Я пожала плечами, отпив внушительный глоток. Голова тут же «побежала», но это было только к лучшему. Не стану хоть какое-то время представлять себе, что Макс уже добрался до дома Хасановых и обрадовал Динару тем, что он теперь свободный человек. Свободный для счастья с ней…

– Шесть лет назад Гуляев влюбился в Динару Хасанову. Она сначала кочевряжилась, потом ответила взаимностью. Ещё через пару лет после этого уговорила Макса на совместное зачатие ребёнка и родила моему мужу сына, – выдала я краткое резюме, каждое слово которого больно впивалось в моё сердце миллиардами игл.

На лице Марины сначала появилось ошарашенное выражение, затем она сказала:

– Ты шутишь? Когда он говорил о какой-то Динке, он имел в виду… Хасанову?

Удивление, которое выказала подруга, было таким неподдельным, что передалось и мне. Теперь и я испытывала почти то же самое чувство. О семья Динары знала мало, можно сказать – ничего. Да и пересекались мы пару-тройку раз на каких-то мероприятиях вроде помолвки общих знакомых. И все те разы, когда Дина держала на руках сына, а мы перебрасывались с нею ничего не значащими фразами, я даже не догадывалась, что передо мной – любимая женщина моего мужа.

– Да, он имел в виду её.

Марина нахмурилась и залпом допила вино. Плеснула себе в бокал ещё порцию.

– Теперь становится понятным, почему Хасанов так поспешно выдал замуж дочь в своё время, – сказала она, и мои брови поползли наверх.

Я силилась вспомнить, что знаю на данный счёт, а глупое сердце уже радостно колотилось о грудную клетку. Дина замужем… Макса там никто не ждёт. А потом я поняла со всей отчётливостью – это глупость. Я бы видела её рядом с супругом, а не в компании отца с матерью и Дамира.

– Ты, наверное, забыла… Да и не обсуждали мы совсем эту историю, – продолжила, меж тем, Марина. – Какое-то время назад… сейчас припомню, когда именно…

Она нахмурилась, отставила бокал и, схватив свой телефон, начала в нём что-то выискивать.

– Так-так… вот… нет, не то. Ага, нашла! Это было как раз около четырёх лет назад. Динара выскочила замуж, причём тихо, без каких-то оглашений, а потом… её муж умер. Инфаркт. Она уже была беременна, какое-то время походила в трауре, а когда малыш родился, сняла его и продолжила выходить в свет.

Я смотрела на подругу во все глаза, а когда увидела, как Марина, отчего-то покраснев, попыталась быстро пролистнуть фотографии – или что она там изучала? – я выхватила телефон из её пальцев и вгляделась в снимок. На нём ничего особенного не было – просто очень пузатая Динара рядом со своим отцом, который протягивает руку моему свёкру. А рядом с Гуляевым-старшим – Макс. И он смотрит на Хасанову такими глазами, которыми, пожалуй, никогда не смотрел на меня, свою жену. В его взгляде обожание переплетается с чем-то, что схоже на обожествление. И Динара, несмотря на то, что она расплылась и стала не так привлекательна, даже в моих глазах, когда я смотрела на это фото, была прекрасна.

А от того, что я понимала: Макс в момент, когда был сделан снимок, стоял и смотрел с любовью на мать своего будущего ребёнка, душу скрутили болезненные спазмы.

– Смешно, – выдавила я, отбрасывая телефон на постель.

– Ничего смешно, Варюх… – покачала головой Марина. – Неужели всё это правда? Неужели эта крашеная сучка залетела от Макса, а Хасановы отыскали этого несчастного деда, который потом скопытился, не выдержав такого счастья?

Подруга говорила об этом мрачно, но мне отчего-то вдруг стало весело. Настолько нелепые вещи происходили за моей спиной, что казалось, будто последние шесть лет моей жизни – это какая-то фантасмагория, придуманная злым гением. И я, играя в ней свою роль, даже не догадывалась об этом.

– А какая разница? – пожала я плечами и допила вино.

Немного подумав, бросила в рот пару яблочных долек, чтобы хоть немного уменьшить чувство мерзости, которое снова стало давить изнутри.

