Под крылом самолета Федор ожидал увидеть современный город, что-то наподобие Дамаска или Бейрута, часто мелькавших в то время в новостях по телевизору. Все-таки столица государства. Но Кабул больше напоминал большой средневековый аул, тот, что видел Федор в фильмах про басмачей в гражданскую войну. Лишь отдельными островками цивилизации выглядели сверху советское посольство, микрорайон, гостиница «Кабул» да еще несколько строений.

Федор заметил, как возле снижающегося самолета стали кружить два вертолета, разбрасывая в разные стороны светящиеся ракеты.

– О, нас встречают салютом, – восхитился он.

– Они нас собою закрывают, – пояснил сосед. – А ракеты эти – защита от стингеров. Помогает, но не всегда.

В аэропорту встречал офицер, на смену которого и прибыл Федор.

– Анатолий, – он протянул руку. – Если не против, совместим приятное с полезным. Проедемся по городу, по ходу я тебя в курс дела введу, да и заодно мне кое-какой бакшиш купить нужно.

– Бакшиш – это что? – спросил Федор.

– Бакшиш – это подарки для родственников. Раз ты прилетел, значит скоро домой.

– Я не против, а даже, наоборот, мне интересно.

Федор прильнул к окну. Эмоции переполняли его.

– Женщины в парандже, офигеть, и это в наше время.

– А ты думал, что с победой Великой Октябрьской социалистической революции во всем мире паранджу сняли?

– Ну да, примерно так и думал.

– Ты особенно женщин не разглядывай: не любят здесь это, можешь на неприятности нарваться, – предупредил Толик.

– Так они ж в парандже, что я там увижу?

– Все равно не любят.

– Толь, смотри, дед чешет в калошах, как у моей бабушки. Только бабуля их на валенки надевает, а дед на босу ногу.

– Они и зимой так ходят.

– А что мы им с Союза носки прислать не можем?

– Можем. Потом тебе же в дукане они их и продадут.

– А зачем мужикам такие длинные рубахи? Это же неудобно.

– Очень даже удобно, например, отправлять естественные надобности. Думаешь, зачем вон тот в сторонке присел?

– Чего, прямо в городе?

– А где? У них же нет общественных туалетов.

Перед ними ехала расписанная под хохлому, забитая людьми барабухайка.

– Классная машина, – оценил Федор. – Вот бы на такой по родной деревне.

– Ну да, все бы бабки, побросав семечки, соскочили бы с завалинок, чтобы с тобой покататься, – поддержал Анатолий.

– Толь, а почему он поворот не показал?

– Так ведь нечем. Ты разве не заметил, у него, кроме гирлянды разноцветных лампочек, другого электрооборудования либо нет, либо оно не работает.

– А как ты узнаешь, куда он поворачивает?

– Вот когда повернет – тогда и узнаю.

Вдоль улицы с обеих сторон плотными рядами тянулись маленькие обшарпанные магазинчики.

– Толик, а зачем их столько? Вон у нас один универмаг или универсам на всю улицу – и достаточно.

– Так они здесь живут в основном торговлей. Деньги появились – открываешь свой дуканчик.

Не знал тогда Федор, что пройдет всего несколько лет, и улицы наших городов покроются чередой таких же дуканчиков, гордо именующих себя павильонами и бутиками.

Они остановились около одного из них.

«Надо пару баночек чая купить», – сказал Толик.

В этом дукане продавали только чай, и его аромат был слышен даже на улице. Он продавался и на развес из больших тряпичных мешков, и в разноцветных металлических коробочках и картонных пачках, сплошными рядами лежавших на стеллажах вдоль стен.

Покрутившись в дукане и повертев различные коробочки и баночки, Федор сказал: «Сейчас» – и направился к машине. Толик с интересом наблюдал за ним.

