Путь Сумеречницы (страница 17)
Ветер безотрывно смотрел вдаль, силясь хоть что-то разглядеть в зыбком мареве, но здесь всегда была одна лишь мертвая пустошь. Звенящая тишина заглушала даже музыку сфер мироздания, усиливая ощущение полного одиночества.
Большую часть времени Ветер забывался темным сном, иллюзорным несуществованием, о котором мечтал с первого дня своего развоплощения. Но иногда он пробуждался от кошмаров, вставал, бродил сомнамбулой по бесконечным пространствам небытия и уговаривал себя снова заснуть. Только бы не думать. Не чувствовать.
На этот раз бодрствование выдалось особенно долгим.
Ветер поднялся с каменного ложа и сел, скрестив лодыжки. Он уже позабыл, как выглядит его настоящее лицо, скрытое сейчас за овальной белой маской с тремя красными царапинами по левой стороне.
Кажется, смертные нарекли его Безликим. Не худшее из прозвищ, учитывая, что имени он тоже лишился.
Раздались хлопки крыльев и отрывистое уханье. На горизонте появился светлый силуэт птицы.
Безликий провел рукой перед собой и сотворил из тумана шахматную доску. Фигурки из слоновой кости и черного дерева – точные копии тех, что были у него в детстве.
Белая сипуха села рядом, выросла до размеров Безликого и превратилась в Тень.
– Зачем звал, братишка? – смешливо спросил он.
– Скучно. – Безликий кивком указал на доску. – Сыграй со мной.
– Терпеть не могу шахматы. Ничего более нудного не придумал? – сварливо отозвался Тень, доказывая, что радушие было поддельным, как и все, что он делал.
– Странно, в детстве тебе нравилась игра.
– Только потому, что в других я победить не мог.
Раньше Безликий не обращал на такие мелочи внимания, а стоило, очень стоило.
– Сыграем, все равно здесь заняться больше нечем, – предложил он.
Мгновение помедлив, Тень устроился напротив.
– Нет уж. Сегодня белыми ходишь ты. – Он развернул доску черными фигурами к себе. – И это не будет твоя излюбленная партия в поддавки.
Безликий уже даже не помнил, что некогда предпочитал только черные – непролазные нетореные тропы.
Белая пешка двинулась на две клетки вперед, за ней черная, затем снова белая, конь Тени и слон Безликого – знакомая комбинация. Сквозь туманную пелену донесся голос отца. Тот учил сыновей играть в шахматы вечность назад.
Память проснулась. И ладно! Нужно продолжать, чтобы вернуть больше.
– Ты был снаружи? – тихо поинтересовался Безликий.
– В отличие от тебя, я на затворничество не соглашался, – криво усмехнулся Тень.
Издевается? Время, когда Безликого можно было поймать на глупые уловки, давно миновало. Или за тысячу лет сна он стал слишком самонадеян?
– Пахнет кровью. Ты кого-то убил. – Безликий и так все знал. В нем отзывалась каждая частичка мира.
– Поймал мышь на обед. Совам иногда надо есть. Да и котам тоже, верно? – Тень подмигнул и подался вперед.
Безликий молчал, разглядывая фигуры, просчитывая варианты. Терпением он не отличался, вот и сейчас намеки надоели слишком быстро.
– Зачем ты убил вельву? Тетка Седна и без того в ярости.
– Какое мне дело до склочной старухи с грязными волосами? – Тень съел слона, не замечая устроенной для него ловушки. – Пусть злится, пусть хоть всю сушу затопит. От неба все равно не убудет.
– Как же ты глуп, а еще на Небесный престол заришься. – Безликий покачал головой.
Когда-то и его посещали безумные мысли: найти компромисс с Тенью и Мраком и переложить бремя власти на их плечи. Но ему пришлось признать, что отец прав. При всех своих амбициях Тень с властью бы не справился – не смог бы поддерживать гармонию мироздания и равновесие между стихиями, не вынес бы тяжести земной тверди. А без этого все кануло бы в бездну: и смертные, и демоны, и даже Первостихии. Впрочем, Безликий тоже не справлялся. Почему отец не выбрал кого-то более подходящего? У него ведь было четыре сына! Братья Безликого.