– Что значит – какая разница? – всплеснула руками Марина. – В этой истории очень много разных странностей. Нам точно нужно во всём разобраться!

Разобраться? А в чём мы могли разобраться? Всё ведь было ясно, как божий день. Ложь мужа длиною в шесть украденных лет моей жизни – вот то единственное, что меня касалось. А как именно он мне лгал, что именно делал там, во второй семье – разве это важно? Даже если Макс, выходя из дома, страдал расстройством личности и ему казалось, что там, с Хасановыми, находится другой Гуляев, это ничего не меняет. Он жил двойной жизнью, в чём сам и признался, и продолжал бы плести паутину вранья, если бы у него не закончились ко мне чувства.

– Нет, Мариш… – помотала я головой, прикрыв глаза. – Нет. Я сейчас залижу раны хоть пару дней и начну заниматься разводом.

Само слово «развод» было словно из другой вселенной. Хоть мне и казалось, что наш с Максом брак не навсегда, я даже в самых кошмарных снах не могла представить себе, что буду проходить через развод и раздел имущества. И вот она – оглушающая реальность, которая оказалась страшнее самых ужасных сновидений.

– Ладно, – после паузы всё же сказала Марина. – Тебя впутывать не стану, но уж извини, кое-что попробую раскопать. Ну как раскопать…

Она снова взяла бокал и, немного успокоившись, покачала им в воздухе.

– Например, мне очень интересно, что там вообще за история семьи Хасановых. Вообще, честно говоря, эти люди всегда производили на меня странное впечатление.

Я слушала её рассеянно. Алкоголь и откат после пережитого давали о себе знать. Наступало то чувство отупения, с которым я сегодня уже имела дело. Хотелось спать, но я вздрагивала каждый раз, когда взгляд находил в комнате вещи мужа. А их было много, этих вещей. Вон его футболка, которую он обычно носил дома. Небрежно брошенная прямо на комод, за что я регулярно журила Гуляева, она наверняка пропахла его кожей… А вон зарядка от часов, которую Макс переложил зачем-то на тумбу с телевизором. Он же не может без своих напоминаний о том, когда ему нужно спать и встать-размяться.

Здесь всё было пропитано Максимом… Здесь был он сам, несмотря на то, что сейчас наверняка муж держал в объятиях другую.

– Давай-ка, Варюнь, поспим немножко, а потом будем думать о всяком, – тихо сказала мне Марина, забрав у меня бокал и дольку яблока, которую я так и не доела.

Отставив всё это добро, она уложила меня на кровать и укутала пледом. Возникло чувство, забытое с детства. Как будто меня вот так же кутает и убаюкивает мама, которую я потеряла слишком рано. Это хоть немного, но меня успокоило. И, позволив себе всё же немного отдохнуть, чтобы только не заполучить нервный срыв, я в следующую секунду провалилась в сон.

– Варя, ты меня, конечно, прости, но работник из тебя в последнее время не очень, – сказал мне шеф, когда я попыталась отпроситься домой пораньше.

С момента ухода Гуляева миновало два дня. Первый, вчерашний, я провела в какой-то безумной ажитации. Вскочила ни свет, ни заря, наскоро выпила кофе и помчалась на работу, где и провела время до часа ночи. Трудилась я администратором в баре «Чёрный кит». Он был стилизован под английский паб и пользовался у жителей нашего района бешеной популярностью. Но моя должность позволяла мне оставить дела на девочек-официанток и уйти, скажем, пораньше. Или немного опоздать. «Чёрный кит» жил своей жизнью и сам, я лишь направляла его плавание, когда в этом была необходимость. Например, устраивались вечеринки или спортивные трансляции значимых мероприятий.

– Я знаю, Дмитрий Борисович… И обещаю исправиться. У меня просто сейчас в личной жизни… шторм.

Шеф вздохнул и покачал головой. Мужик он был, в целом, неплохой и сговорчивый, но порой показывал, кто в доме хозяин.

– Ладно, иди. Но завтра с утра как штык! – добавил он и я благодарно кивнула и поплелась домой.

Потому что состояния нервного подъёма, которое сама себе придумала, мне хватило ровно на сутки. И сегодня я, к своему ужасу, превратилась в кисель.

