Чем больше присматривался к своему «йети», тем больше он меня удивлял. Этот угрюмый, огромного роста человек, оказался нежно любящим отцом. Его прощание с семьей чуть не вышибло из меня слезу.

– Надо идти,– вырвал меня из блуждания по воспоминаниям голос Зипа.

Тяжело кряхтя, вслушиваясь как ноют мышцы по всему телу, поднялся. Богдан выглядел не лучше меня, капли пота не успели высохнуть на его лице. Дойдя до границы снега, Зип свернул на запад. Ущелье появилось через полчаса, хорошо сокрытое от посторонних глаз. По мере углубления оно ширилось, демонстрируя даже просторные участки ровной поверхности.

На ночь мы остановились в пещере: судя по всему, Зип здесь бывал не раз. В углу свалена куча хвороста, в другом валялись кости животных.

– Дальше я не ходил,– признался Зип, подкладывая хворост в разгорающийся костер.

Поужинав мясом из рюкзака, завернулись в шкуры и устроились рядом с огнем. Только на второй день горного путешествия, я понял, что имел в виду Зип, сомневаясь в моей способности пройти Альпы. Всё тело болело так, будто меня пропустили через мясорубку. Дважды я падал и скользил вниз, пока меня не ухватывала спасительная стальная рука охотника. К концу этого дня на мой вопрос, когда закончатся проклятые горы при таком темпе ходьбы, Зип показал три пальца.

– Утром возвращаемся назад,– принял я решение к огромному удовольствию Богдана,– не пройти через Альпы армии Дитриха; да и нам не пройти.

Даже если Дитрих сунется через горы, он растеряет половину армии, ещё не преодолев половину пути. Нас было всего трое, и дважды я срывался вниз по леднику. А когда идет масса воинов, один упавший воин может увлечь вниз добрую сотню.

Обратный путь прошли куда легче: на самом выходе из ущелья Зип поднял руку, останавливая наше движение.

– Добыча!..– прошептал «йети», откладывая в сторону лук и стрелы и взвешивая в руке копье. Он приложил палец к губам и жестом показал, чтобы мы спрятались за валунами. Ожидание затянулось, я уже собирался встать и продолжить путь, когда увидел стадо туров. Впереди шел вожак с огромными рогами, за ними следовали три самца помельче, около десятка самок и четверо молодых ягнят. Животные спускались по почти отвесной стене ущелья.

Когда до нас оставалось около пятидесяти метров, Зип присвистнул. Туры остановились, вожак вскинул голову, нюхая воздух. "Надо бы всем вместе из луков, копье до них не долетит",—мелькнула мысль, когда меня обдало холодным порывом воздуха: охотник метнул оружие. Самца, стоявшего рядом с вожаком, буквально отбросило в сторону, и он покатился вниз, цепляясь за выступы ледника копьем, торчащим из брюха. Стадо мгновенно развернулось и прыжками стало взбираться наверх, на глазах удаляясь из пределов досягаемости.

– Это он копьем? – в голосе Богдана сквозило неподдельное восхищение. Я даже не стал отвечать на риторический вопрос – мы всё видели своим глазами.

Зип умудрился попасть в тура минимум с сорока метров. Пока мы стояли разинув рот, охотник спустился вниз к туру, взвалил его на плечи и вытащил из него копье. Не очень сильно уступая турам, он шел на подъем, пока не поравнялся с нами. Скинув тушу у моих ног, Зип ухватился за массивные яйца тура:

– Лу. Любит их.

Если Лу – это его дочь, неудивительно, что она вымахала такой здоровой и сильной, употребляя столь специфическое блюдо.

До избушки Зипа мы дошли к обеду следующего дня, всё это время охотник нес на себе тура, а мы напрягались изо всех сил, чтобы не отстать от него.

Трудно описать радость Лу при виде добычи Зипа: причиндалы тура она моментально отхватила маленьким ножом и убежала с ними в избушку. Попрощавшись с Зипом, отношение к которому у меня сильно изменилось, рысью поскакали в сторону Мехика. Успел сказать охотнику, чтобы он чаще приходил в город – с таким человеком не стоило терять связь.

– Приду. Охотник – для Лу?..– напомнил Зип, впервые широко улыбнувшись,– видимо, дочка его достала просьбами о поиске самца.

