А ещё, когда лес рядом, домой возвращаться очень удобно, если не хочешь, чтобы тебя заметили. В отличие от Кейт, которая, хоть на метле могла в трубу залететь, Фрида слыла барышней, богатой леди (пусть и самодуркой немного). Да, спустя четыре года деревенские уже что-то подозревали, но репутацией и свободой Фрида ещё дорожила, потому приличия соблюдала. Может, в свои шестьдесят она тоже сможет, хохоча, проноситься на метле над домами соседей. Но пока что и в человеческом мире находилась масса приятных вещей, которых Фрида не хотела лишаться. Неосторожная же ведьма легко могла попасть в застенки к Серому и никогда оттуда не вернуться.

Самая быстрая дорога к дому лежала по обрыву, с которого на деревню открывался прекрасный вид. Фрида как обычно задержалась здесь немного, глядя вниз: Хэмтонкорт сверкал и искрился огромным костром посреди главной площади и десятком маленьких, на улицах. Вокруг главного костра сейчас разворачивалась ритуальная битва: наряженный в женское платье сын старосты (смотрелся он очень потешно) возглавлял немногочисленную «армию» Зимы, которую теснили к полям люди Джека-в-зелёном, «весеннего короля». Фрида высмотрела и выбранную «королеву мая» – в который уже раз ею становилась дочь местного кузнеца. В венке из полевых цветов она стояла у майского шеста – длинного дерева с обрубленными ветвями, украшенного гирляндами: белого боярышника, синего пролеска и нежно-жёлтого первоцвета. Войско Зимы тем временем швырялось в атакующих Летних соломой, Джек-в Зелёном грозно размахивал ивовым прутом, а его люди защищались берёзовыми ветвями. Потешная битва была в самом разгаре, значит, ещё нет полуночи. Хорошо. Фрида покосилась на всякий случай на небо – россыпь звёзд завораживала – кивнула своим мыслям и пошла дальше. Если поторопиться, будить Мэри, камеристку, не придётся. И можно надеяться на горячую ванну…

Уже у самого дома Фрида чуть нос к носу не столкнулась с оленем. Лесной красавец спокойно смотрел на неё, тут же напомнив о недавнем приключении. Чёрный нос дрожал, ловя запахи, нежные карие глаза отражали звёзды (по крайней мере, Фриде так показалось), а вокруг рогов вились жёлтые светлячки – так, что казалось, будто олень гордо несёт на голове громадную корону.

Фрида зачем-то поманила его, улыбаясь, но тут сбоку раздался треск – и олень исчез. Фрида оглянулась и сама едва успела отступить подальше в зелень. Что, ж понятно, кто разбудил лесного красавца. Первая майская ночь – прекрасное время для гаданий, и особенно неусидчивые девицы крались сейчас через лес, как и Фрида, только замирая от страха и неся с собой фонарь в котором дрожал огонёк одинокой свечи.

Фрида отвернулась от резкого света и подалась ещё дальше в листву, дожидаясь, пока девушки пройдут мимо. Их путь наверняка лежал на тихое местное кладбище (за землёй с могилы или щепкой от креста) и Фрида от души пожелала, чтобы они не наткнулись там на Кейт. Старая карга любила по возвращении проверить парочку мёртвых.

Калитка в коттедж Фриды была вся увита цветочными гирляндами. Не потому, что слуги сделали хозяйке подарок – Фрида, конечно, не запрещала, но никто из них не стал бы без приказа ей плести. Нет, это был ненавязчивый намёк от деревенских: в гирляндах нет-нет да выглядывал нежно розовый сердечник, «кукушкин цветок», как величали его в Хэмтонкорте. Здесь верили, что это любимый цветок фейри, и если уж вплели его в гирлянды, то, можно сказать напрямую заявили: «Здесь живёт ведьма».

Ведьм деревенские уважали, да и Фрида крестьян не боялась: даже если кто-то и донесёт на неё, то всё равно им никто не поверит. Считалось, что ведьмы рождались только среди черни, к тому же, Фрида никогда не колдовала у себя дома. Глаз отвести случайному прохожему – это пустяки, а вот если из твоей трубы валит зелёный дым – конечно, Серый заинтересуется. Фрида дурой не была и вела себя аккуратно. Для колдовства всегда можно выйти в лес, тот защитит её и убережёт от чужого ненужного внимания. Так что снимать гирлянды Фрида не стала, а наоборот, погладила цветы и, не выдержав, зарылась в них носом. Пахли они волшебно и очень свежо, по-весеннему.

