После звонка Руфус впал в какое-то оцепенение. Казалось бы, самое время вскочить и броситься в бой – но его словно парализовало. Даже уснул на несколько минут. Лишь потом понял: так он готовился к битве. Перезагружал и тело, и ум – выключился и включился заново. Как сказал Ахав в последний день своей эпической погони за Белым китом: «Порой мне кажется, что ум мой не просто холоден – что он превратился в лед, так что череп вот-вот треснет, словно стакан, в котором замерзла вода».

Руфус открыл «Гугл-Землю», проверил местоположение рвотной лужи. На берегу приличных размеров притока Бразос, вблизи запримеченного им раньше болотца. С того дня температура там ни разу не опускалась ниже сотни по Фаренгейту. Если Пятачок так вырос, как можно судить по размерам оставленной лужи, значит, жара вынудила его превратиться в водное млекопитающее. Без постоянной возможности охладиться подобная туша при нынешней погоде просто не выживет. И маловероятно, что он станет переходить от одного водоема к другому напрямик. Будет двигаться вдоль рек – так же, как люди двигаются по дорогам. Руфус пересмотрел сделанные раньше снимки и подметил одну деталь, на которую сразу не обратил внимания: в луже блевотины много черепашьих панцирей. Есть даже рыбьи кости. Все верно: Пятачок живет в воде.

Руфус набрал Бо Боски: тот ответил с первого звонка. Бо как раз заканчивал валить аллигаторов в Шугарленде, пригороде Хьюстона, на нижнем течении Бразос. Понтонная лодка была при нем. Он пообещал привезти ее на прицепе на один удобный причал на Бразос, к югу от Уэйко. «Все равно туда собираюсь, – добавил он, – есть делишки с мигаторами». По крайней мере, Руфус так расслышал: сквозь густой креольский акцент Бо, отфильтрованный неидеальной сотовой связью, точно разобрать слово было нелегко. Что еще за «мигаторы»? Так или иначе, Руфуса это не волновало: главное, что скоро у него появится свой «Пекод».

Руфус двинулся на восток. Попытался снова посетить место, где напал на след Пятачка, но теперь оно скрылось под прибывающей водой. Может, оно и к лучшему. Ему не раз снился один и тот же кошмар: в луже свиной блевотины он находит маленький детский череп – и, сколько ни высовывай язык, избавиться от этого кошмара не удавалось.

В ожидании Бо Руфус сжег немало бензина, катаясь взад-вперед по обоим берегам реки. Все здесь заросло густым кустарником. Согласно техасским законам река и прибрежная полоса являлись общественным достоянием. Хозяева близлежащих земельных участков не видели смысла приводить побережье в порядок. Техас славится тем, что земли́ здесь в избытке – а значит, у каждого хозяина имелось куда приложить усилия и на своей законной территории. Очистка побережья была даже невыгодна: экономической пользы от нее никакой, а к чистому берегу проще приставать ворам и браконьерам. Так что берега Бразос по большей части представляли собой полосу непроходимых зарослей, настоящие джунгли – рай для диких свиней: есть где и окунуться в реку, и почесать бока о корни, стряхивая паразитов, и устроить ночной набег на соседнюю ферму. Свиньи бродили по побережью, оставляя за собой широкий след из попорченных полей, кала, блевотины, мусора – и разъяренных фермеров, гнев которых приносил Руфусу немалые барыши. Сейчас он искал ответа на один вопрос: куда направился Пятачок, вверх по реке или вниз?

К тому времени, как Бо добрался до ближайшего городка под названием Тревис, Руфус пришел к выводу, что Пятачок ушел вверх по реке, на север, в направлении Уэйко. Так что, как только Бо спустил на воду свою понтонную лодку, туда они и отправились. Путешествие выдалось медленным и утомительным: река в этих местах делала крутые повороты, проплыть удавалось не больше нескольких миль зараз, и Реджи, зять Бо, ехавший на пикапе посуху, преодолевал десяток миль за то время, что им едва удавалось покрыть одну. Там, где дорога подходила к реке вплотную, они останавливались, Руфус пересаживался к Реджи и возвращался с ним к исходной точке; оттуда они перегоняли все свои транспортные средства на новое место и здесь припарковывали. Дело тянулось мучительно медленно. Но им требовалось всего лишь догнать Пятачка; а он навряд ли спешил.