Уже въехав в город, не успели приблизиться к площади, как услышали шум и крики. Пришпорив жеребца, влетел к месту потасовки.

– Что здесь происходит?!

Дерущиеся застыли, услышав мой голос.

– Макс Са,– обратившегося воина я видел в конном патруле во время нашей вылазки,– мы поймали одного врага, но он успел убить двоих наших.

– Где он?

После моего вопроса, воины расступились, открывая взгляду распростертое на животе тело мужчины с окровавленным лицом.

– Кто он?

От моего вопроса лежавший вздрогнул, с усилием приподнимаясь на руках, повернул голову. Несмотря на кровь, заливавшую его лицо, этого подонка я узнал сразу – тот самый Гранит из острога Будилихи, избежавший смерти во время рейда на оплот «христоверов».

– Еретик, ты сгоришь в Геенне Огненной! – выплевывая кровь, прошипел сатанист.

– А ты повисишь вниз головой, пока из Гранита не превратишься в мокрую глину,– весело ухмыльнулся ему в ответ.

– Кто его тронет – будет мной наказан. Богдан, веди его в мой дом,– бросив поводья воину, спешился: подонку пришел час расплаты.

Глава 6. Ганс Мольтке

Гранит не зря носил свое имя – он продержался до вечера, и Богдан был вынужден оставить его в покое, боясь за его жизнь.

– Он молчит, что бы я с ним ни делал,– сокрушенно пожаловался гигант, переминаясь у входа в дом.

– Заговорит!.. Накормите его пересоленной едой, а воду не давайте до утра. И смотри, чтобы у него не было возможности покончить с собой. И не делай виноватого лица, Богдан: эти религиозные фанатики не боятся смерти, к ним нужен другой подход. У него должно быть слабое место, каждый человек имеет свою слабость. Повторяю: проследи, чтобы его накормили солёным, но воду не давали. А утром посмотрим, так ли крепка его вера, как он сам считает.

Появление Гранита закрывало последний фрагмент головоломки – вот кто тот самый Рус со странным именем, упомянутый Гансом в разговоре с Илсом. Но каким образом он оказался в окрестности Мехика, если был гостем во дворце Дитриха? Ченка Богдан сломал за час, Гранит продержался в пять раз больше.

Послал одного из воинов за всадником из патруля, что приволок Гранита в город. Когда воин явился, я заканчивал свой ужин. Богдан продержал парня у входа, пока я не соизволил выйти. В сгущающихся сумерках при свете факела вид испуганного вызовом воина казался нарисованным кровавыми красками.

– Макс Са!..– воин почтительно отвесил полупоклон.

– Расскажи всё с момента, как вы увидели пойманного вами человека. Не пропускай мелочей, вспоминай всё: как вел себя пленник, куда шел, что делал,– присев на пороге, приготовился слушать патрульного.

– Нас было пятеро. По указанию Гурана уходили всё дальше в сторону врага, чтобы увидеть его как можно раньше,– начал рассказ оправившийся от страха воин.– Первым его заметил Сунк: чужак лежал, придавленный лошадью. Вначале мы подумали, что он мертв, но мой напарник заметил, что тот дышит. Мы смогли его вытащить из-под лошади, и в этот момент он ударил Сунка ножом в шею…– воин запнулся.

– Продолжай,– велел я, невольно восхищаясь Гранитом: вот уж воистину гранит, а не человек.

– Прежде чем мы успели понять, что случилось, этот мужчина пырнул ножом и Хвена,– понизив голос, проговорил патрульный, опуская голову.

– А вы втроем набросились на него и скрутили. Так? – продолжил я вместо оторопевшего воина.

– Не совсем так, Макс Са,– плечи патрульного совсем поникли, а говорил он еле слышно.

– Говори громче, я почти не слышу тебя,– велел парню, не понимая его реакции.

– Он ещё успел ранить Герса, но только в руку. Отступая, зацепился за труп лошади и упал, нож вылетел из его рук, и мы с Прамом его скрутили,– пролепетал окончательно съежившийся воин.

– Подожди,– мне пришлось прервать своего патрульного, чтобы прояснить летали.– Один вооруженный ножом мужчина убил двоих и ранил третьего? И не упади он, споткнувшись о лошадь,– неизвестно, чем бы закончилась ваша схватка?

