ, ФПС, ФСБ.

За многими высокопоставленными жандармами началась охота новой милиции. Их вызывали на допросы и некоторые господа жандармы переезжали на поселение в Петропавловскую крепость. Там же оказался и генерал Реннекампф – слишком хорошо воевал. Ерофеев, прилетевший домой после допроса, с порога заорал: «Надя, срочно собирайся, берём только самое ценное!»

– Что такое, Иван?

– Чую, посадят меня. Надо бежать в Якутск.

Не желая быть арестованным, я маскировался и находился в городе под чужим именем. Мне оставалось только проконтролировать передислокацию отряда из столицы в Якутск и бежать вместе с ними. С такими думами я брёл по Невскому к своей гостинице, вдруг нос к носу столкнувшись с давним знакомым. С внутренним ожиданием я спросил его: «Иван Васильевич, здравствуйте! Как вы, где служите?»

Меня смерил высокомерным взглядом капитан первого ранга Иван Васильевич Ларин.

– В Петрограде служу-с. Я теперь при штабе Временного правительства, отвечаю за российский флот. Тяжёлые нынче времена наступили, агитаторы заполонили флот, а враг стоит у порога. Сволочи, предатели России!

– Так это агитаторы Временного правительства разложили армию и флот, и вместо поддержки императора и консолидации усилий, ударили ему в спину.

– Увы, мой друг, вы многого не понимаете. Император слаб, он не способен вести за собой страну к победе.

– Насколько я знаю историю, Иван Васильевич, ни один русский император не умел командовать. Пётр Первый и тот опирался на генералитет, а про остальных стратегов даже говорить не хочу. Они кроме вреда ничего стране не принесли. Всё делали полководцы, а император лишь парады принимал. Он – флаг государства.

– Вот как вы мыслите, Алексей Николаевич. Жалеете о монархии?

– Ничуть. Ради процветания государства правители, неспособные управлять страной, должны уйти сами или быть сметены. Вопрос в том, кто придёт на смену. Как сказал один известный гражданин: «Правительство – это не тот орган, где можно только языком». А во Временном правительстве собрались одни болтуны. Они не контролируют ситуацию, оторваны от реалий, считая, что убрав императора, стали хозяевами страны.

– Одни болтуны? Они смогли взять власть в государстве, а вы говорите – болтуны. И кто же, по-вашему, хозяин?

– Большевики. Скоро они возьмут власть в свои руки, возьмут жёстко и надолго. Где Юлия?

– А вы, молодой человек-с, где теперь служите-с – на гражданке чиновником или литератором?

– Вы, видать, совсем газет не читаете, раз не знаете, кто я такой?

– Нет-с, не имею интереса читать сплетни. Правда, слышал, что ваш однофамилец больший чин имеет. Ещё подумал, надо же какие бывают совпадения. А вам я скажу, что в это время место мужчины на фронте. Вы, случаем, не собираетесь туда?

– На фронте? Иван Васильевич, а вы сами отчего не на фронте, а при штабе штаны протираете?

– Я в распоряжении. Должен же кто-то руководить флотом.

– Что-то я не слышал о каких-либо успешных действиях флота на Балтике за годы войны. Руководство бездарное или я снова чего-то не понимаю? Так, где Юлия?

– С моей супругой и Екатериной с детьми она живёт в Кронштадте.

– Увезите их оттуда. Видите, что кругом анархия. Во всей своей кровавой беспощадности она проявится среди моряков. Скоро в городе станет очень опасно. Многие семьи офицеров могут оказаться убитыми.

– Ерунда, Кронштадт – это оплот флота.

– Не будь дураком, увези их в Сестрорецк, Тихвин, куда угодно!

– Я разберусь, благодарю за беспокойство. Прощайте, Алексей.

– Упрямый дурак!

Ларин пошёл в сторону Адмиралтейства, я же метнулся в порт, где уселся на катер, идущий в Кронштадт. На мне была гражданская одежда, ибо появляться в форме жандарма в городе было опасно. Катер прибыл в порт Кронштадта, и я по сходням сбежал на пирс. Город бурлил, анархические настроения расползались по флоту, словно вирус, дух вседозволенности витал в воздухе. Несмотря на военное время, по городу шатались пьяные матросы, на площадях, возле собора, на набережной стояли группы гражданских и моряков, слушающих агитаторов. Левые и правые, эсеры и анархисты, меньшевики и большевики вербовали себе новых сторонников. Всё было, как в Петрограде, только с учётом большой концентрации военных моряков. На некоторых кораблях уже прошли кровавые расправы с офицерами, дело шло к общему взрыву.

Из порта я отправился в отдел кадров Кронштадской военно-морской комендатуры. На входе меня тормознул дежурный мичман.

– Кто и куда?

Хотелось сказать ему: «Я и туда!», – но вместо этого достал ксиву жандарма. Мичман холодно ответил: «Вам туда, пятый кабинет, господин генерал-майор». Я направился в указанном мичманом направлении, услышав разговор мичмана со вторым дежурным.

– Кто это такой?

– Жандарм, прихвостень царизма.