Он вспомнил вдруг гибель Южного Ветра Гилавара: лужу отравленной черной крови, сокрушенное тело, свалявшуюся и потускневшую медь волос, тяжелые предсмертные хрипы и бескровные губы, последние слова: «Ты опоздал». Безликий не успел спасти Гила от вероломства Тени и за полторы тысячи лет не смог простить ни убийцу, ни себя.
– Нас и без того обвиняют во всех бедах мира. Проклятое Небесное племя, чума для обитателей всех сфер, – добавил Безликий.
Еще один обманный маневр. Белый ферзь пал за пределы доски, открыв вожделенный путь к королю.
– Снова поддаешься, – усмехнулся Тень, не замечая, как силок оборачивается вокруг его крыльев. – Когда это тебя заботило стороннее мнение? Иногда мне кажется, что мы с тобой поменялись местами и неумело играем роли друг друга, пряча свои лица за масками. А ведь мы можем их скинуть: я займу твое место в Чертогах вечности, ты отправишься к людям и вкусишь все плоды смертной жизни, а потом уйдешь за грань вслед за отцом. Ты всегда желал именно этого.
Туманная пустошь была промозглой и холодной, и порой ему так хотелось простого смертного тепла. Вспомнились поцелуи жены, нежные прикосновения тонких пальцев, мягкость тела и сладкий фиалковый аромат волос. Восхищение и любовь плескались в родных глазах цвета серого жемчуга. Только разлука длилась вот уже вечность.
Тень прекрасно знал, чем он может соблазниться.
– Я был глуп и эгоистичен. Провидение заставило меня за все поплатиться. – Безликий провел пальцами по царапинам на маске. К нему возвращалось все, разбередив старую рану. Из-под содранных корок хлынул гной вместе с разрывающей сердце болью. Он зажмурился и затаил дыхание. Несколько мгновений он умирал в агонии, но потом пришло облегчение.
Память вернулась, а вместе с ней и желание бороться.
Безликий вдохнул полной грудью и распахнул глаза. За ним оставался финальный ход: отдать последнего слона, прикрывавшего короля.
– Скажи лучше, за что ты меня ненавидишь? – спросил Безликий.
Тень дернулся, в последний момент почуяв опасность, но жажда победы пересилила чутье.
– Так это ты променял меня на смертную потаскуху и кучку жалких охотников. И я подумал: если удастся уничтожить весь мир, ты вернешься ко мне, и никто не сможет нас разлучить.
Нельзя отворачиваться от сумасшедшего взгляда, нельзя закрывать глаза на проступки, как раньше. Малодушие было всему виной, но больше подобных ошибок он не совершит.
– Извини. – Безликий пожал плечами и грустно усмехнулся.
– За что? – Тень сделал последний предсказуемый ход. – Шах и мат. Ты проиграл, как всегда.
– Что значит партия в шахматы в сравнении с вечностью? – Безликий взмахнул ладонью. Незаметно сгущавшийся туман вздыбился и спеленал Тень плотным коконом. – Ты, кажется, забыл, что я властелин Ничего. – Он склонился над поверженным врагом.
– Ах ты коварная сволочь! – прошипел Тень, извиваясь в путах. – А еще меня предателем зовешь. Я рано или поздно выберусь: твои силы на исходе и больше меня не удержат. Мрак уже рядом!
Безликий пожал плечами и вскинул руку. Туман закопошился и потянул Тень в его старую темницу, сокрытую в недрах земли.
А ладони и правда стали совсем бледными, почти прозрачными. Вот-вот исчезнут, как и сам Безликий.
Впервые за вечность Тень оказался прав.
– Значит, нужно возвратить их, мои силы… Одной капли веры в океане отчаяния будет достаточно.
Он опустился на ложе и свернулся калачиком, обхватив себя за плечи.
Мир вновь умирал в медленной агонии призрачных снов.
Глава 8
Сумеречники и пресветловерцы
1526 г. от заселения Мунгарда.
Гульборг, Кундия
Путешествие на север оказалось гораздо труднее, чем представлялось дома. В седле приходилось проводить по восемь-двенадцать часов, искать водопой и выпас для лошадей, удобные места для стоянок. По ночам – мерзнуть под ветхими навесами, поочередно следя за постоянно затухающим костром. Будили и заставляли вздрагивать раздававшиеся совсем рядом звуки леса: скрип деревьев, птичий плач, волчий вой и лосиный рев. Одежда выпачкалась и прохудилась. Тело гудело от усталости и зудело от налипшей грязи. Припасы быстро заканчивались, а отыскать хоть что-нибудь съедобное в едва пробудившемся от зимней спячки лесу было трудно.
