И Аленка, стоящая в двадцати метрах наверху, вдруг начинает хохотать, как обезумевшая. Пока она, продолжая смеяться, осторожно спускается ко мне, я поправляю прическу и хлопаю себя по ногам, чтобы выбить пыль из джинсов. Если честно, это падение со склона задало мне больше жару, чем стычка с Мироновым в школе, и я уже начинаю подозревать, не возмездие ли это откуда-то свыше? И нет ли у него заступников среди природы?

– Как ты? – Она замирает в метре от меня.

– Отлично. – Вру я.

– Прости, это было очень смешно. – Алена шутливо приподнимает бровь.

А мне нравится, когда она улыбается. Я влюбляюсь в нее еще сильнее и понимаю, что жить без этой улыбки я уже не смогу.

– Тебе кто-то звонит. – Говорю я, когда в ее кармане взвывает телефон.

Ее взгляд опять становится тревожным. Алена достает мобильник, смотрит на экран и тут же заметно успокаивается:

– Можно я отвечу?

– Конечно. – Киваю я. – Только теперь я первым пойду, а то ты опять свалишься, а мне придется над тобой хихикать.

– Шутник, – хмыкает она и отвечает на вызов. – Да. Привет, Стас.

Я поникаю и пропускаю ее вперед, чтобы она могла отойти на приличное расстояние. Не собираюсь подслушивать. Мы пробираемся по тропинке дальше по склону: Алена впереди, я в трех метрах позади нее.

– Да, так получилось. Сразу столько проблем навалилось. Спасибо. Серьезно? Нет, не знала. Ничего себе, спрошу. – Ее голос вдруг меняет оттенок. Наверное, Кощей говорит ей что-то приятное. – Да, и я тоже. Хорошо. Договорились. Давай, я перезвоню тебе, когда вернусь домой? Отлично. И я.

Ее слова растворяются в вечерних сумерках, словно дым. Я слышу, как она шумно втягивает воздух.

– Ты не сказала ему про отца. – Брякаю я.

И радуюсь в душе, что они еще не настолько близки, чтобы она делилась с ним подобным.

– Не хочу никому говорить об этом.

Мы подходим к нашему камню под сосной, с которого открывается божественный вид на море, и я помогаю Алене взобраться на него.

– А ты не сказал мне про происшествие в школе. – Вдруг останавливает она на мне свой взгляд.

– Да какое уж там происшествие. – Фыркаю я, забираясь на валун и усаживаясь рядом с ней. Камень еще теплый, солнце за день его нагрело. – Так, немного помяли друг друга. Точнее, я помял Миронова, а потом кто-то из его жалких приятелей саданул мне по затылку.

Мы болтаем ногами, как в детстве, и Алена не сводит с меня глаз.

– Стас сказал, что Дима хвастает всем, будто тебя отчислят.

– Ерунда. – Отмахиваюсь я. – Фельдман просто пугал меня. Мама, конечно, взбесилась, что ей пришлось отдуваться перед директором за эту драку, но вроде все уладила, и меня даже не накажут дежурством в столовой или прочей фигней.

– Это из-за Полины? – Голос ее звучит так тихо, что его почти заглушает шум моря и свист ветра в верхушках деревьев. – Вы подрались.

– Он подставил мне подножку. – Я закатываю глаза. – Мог ведь поговорить по-мужски, но выбрал мелкие пакости – идиот! Пришлось объяснять, что я не прощаю такого. – Пожав плечами, я вздыхаю. – На самом деле, хорошо, что рядом оказались Костик и Стас: раз уж этим стервятникам не стремно нападать сзади, то и запинать всей толпой не постеснялись бы. Мне еще повезло.

– Надеюсь, она того стоит. – Продолжает сверлить меня взглядом Алена.

– Кто? Полина?

– Угу.

– Может. Но я не буду с ней встречаться. – Говорю я. – Нет, не из-за того, что боюсь Миронова – мне на него плевать. Просто я давно уже понял, что это было ошибкой. Какое-то помутнение рассудка. Теперь смотрю на Полину и не могу вспомнить, что такого в ней нашел. Забавно, да?

Ее лицо остается непроницаемым. Алена пристально смотрит на меня, и невозможно понять, о чем она сейчас думает.

– Как же вы, парни, быстро влюбляетесь и быстро потом остываете. – Произносит подруга разочарованно.

– Что? Нет! Я… – От растерянности я забываю все слова.

Потому что она права. Я был слепцом, позволившим себе очароваться блестящей подделкой и не замечавшим редкого бриллианта, который всегда был рядом. Это непростительно с моей стороны.