Воспитанный в духе коммунистической морали Федор знал, что все лучшее производится и растет в Союзе. А если это у нас не растет, то завозится из других стран, но только самое лучшее. Получив инструктаж от знающего человека, он вез с собой две бутылки водки, черный хлеб, большую банку селедки, батон докторской колбасы и еще прихватил с собой пачечку чая, того самого, индийского со слонами. Достав последнюю, он протянул ее дуканщику. Тот корявыми пальцами расковырял, понюхал. Кривым желтым ногтем достал несколько чаинок, пожевал их, выплюнул и протянул Федору пачку назад, произнеся при этом тираду на непонятном языке.

– Что он сказал? – спросил Федор.

– Дословно сказать не могу, но если одним словом – «Говно», – ответил Толик.

– Пойдем отсюда, я у этого старого козла никогда ничего покупать не буду, – расстроенный Федор сел в машину.

Толик улыбнулся, но все-таки купил пару баночек «Липтона».

А Федора уже увлекла другая сцена.

На обочине дороги стояла арба, груженная дровами. Не такими, как мы привыкли видеть у нас в поленнице, а просто сваленными в кучу кусками стволов и сучьев.

Уже потом, прослужив здесь около года, Федор обратит внимание на такую же арбу, как бы невзначай остановившуюся недалеко от посольства. Указав на нее капитану царандоя^[1], он попросит ее досмотреть. Двое духов, копавшихся возле повозки, поняв, что их заметили, не доделав толком свое дело, попытаются скрыться. Два реактивных снаряда, замаскированных под дровами, с незакрепленной арбы уйдут вверх, гораздо выше зданий посольства, а два, не сработав, так и останутся лежать на повозке.

Но не она сейчас интересовала Федора. Он с недоумением рассматривал весы возле нее. Они напоминали аптекарские, но гораздо больших размеров. Чашечками служили два сколоченных из досок щита. На одном из них лежал груз, на второй складывали дрова.

– Что они делают?

– Дрова взвешивают, они здесь дефицит.

– Охренеть, их бы с этими весами к нам в Уссурийскую тайгу.

Они подъехали к рынку, и здесь Федор изумился в очередной раз:

– Откуда в этой средневековой стране, в этих неказистых дуканчиках, такое изобилие? Двухкассетный магнитофон Panasonic, джинсовый костюм-варенка Montana… – От разнообразных цветастых упаковок рябило в глазах.

– В основном подделки из Китая и Гонконга, – пояснил Толик. Но все равно впечатляло.

– Ты чего делаешь? – спросил он, глядя на Федора, усиленно тыкающего кнопки на часах с калькулятором.

– Да вот, пытаюсь афгани в рубли перевести.

– А ты вон бачонка^[2] попроси. Писать не умеет, читать не умеет, а сосчитает быстрее, чем ты с калькулятором.

– А тебе это зачем? – Федор удивленно смотрел на Толика, вертевшего в руках прозрачную коробочку с женскими трусиками.

– Жене в подарок. Трусики «Неделька», на каждый день недели свои трусики. Очень удобно. Утром проснулся, посмотрел на трусики жены: «Ба, так сегодня же воскресенье», и опять спать.

– Не, если я посмотрю, то уже не усну.

– Ладно, поехали, а то мы и так задержались.

– Толь, а девчонки здесь несимпатичные, ну, может, кроме тех, что в парандже. То ли дело у нас.

– Погоди, еще не вечер, – многозначительно ответил Толик.

В посольстве, представившись своему руководителю и получив оружие, Федор по совету Толика сходил на лекцию-инструктаж, проводимую доктором с вновь прибывшими.

Доктор увлеченно и даже как-то вдохновенно рассказывал про местный климат, про питьевой режим, как и сколько нужно кипятить воду, про местную ядовитую живность и про страшные болезни: тиф, малярию, холеру… Давно уже побежденные в Союзе. По ходу рассказа доктор «успокоил» присутствующих, пообещав, что, по крайней мере, гепатит кто-то из них все равно подцепит, и закончил инструктаж словами:

– Для профилактики всех этих болезней необходимо хотя бы раз в неделю выпивать стакан водки или спирта.

– Доктор, а что делать тем, кто вообще не пьет? – робко спросил кто-то.

– Кто вообще не пьет, тому здесь делать нечего, – подвел итог доктор.