Через несколько дней такого путешествия охотники достигли самого сердца Уэйко. Здесь, посреди леса, река раздваивалась: в русло Бразос впадал небольшой приток под названием Боске. В нескольких милях кверху от этого слияния, прямо возле аэродрома, Боске был перегорожен дамбой и образовывал озеро Уэйко. Бразос же уходила в сторону, в техасскую глубинку. Здесь экспедиция затормозила: следовало хорошенько подумать, по какой из рек двигаться дальше.

Крупные автомобили здесь очень мешали. На открытой местности лучше транспорта не найдешь, но в лесистом пригороде Уэйко, где расходились две реки, для крупных машин просто не было места. Однако по берегам озера Уэйко имелось множество кемпингов с парковками для фургонов. В прошлые годы там легко нашлось бы местечко; но теперь из-за беды с муравьями и кондиционерами все было забито битком. «Муравьиные беженцы» разбивали нелегальные лагеря не только на берегу, но и вдоль дорог, змеящихся между озером и аэродромом: не было такого клочка земли, на котором не жили бы люди. Как и в любом человеческом поселении, имелись здесь места получше и похуже. Получше – легальные кемпинги вокруг озера, на возвышенных и сухих местах. Похуже – нелегально, в лесу, среди болот. Бо включил обаяние, с кем-то полюбезничал, кому-то сунул на лапу – и сумел выторговать для своей команды место не совсем кошмарное и при этом достаточно просторное, чтобы разместить там пикап с прицепом, на котором возил понтон, «двойняшку» и трейлер Руфуса. Мэри, жена Бо, прилетела сюда с озера Чарльз, где обитал клан Боски; пару дней они обустраивались на новом месте, а Руфус тем временем, взяв надувную лодку, которую Бо обыкновенно таскал на прицепе за понтоном, исследовал русла обеих рек.

Бо обладал всем, чего недоставало Руфусу: на воде был как дома, интересовался крупными рептилиями, вел дневной образ жизни, был весел, энергичен, громогласен – и женат. Вместе со своей Мэри он вырастил на берегу озера Чарльз (большинство людей сказало бы, на болоте) троих детей. Старшая дочь вышла замуж за этого Реджи: похоже было, что ему и отойдет охотничий бизнес тестя. Впрочем, на покой Бо пока не собирался. Он был не из тех, кто уходит на пенсию, – скорее уж ему предстояло помереть прямо на воде от сердечного приступа, к которому неминуемо приведет такой рацион (да, именно такой, как вы подумали!) и сидячий (днем и ночью в лодке) образ жизни. Но и умирать Бо планировал веселым и довольным, в окружении фотографий внуков. Трое из них были детьми Реджи; с ними и с женой Реджи он с утра до вечера болтал по телефону. Иногда поворачивал телефон в сторону Руфуса: тот морщился и, слыша детские голоса: «Привет, Рэд!» – без особого удовольствия махал в ответ. Из того, что долетало до него из этих разговоров, было ясно, что Бо в семье отзывается о Руфусе тепло и с уважением. И Мэри, появившись в лагере, сразу дала понять, что знает историю Руфуса и воспринимает его охоту на Пятачка как самое естественное дело. Интересно, сказал он себе, неужто там, откуда она родом, такое считается нормой?

Любопытно, что на этих временных биваках мгновенно выстроилось общество в миниатюре, со своей социальной иерархией и обязательными драмами, присущими любому человеческому общежитию. Здесь структура общества была даже сложнее обыкновенной. Высший класс составляли «муравьиные беженцы»: состоятельные люди, покинувшие город в трейлерах-дворцах, прицепленных к сверкающим «эскаладам». Средний класс – перелетные птицы, мигрировавшие сюда из «Больших Грязей», бывших сухих земель в треугольнике между долинами Миссури и Миссисипи, теперь почти постоянно покрытых водой. И низший класс – люди разного происхождения, но часто говорящие по-испански: те, что жили в палатках в лесу, натянув над своими палаточными городками синие брезентовые тенты для дополнительной защиты от солнца и дождя. Многие из них нашли себе работу в «чистых кварталах», у счастливых владельцев трейлеров: готовили на них, убирали, выполняли разные поручения. Так что вокруг полянки, на которой расположились Руфус и Бо, шла постоянная суета: пешком и на велосипедах люди курсировали между своими лагерями в заболоченной лесной чаще и сухими местечками, где, в неумолчном гуле генераторов и облаке искусственного света, привлекавшем тучи насекомых, занимали свои королевские места мегатрейлеры богачей.