– Дело не в этом! – Вдруг почти вскрикиваю я. Будто кто-то дернул рубильник, и все хорошее и плохое во мне решило разом вывалиться наружу. – Дело вообще не в ней! – Я почти ору, и от этих слов у меня кружится голова. – Я еще до свидания в парке, еще задолго до этого понял, что у меня никаких чувств к ней! – И тут выпаливаю то, о чем запрещал себе говорить вслух. – Я другую люблю!

– Другую? – Глаза Алены округляются.

– Да. – Я беру ее руку в свою и придвигаюсь ближе. – Так сильно люблю, что схожу с ума. Со мной никогда такого не было. Я смотрю на нее, и весь мир гаснет. А она – сияет! У меня крыша едет от ревности, когда она с другим. И мне страшно даже думать, что мы с ней никогда не будем вместе. Если бы я не облажался…

– Никита, о чем ты? – Алена осторожно вытягивает руку из моей ладони.

– Лель, я люблю тебя. Люблю. По-настоящему. Только тебя. И ничего не хочу так сильно, как быть с тобой.

Она испуганно прижимает руку к груди, словно обожглась. Смотрит на меня, и ее ресницы порхают, словно крылья мотылька: быстро и часто-часто. Алена открывает рот и молчит, ей будто отчаянно не хватает воздуха.

– Я знаю, нужно было сказать тебе раньше…

Она не дает мне закончить фразу. Соскальзывает с валуна вниз и уносится прочь – вверх по тропинке. И только шум летящих вниз камешков напоминает о том, что Алена действительно только что была здесь, рядом со мной.

Я роняю голову в руки. «Что же ты наделал? Что теперь будет?» И надо же было выбрать такой неподходящий момент, чтобы вывалить это на нее! Когда ее отец пропал без вести. «Придурок! Болван!»

Она ушла, не сказав ни слова.

И это тоже ответ.

15.3.

АЛЕНА

Я забегаю в дом, закрываю дверь, наваливаюсь на нее спиной и медленно сползаю на пол. Мое сердце мучительно бьется в груди, дыхания не хватает, а ладони становятся мокрыми, и я чувствую это, когда прижимаю их к щекам.

Что это было? Зачем он это сказал? Почему сейчас?

Я только смирилась с тем, что мне пора отпустить Никиту и начать жить свою жизнь. Только почувствовала облегчение от чувств, которые ранили меня сильнее ножа каждый раз, когда я смотрела на него. Я ощущала слабость и вину за то, что отпустила человека, которого любила всем сердцем – но не потому, что любовь прошла, а потому что он так захотел. Он выбрал другую. Он меня даже не замечал!

И у меня так хорошо все было со Стасом… Я окунулась в новые отношения, словно в прохладные морские волны и позволила им нести меня по течению. Я едва позволила себе быть счастливой без Высоцкого, а теперь что? У меня голова кругом. Я громко смеюсь, а получаются рыдания. Такими темпами во мне скоро совсем не останется слез.

– Люблю. По-настоящему. Только тебя. – Эти слова звенят в мыслях, проигрываясь, как заевшая пластинка снова и снова.

Но я не хочу их слышать! Не хочу!

Глубоко вдыхаю и осторожно медленно выдыхаю, заставляя себя успокоиться.

Мне хочется прибить Высоцкого за то, что он сделал это со мной. В этот момент я ненавижу его также сильно, как и люблю. Ну, зачем он все испортил? Как мне теперь быть?

Броситься к нему в объятия мне хочется также сильно, как и забыть его навсегда…

Я плачу. Плачу очень долго, надрывно, как не плакала даже из-за известия об отце. Как никогда не плакала от обиды из-за предательства матери. Я плачу, пока не чувствую, что от полного опустошения во мне больше не осталось сил ни на что. А затем встаю и, пошатываясь, плетусь в ванную, где принимаю горячий душ.

Нужно думать о папе, об учебе, о Стасе – о чем угодно.

Но в голове только это имя. Только эти глаза. Этот голос.

– Ненавижу тебя, Высоцкий! – Ору я стенам, вырубая горячую воду. Теперь на меня из лейки душа обрушивается ледяной поток. – За что ты со мной так?!

Мои зубы стучат, кожа горит, но я делаю себе еще больнее – терплю, пока не начинают от холода отниматься ноги. Затем выключаю воду, закутываюсь в пушистый халат и выбираюсь из ванной.

– Пошел ты. Пошел ты! – Злюсь я, пиная тапочки, которые никак не хотят надеваться на ноги. – Пошел! Ты!