Отойдя от замка на расстояние недельного перехода, близнецы выбрались на тракт и присоединились к купеческому обозу. Тот вез на торжище пряности и шелка из южных стран и закупал пушнину у северных охотников. Закон обязывал помогать Сумеречникам всем, чем только можно, а потому купцы поделились с близнецами едой, одолжили теплую одежду и развлекали рассказами о диковинных землях по ту сторону Рифейских гор.
Только тревожило что-то в их показном радушии.
Вскоре с купцами пришлось расстаться. Их путь лежал на запад в Дюарль – пышную столицу богатого Норикийского королевства, а близнецов ждала дорога через вольные города Лапии на крайний север.
Отдав почти все деньги картографу, они заполучили подробный план местности и прокладывали путь так, чтобы всегда ночевать с людьми – ближе к северу легко было нарваться на демонов. К тому же неокрепший дар, как у Вейаса, привлекал их внимание.
Как-то раз они остановились в особенно бедной деревушке. В прошлом году ей сильно досталось из-за нашествий демонов. Жителей тут осталось совсем немного. Половина покосившихся, покрытых копотью развалюх пустовала, а из других испуганно выглядывали изможденные лица. Кормили там скудно: пустым бульоном и водянистой кашей из полевых растений. Спать постелили на жестких лавках у отсыревшей и покрытой плесенью стены. А детей – двух шестилетних девочек и совсем крохотного мальчонку – выдворили в сарай. Старшие, понурив головы, поплелись за порог, а малыш упал на пол, заколотил кулаками о доски и истошно вскричал:
– В сарае живет бабай! Он всех съест!
Как ни старалась мать его утихомирить, ничего не выходило. Отец не выдержал и замахнулся на ребенка.
Лайсве не смогла на это смотреть и схватила меч, который Вей позаимствовал из отцовского арсенала.
– Я заночую в сарае, – грозно выкрикнула она. – Подкараулю этого бабая и отсеку ему голову, чтобы не смел больше маленьких детей есть!
Мальчонка тут же успокоился, а родители уставились на нее с испугом и заговорили хором:
– Извините благодушно! Нам нечем заплатить за помощь.
Вейас укоризненно покачал головой, сама, мол, кашу заварила, вот и расхлебывай. Но Лайсве и подумать не могла, что взрослые воспримут ее слова всерьез. Так что ей пришлось ночевать в ветхом сарае. Было холодно, пахло плесенью, а в гнилой соломе копошились мыши. Зато дети остались дома. Вскоре к ней пришел злой, как стая саблезубых демонов, брат. Он костерил сестру последними словами полночи, пока обоих не сморил сон.
Наутро они проснулись продрогшие и простывшие.
Шмыгая носом, Вейас не преминул напомнить о девичей дурости и ушел в дом. Лайсве же отправилась прогуляться по окрестностям. На берегу заросшего ракитами озера ей под ноги попалась мореная коряга. Лайсве срезала с нее ножом сучья и тоже поспешила в хозяйский дом. На пороге ее встретили дети.
– Это рога демона-бабая. Мы с братом подкараулили его ночью в сарае и обезглавили. Больше бояться нечего, – Лайсве показала корягу.
Дети выхватили у нее трофей и принялись толкаться и вырывать его из рук друг друга. То и дело раздавались восхищенные вздохи. А вот взрослые подозрительно напряглись. Отец куда-то убежал, а мать тараторила и беспрестанно кланялась:
– Спасибо! Простите за доставленные хлопоты и скудный прием.
Лайсве с братом позавтракали постной похлебкой, поседлали лошадей и уже собирались ехать дальше, как к ним подбежал запыхавшийся глава семейства.
– Благодарю сердечно за избавление от демона-супостата! – Он всучил Лайсве тощий кошель. – Все, что удалось занять у соседей. Вы уж не серчайте, нет у нас, убогих, больше ничего.
Она порывалась отказаться, но Вейас сунул кошель за пазуху, запрыгнул в седло и помчал вперед, поднимая столбы пыли. Сестра бросилась следом, опасаясь отстать, подставить, опозорить.