– Мы думали, он мертв, Макс Са, даже оружие не успели вытащить. Прам хотел его убить на месте, но я подумал, что его надо доставить к тебе живым.

– Как тебя зовут?

– Асан.

– Асан, вы поступили, как женщины, когда бросились вытаскивать незнакомого человека, даже не подумав, что это может быть ловушка. Но я прощаю вас троих за то, что привезли его живым. А почему была драка на площади у стены, за что его били?

– Когда воины узнали, что он убил Сунка и Хвена, они набросились на него, а мы с Прамом и Герсом старались его защитить.

– Ясно. При нем были ещё вещи?

– Только меч и бурдюк для воды,– ответил осмелевшим голосом Асан.

– Ладно, можешь идти, скажи Гурану, чтобы придумал вам троим наказание за вашу ошибку.

Отвесив полупоклон, повеселевший Асан ушел, оставив меня в ещё большем неведении. По его рассказу получалось, что придавленный лошадью Гранит мог лежать, ожидая помощи не один час. Удивительно, что едва его вытащили, смог атаковать пятерых – за время, проведенное под тушей животного, нога могла просто перестать слушаться его. Так скорее всего и случилось – падение было следствием восстанавливающегося кровотока, вызвавшего кратковременного нарушение иннервации.

Но куда направлялся Гранит? И почему в одиночестве? И явно спешил, если кроме бурдюка с водой у него даже не было запасов еды. Ведь фактически шел в сторону Мехика, понимая, что серьезно рискует. Или пробирался на побережье, оставляя Мехик по западную от себя сторону?

Ответы мог дать только сам Гранит. Оставалось запастись терпением до утра. Ясно было одно: что-то случилось в землях Дитриха, если Гранит рискнул в одиночку пробираться в сторону Макселя.

Утром, сразу после завтрака, велел привести пленника. Не узнай я вчера вечером – сегодня не признал бы, в какой фарш было превращено лицо сатаниста. Лицо приобрело лиловый оттенок, оба глаза заплыли, губы разбиты и опухли на зависть самым губастым негритянкам.

– Вот мы и встретились, Глина! Гранитом тебя назвали по ошибке, тебе больше подходит имя Глина, ты – размазня. Спрошу тебя всего один раз, если не ответишь – будешь гореть на костре. Но не так, как вы сжигали моих сторонников. Тебя будут жечь и лечить, чтобы, как только поправишься, снова пошел на костер. И будет это продолжаться до тех пор, пока ты не отречешься от своей веры и не расскажешь всё. Тебе выбирать, Глина.

Гранит стоял, запрокинув голову, чтобы видеть меня уголком незакрывшегося правого глаза. Налив себе воды, выпил причмокивая, замечая, как судорожно сглотнул Гранит.

– Что будет, если расскажу всё? – пленник сглотнул снова, услышав журчанье воды в кубке.

– Дам тебе напиться и дарую легкую смерть в Берлине.

– Почему в Берлине? – Гранит облизнул распухшие губы с запекшейся кровью.

– У тебя плохая память, Глина. Ты оскорбил мою женщину в Будилихе, а я пообещал ей, что повешу тебя вниз головой.

Молчание продлилось минуты две – было слышно, как снаружи смеясь переговаривается моя охрана.

– Я умру с Верой в Господа, но ты не заставишь меня просить прощение,– выдавил из себя Гранит, еле удерживаясь на ногах.

– Богдан, уведи его, пусть посидит ещё три дня без воды. А потом начните его сжигать, но не до смерти. Мне он не нужен; да и не знает он ничего, чтобы даровать ему жизнь,– я даже отвернулся от Гранита. Это испытанный прием – уже смирившийся с мыслью со смертью человек испытывает необычайно сильное желание жить, уловив или увидев возможность сохранить жизнь.

– Пошли,– Богдан грубо дернул пленника.

Ударившись об Лутова, Гранит завалился на пол и, не успев подняться, обратился ко мне:

– А если я знаю то, что очень важно тебе, сохранишь мне жизнь?

– Уведи его, Богдан, Глина просто торгуется, ничего он не знает,—проигнорировал я вопрос Гранита.

– Вставай, тварь,– могучая рука подняла пленника на ноги,– пошли, тебя заждалась солонина Дойчей.