Слуги спали – горело только одно окошко, на втором этаже. Мэри наверняка зачиталась очередным сентиментальным романом и, конечно же, в комнате своей госпожи.

Фрида на всякий случай отводила глаза – мало ли какой любопытный следит сейчас за домом или выглядывает из окна. А так, заметит неясную тень, дымку – в сумерках и на такое увидишь. Неслышно проскользнуть в запертую дверь было просто, подняться по лестнице, застеленной коврами – ещё легче.

– Мэри, ванну, – приказала Фрида, появляясь на пороге своей спальни.

Мэри, рыжая девочка лет восемнадцати (камеристка досталась Фриде от матери, и сама Фрида возраст Мэри никогда не уточняла), вскрикнула и вскочила с кресла, в котором только что мирно сидела, укрыв ноги пледом. Сейчас плед соскользнул на пол, и Фрида с усмешкой подумала, что завтра у Мэри на ногах начнётся сыпь, которая через неделю превратится или в «воровка», или «завистница». Камеристка укрывалась хозяйским пледом, который Фриде после их первого совместного шабаша подарила как раз Кейт (ручная, кстати, работа – карга, порой, любила рукодельничать). А старая ведьма наверняка защитила свой подарок чем только можно – в том числе и от возможности подарить его кому-нибудь ещё. Впрочем, Фрида и не пыталась.

– А я-я вас только зав-втра ждала, – промямлила Мэри, кутаясь в шёлковый халат, чёрный с вышитыми золотой нитью цветами. Тоже, кстати, хозяйский. Мэри это обожала: примерять наряды Фриды в её отсутствие. Фрида не была наивной дурочкой и прекрасно знала, что камеристка ей завидует: титулу, положению, богатству, роскоши… Даже красоте, хотя сама Мэри была куда как хорошенькая. Но вот длинные, до пят, волосы хозяйки не давали служанке покоя.

Впрочем, вслух Мэри свои чувства никогда не выказывала, была аккуратна, пунктуальна, старательна и превосходно умела делать причёски, которые не распадались потом весь день, что в положении Фриды было просто необходимо (когда у тебя длинные волосы до пят, очень накладно носить их распущенными).

– Ванну, Мэри, – повторила Фрида, усаживаясь в то самое кресло, с которого только что встала служанка. – Да ради всего святого, оставь в покое халат. Он тебе нравится?

– Очень, госпожа, – пролепетала Мэри, быстро забирая непослушные волосы под чепец.

– Тогда забирай, – разрешила Фрида и зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Спасибо, мэм! – разулыбалась Мэри, мигом повеселев. – Спасибо, спасибо, спасибо!

– Ванну, Мэри, – в третий раз повторила Фрида. И крикнула уже вслед служанке: – Воду сама не носи, растолкай лакеев!

Коттедж у Фриды был большой – ещё не совсем поместье, но и не деревенский (и уж тем более не городской) домик на два этажа с комнатами-малютками, в которых еле-еле двое-то помещались. В коттедже Фриды этажей было три да ещё жилой чердак, где спали слуги, и подвал, где находились кухня и прачечная. Ещё в саду имелась пещера для ледника, но она располагалась со стороны кухни, и Фрида там ни разу не бывала. И да, вокруг коттеджа был разбит сад – небольшой по меркам высшего общества, к которому Фрида (а точнее маркиза Фрида Вустермор) принадлежала. В саду имелся всего один фонтан, три увитых виноградом беседки и один пруд. Фриде хватало, садовнику тоже – ему как раз не пришлось нанимать помощника. А вот слуг в доме требовалось много (по меркам Фриды): кухарка (без неё никуда), камеристка (тоже необходима), три лакея, четыре горничные, экономка. И конюх, правда, он не относился к домашней прислуге и жил на небольшой конюшне: у Фриды всего-то было пять лошадей – для упряжки. Люди её положения такой штат прислуги сочли бы непозволительно маленьким, но Фрида ненавидела, когда по её дому шатается слишком много народу, к тому же, смутно знакомого. К тому же, Фрида любила комфорт и считала священным право проводить всю первую половину дня у себя в одиночестве («у себя» растянулось на весь второй этаж, принадлежащий целиком Фриде – комнаты прислуги и рабочие помещения располагались или ниже, или выше). Прислуга в это время вела себя тише воды ниже травы: Фрида никогда их не колотила, но разжаловать за шум могла, а платила она очень хорошо, так что слуги за свои места держались.