После лекции Федор с Толиком направились на виллу, где ему с напарником предстояло жить.

Двухэтажное строение, обнесенное высоким, глухим глиняным забором, показалось Федору довольно комфортабельным. Во дворе рос виноград и ползали огромные, величиной со столовую тарелку, черепахи. На входе их встретил афганец в длинной рубахе и тапочках. Он постоянно кланялся и что-то радостно, возбужденно лепетал.

– Хозяин, что ли? – спросил Федор.

– Не, хозяина я ни разу не видел. А этот за домом присматривает, по-русски ничего не понимает, а может быть, прикидывается: их хрен поймешь.

Показывая дом, Толик инструктировал:

– Находиться и спать лучше на этой половине, с той стороны бывает, что постреливают, хотя и с этой стороны недавно рванули машину, начиненную взрывчаткой, так, что стекла не только у нас, но и во всем посольстве повылетали. Воронка была такая, что эта машина могла в ней свободно поместиться. Нашим повезло – никто не пострадал. Они обычно во время обеденного перерыва толпою в дуканчики ходили. На это и рассчитывали духи, но именно в этот день из-за жары обед сместили на час, а у них, видать, взрывное устройство с часовым механизмом было. Погибло несколько царандоевцев и местных жителей.

Чувство опасности щекотало нервы.

«Мужику нужно его испытать для самоутверждения, что ли», – подумал Федор.

* * *

Лишь раз за все выступление полковника оживился Федор, когда тот сказал: «Мы понимаем, как тяжело вам здесь придется, и поэтому, когда вы вернетесь, поедете служить туда, куда захотите. Вот ткнете в карту пальцем, и, если там находятся хоть какие-то части погранвойск, считайте, что вы уже там».

Федор точно знал, куда он ткнет, и даже, мысленно представив этот момент, поднес к глазам указательный палец и внимательно посмотрел на него. Но до этого было еще так далеко, больше трех месяцев.

Работы перед выводом войск прибавилось. Помимо основной, часто привлекали на сопровождение дипломатов, корреспондентов, артистов…

Иногда эти поездки были интересными, познавательными, а порой раздражали.

С корреспондентом и его оператором они приехали на один из блокпостов, что на выезде из Кабула.

Палатка, БМП, торчащее из окопа, и горстка солдат во главе с лейтенантом. Видно было, что там их ждали. Солдаты тут же вынесли и разложили в поле ровными рядами мины. Оператор, развернув камеру, провел ею по окрестности, задержался на БМП, прошелся по разложенным минам и остановился на корреспонденте.

Афганский соловей, так за глаза называли корреспондента, начал повествование, по которому выходило, что находится он где-то в отдаленной провинции, где полным ходом идет подготовка к выводу наших войск, и сейчас перед командованием выводимых частей стоит основная задача – снять все установленные ими мины. И тут бы показать какого-нибудь сапера и дать ему слово, но саперов в пределах видимости не оказалось. Да и они, в общем-то, корреспонденту были не нужны.

Создавалось впечатление, что он сам только что отложил щуп в сторону и вот они «свежеиспеченные» лежат рядком возле его ног. По большей части это были мины явно несоветского производства, снятые саперами на пыльных афганских дорогах при проводке колонн. Но разве такая мелочь могла хоть как-то повлиять на героический репортаж?

Солдаты в сторонке хихикали, отвернувшись, лейтенант украдкой, незаметно показывал им кулак.

Федор хотел подойти поговорить с лейтенантом, но ему отчего-то стало неудобно, и он отошел в сторону.

По дорогам Афгана с ручкой и блокнотом, рискуя собой, колесило немало пишущей братии, но по телевизору показывали репортажи в основном почему-то только этого Соловья.

А вот дипломаты, казавшиеся вначале такими чопорными и высокомерными, оказались нормальными мужиками. Образно говоря, теми же солдатами, рядовыми исполнителями чьей-то «высшей политической воли». Когда объявили политику национального примирения, далеко не все полевые командиры захотели разговаривать с военными и немалая часть работы по установлению этого диалога легла на дипломатические плечи.