Я знала причину этого – в первую очередь поняла, что я с какой-то маниакальностью жду звонка Макса. Он не может просто так взять и исчезнуть! Это просто немыслимо! Я заходила в нашу переписку, я ждала… А когда видела, что Гуляев был в сети каких-то пару минут назад, сердце у меня колотилось, как бешеное… Возникали идиотские идеи – взять липовую страницу и «случайно» ему написать… Хоть как-то соприкоснуться с мужем. Получить от него хоть каплю внимания… Словно кость, брошенную голодной собаке. Конечно, я знала – это всё глупость. Он там, с другой… он ложится с ней в одну постель, нянчит сына, играет с ним… Садится за ужин с новой семьей и забыл о том, что вообще у него есть законная жена…

– О, Варь… А ты сегодня рано, – растерянно сказал Глеб, когда я открыла дверь в квартиру и наткнулась взглядом на его спину.

Тут же поняла: Макс приехал с другом, чтобы, видимо, забрать оставшиеся вещи. Это ужаснуло и лишило кислорода. Это заставило меня опять испытать чувство, как будто я вновь прохожу через свою маленькую личную смерть.

– Привет, – поздоровалась сдавленно. – Да, не очень хорошо себя чувствую. Макс тоже здесь? – спросила, снимая кроссовки, а сама уже знала: да, Гуляев тут, рядом…

Что же ты делаешь, глупое сердце, раз так отчаянно колотишься о рёбра?

– Здесь, угу, – буркнул Глеб, которому наверняка было не по себе. – Я к машине пойду, скажи ему, что буду ждать внизу.

Только сейчас я заметила, что неподалёку стоят две собранных сумки. Одна незнакомая, которую Гуляев, видимо, принёс с собой. А вторая наша. С ней мы обычно ездили за город, потому что она вмещала ровно столько вещей, сколько было нужно.

Забрав сумки, Глеб ушёл, а я какое-то время постояла с отчаянно колотящимся сердцем, а потом сорвалась с места и промчалась в сторону комнаты.

Макс стоял у распахнутого шкафа, где у нас на одной из полок хранились документы, и перебирал их. Увидев меня, отложил в сторону свой военный билет, повернулся ко мне и на лице его появилось выражение удивления, смешанного с недовольством.

Я отбросила прочь всё то, что можно было обозвать остатками попранной гордости. Я шагнула к Максиму, обняла его, вцепилась обеими руками, чтобы только хоть отчасти заглушить, залатать, заделать наскоро ту дыру, которая была в районе сердца. Зашептала сбивчиво, отчаянно ругая себя за то, что говорю и делаю:

– Макс… Мы ещё всё можем исправить… слышишь? Ещё всё может быть иначе…

Я прижималась к мужу, слушала его размеренно бьющееся сердце и в этот момент была хоть немного живой. А он напрягся, закаменел всем телом и снова со всей жесткостью палача обрушил на меня слова:

– Не унижайся так, Варь. Не нужно.

Если бы Гуляев взял плеть и изо всех сил стеганул меня ею по спине, даже тогда мне не было бы так больно, как сейчас. Не унижайся… Он так и сказал – не унижайся.

Мягко отстранив меня, Макс продолжил заниматься своими делами, пока я стояла, не в силах сделать даже вдоха. Из глубин души поднимался крик – громкий, надрывный, страшный. Я слышала его, хоть с губ моих не срывалось ни звука. Слышала и глохла от самой себя, потому что воспринимать реальность наживую было убийственно.

– Я бы дождался тебя в любом случае, – сказал муж, когда я сделала шаг в сторону кровати и потерянно опустилась на ее край. – Нам нужно обсудить развод.

Есть ли предел у тех ядовитых чувств, которые растекаются по моим венам и циркулируют в теле вместо крови? И если да – когда же наконец я его достигну?

Положив в третью, набитую до отказа, сумку еще какие-то вещи, что я видела мутно, как через пелену, Макс подошел и присел рядом. Я сделала рваный судорожный вдох, когда пружины под его весом просели. Гуляев сцепил руки перед собой в замок и продолжил:

– У нас раздел имущества, так что будем разводиться через суд. Квартиру делим пополам, за машину я могу дать тебе компенсацию.