Существует бородатая страшилка, которую Руфус слышал в детстве. Заканчивается она словами: «…и тут он понял, что ГОЛОС ДОНОСИТСЯ ИЗ ДОМА!» Именно такой момент наступил на третий день бивачной жизни на озере Уэйко, когда Руфус осознал, что все это время Пятачок со своим стадом держался совсем рядом с ними.

Таково было непредвиденное следствие внезапного интереса Бо к огромному «метамфетаминовому аллигатору», который, по слухам, шарился где-то здесь, на озерном берегу. «Мет-гатор» – вот что сказал Бо тогда по телефону.

Еще одно качество, у Руфуса напрочь отсутствующее: Бо легко отвлечь. Услышал про «мет-гатора» сказочных размеров – и все, пусть все свиньи мира подождут! Впрочем, аллигаторы таких габаритов встречались на Уэйко куда реже диких свиней.

Гипотеза Бо, на взгляд Руфуса, звучала невероятно, однако он отстаивал ее с полной убежденностью. Аллигаторы живут в реках – там, куда в конечном счете попадает содержимое канализации. Нынешние муниципалитеты пытаются как-то утилизировать отходы, но конец один – приходится куда-то их девать. Современная канализация заточена на переработку человеческого дерьма, а не всего подряд. Сложные молекулы – например, те, из которых состоят фармацевтические препараты, – проходят через канализацию в первозданном виде. Так что в канализационных трубах несложно обнаружить следы разных препаратов, как легальных, так и нет.

Варщики мета известны склонностью все отходы своего производства выливать в канализацию. Хуже того, нередко они пренебрегают канализацией даже там, где она есть, – а в местах, обитатели которых массово варят мет, ее частенько попросту нет. Словом, так или иначе немало метамфетамина оказывается в реках. Аллигаторы его чуют и плывут на запах, безошибочно определяя, кто и где на берегу занят нелегальным бизнесом. Так вот: на берегу озера кто-то варил мет и этим привлек целую стаю аллигаторов, по словам Бо, способных явиться на аромат наркоты аж из Мексиканского залива.

Надувная лодка осталась пришвартованной на берегу Боске, по ту сторону дамбы, так что на экскурсию по озеру Уэйко они отправились на понтоне. Целый вечер обходили с черепашьей скоростью тихие прибрежные затоны, какие, по мнению Бо, должны одинаково привлекать крокодилов и наркодилеров. Руфусу не сиделось; невольно он прикидывал, как должны выглядеть эти места для стада свиней. Чем дальше, тем сильнее грызло беспокойство: непредвиденная встреча и со свиньями, и с аллигаторами могла привести к непредсказуемым последствиям. Руфус снял с автомата инфракрасный прицел и, когда сгустилась тьма, начал осматривать болотистые заводи по берегам озера. Бо в сотый раз напомнил, что аллигаторы холоднокровные, их в прицел не разглядишь: эта шутка никогда ему не надоедала. Но Руфус охотился не на аллигаторов.

Они подплыли ко входу в узенький заливчик, в сущности просто желобок в берегу, по которому, должно быть, впадал в озеро невидимый во мраке ручей. На границе между землей и водой инфракрасный прицел уловил плотную, подергивающуюся светлую массу. По краям ее Руфус различил отдельные силуэты – знакомые курносые рыла Sus Domesticus^[11]. На открытой техасской равнине такое стадо считалось бы большим, хоть и не чрезмерным: явно больше двадцати голов, но все же не тридцать. А здесь, на озере, среди домов, оно казалось попросту огромным. Руфус уставился на него, не веря своим глазам, пытаясь сообразить, как свиньи сюда добрались и где добывают себе еду, когда один силуэт, намного крупнее прочих, отделился от общей массы и вразвалку двинулся прочь от берега.