Я спускаюсь и вместо того, чтобы набрать номер Стаса, звоню Тае и рассказываю ей все.

– Пошел он! – Взвизгивает она.

Я ложусь на постель и отворачиваюсь к стене. Плевать, что мокрые волосы пропитывают подушку влагой насквозь. Я вообще больше ничего не чувствую. Я – робот. Я – камень. Пустая оболочка, оставшаяся от человека.

– У тебя только все начало получаться со Стасом! – Продолжает возмущаться подруга. – Он что, совсем там охренел?! Думает, скажет, что любит, и ты упадешь к нему в объятия?!

Я молчу, вспоминая о том, как сильно еще недавно мне этого хотелось.

– И что теперь?

– Не знаю.

– То есть, ты еще будешь думать? Будешь выбирать из них?

– А разве не для этого мы все это делали? Одежда, прическа, макияж? Разве не для того, чтобы Высоцкий прозрел?

– Да, но… – Вздыхает Тая. – Блин, у тебя сейчас такой парень! Внимательный, веселый, а какой сексуальный!

– И мы с ним совсем мало знаем друг друга.

– Вот! Ты уже начала сомневаться! – Злится она. – Сраный Высоцкий!

– Да никакой он не сраный. – Беспомощно пищу я.

– Ой, точно. Любимый, нежный и родной! Такой хороший, что все пятки стер, пока за Матвеевой бегал!

– А вдруг он действительно все понял?

– Когда его поезд уже ушел? – Язвит Тая. – Ту-ту-у!

– Я не защищаю его. – Пытаюсь оправдываться я. – Просто пойми, я бредила этим парнем еще до того, как осознала, что это настоящее взрослое чувство. Каждый день вместе – с утра до вечера, и так много лет: да мы почти срослись с ним! Я и Он это целая эра! От такого нелегко отказаться. К тому же, я еще не знаю, стоит ли Стас этого.

– Неважно, стоит ли того Стас. Вы с Никитой всегда можете остаться друзьями, неловкость пройдет. Важно другое: как сильно ты любишь его, чтобы дать ему шанс. – Тая шумно выдыхает. – Ты готова дать ему шанс, детка?

– Я… я не знаю. – Честно отвечаю я.

Мои пальцы выводят узоры на старых обоях.

– Ты сомневаешься, и это уже плохо. Тебе нужно время. Никите оно, кстати, тоже будет полезно: заодно, проверит свои чувства.

– А что, если и мои чувства ненастоящие? Что, если это просто привязанность с детства? Что если, это не любовь, а привычка?

– Нелюбовь… хм. – Задумывается подруга. – Ален, я не знаю. Любовь бывает разная. Больная, одержимая, горячая, холодная, страстная. Думаю, дружба-любовь тоже бывает, и в этом нет ничего плохого. Вы уже все знаете друг о друге, потому что не притворялись, а все время были собой. Вы доверяете друг другу, и вам комфортно вместе, а еще у вас общие интересы, и Никите не придется ревновать тебя к музыке и к ребятам из группы. У вас общие цели и планы. Думаю, вы даже мечтаете об одном и том же. Это прикольно.

– Тая, ты что, мне сейчас рекламируешь Высоцкого? Ты минуту назад его ругала.

– Нет, он меня, конечно, бесит, тут я свои слова назад не беру, но, черт его дери, как же мне нравится смотреть на вас, когда вы вместе! И, блин, дал бы Боженька ему хоть чуть больше ума, чем другим парням, вы бы были идеальной парой!

– Ты меня еще только больше запутала.

– Выбирай Стаса. – Восклицает Тая.

– А как же Никита?

– Тогда Никиту!

– Ну, спасибо. Теперь я вообще не хочу никого выбирать, хочу закрыться дома и вечность никуда не выходить.

– Прости, Ален. – Виновато говорит она. – Закрываться не надо. Тебе сейчас нужна поддержка друзей.

– А от Высоцкого я буду держаться подальше. – Решаю я.

– И каким же образом? Если у вас репетиции каждый день!

– Значит, буду делать вид, будто никакого разговора не было, и ни в чем он мне не признавался. А как еще? Мне нечего ему ответить!

– Ты ему не веришь?

– Не знаю. Я в шоке. Даже мой шок в шоке. – Вздыхаю я. – Это вообще! Пипец!

– Ясно.

– Как я вообще пойду с ним завтра в школу? Я не готова смотреть Высоцкому в глаза, а если… если он начнет опять этот разговор… мой мозг просто взорвется!