Рядом с креслом на низеньком столике лежала книга – Мэри читала её, пока хозяйка не вернулась. Фрида взяла, повертела её, оценила обложку: красавица в роскошном платье молитвенно сжимает руки. Название внизу гласило: «Проданная в монастырь насильно, или Найти свою настоящую любовь в объятьях демона». Ещё ниже что-то тоже было написано, но слишком вычурно и оттого почти неразборчиво.

– Мэри? – не выдержала Фрида.

Камеристка, суетившаяся с сидячей ванной (её установили у камина и затем принесли воду разбуженные лакеи), как раз разбавляла холодную воду кипятком.

– Да, мэм?

– Почему название такое длинное?

Мэри нахмурилась.

– Не знаю, госпожа, но оно правда очень подходит! Господин Винтер… Это писатель, мэм, – объяснила Мэри, заметив недоумённый взгляд Фриды. – Он сказал, что таково название всей серии книг. И хотя демона прекрасная Мадлен только-только встретила…

– Погоди. Сколько же там… книг? – снова не выдержала Фрида.

– Двадцать… Но, наверное, будет пятьдесят. Недавно господин Винтер объявил о продолжении…

Фрида присмотрелась к книге внимательнее. Открыла.

«Её прекрасное тело трепетало в его горячих руках, когда он медленно, но настойчиво перебирал внутри неё пальцами, словно играл на потаённых струнах её восторженной души…»

Фрида захлопнула книгу. В ней точно была какая-то магия сродни привороту, но это волшебство было за гранью понимания Фриды.

– Мэм, у меня и начало есть, если вы хотите, – нарушила наступившую тишину камеристка. – Там Прекрасную Мадлен усыновляет жрец богини любви и учит её таинствам…

– Я тебя умоляю! – перебила Фрида. – Ты только в храме при настоящих жрецах ничего такого не говори, ладно?

– Что вы, госпожа, это же не запрещено!..

– Мэри, ты молодая красивая девушка… – Фрида покачала головой, отбросив книгу. – Зачем?

– Хочу своего демона. – Мэри зябко поёжилась, хотя в комнате было довольно тепло. – Вот у вас, наверное, демон есть…

– Мэри!

– Простите, мэм.

– Скажешь что-нибудь подобное при других, отрежу тебе язык, – совершенно серьёзно пригрозила Фрида.

– Не скажу, госпожа. – Мэри вытерла руки о передник – халат она уже сняла и успела переодеться. – Всё равно мне никто не поверит, – совсем тихо закончила камеристка.

– Вот именно, – Фрида встала. От полной ванны приглашающе исходил пар. – Представь, как тяжело тебе будет найти нормального мужа немой. Или нормальную работу.

– Работу – нетяжело… Да и мужа тоже…

– Правда? – Фрида с намёком посмотрела на камеристку. – Хочешь, чтобы я облегчила тебе жизнь уже сейчас? Я вдруг подумала, что немая камеристка – идеал, который мне как раз очень нужен…

– Простите, мэм. Я буду молчать, как рыба. Как всегда, – перебила Мэри, конечно, ни на грамм Фриде не поверив. «Вот и будь после этого доброй хозяйкой», – со вздохом подумала та.

Мэри, тем временем, присев, добавила:

– Вам что-нибудь ещё нужно?

– Горячий шоколад.

– Сию минуту, мэм.

– И найди мою тетрадь с записями уроков. Она где-то на письменном столе. – Садиться за работу сейчас же совершенно не хотелось, но завтра в школе полу выходной, значит, занятия сократят, а послеобеденные уроки перенесут на одиннадцать утра. А Фриде бы хотелось поспать подольше и не встречать зарю за планами уроков.

Мэри ушла, дверь за ней со стуком закрылась, и в комнате наступила относительная тишина. В открытые окна, кружась, залетали мотыльки, а вместе с ними – шум и смех празднующей деревни. Но всё это легко «перекрикивали» сверчки.