На самом деле Диоген был не первым философом, причиной смерти которого стала собака. Одного из древнейших философов, Гераклита, ждал ужасный финал. Гераклит был аристократом, который питал отвращение к простым людям и был убежден, что изрекаемые им истины могут понять лишь немногие избранные. Гераклит утверждал, что люди высшего сословия готовы все отдать ради бессмертной славы, тогда как низы бездумно наполняют утробу, подобно домашнему скоту. Поэтому участь этого философа кажется если не заслуженной, то, по меньшей мере, соответствующей. Заболев водянкой, Гераклит занялся самолечением: он обмазался навозом, который, по его мнению, должен был удалить избыточную влагу. В таком виде его обнаружила стая собак, которые, не распознав в нем человека, его съели^[6].

В последующие два тысячелетия, во времена, когда в философии господствовали довольно догматичные представления Аристотеля, великого ученика Платона, собаки упоминаются относительно редко. Но когда после эпохи Возрождения философия пробудилась от сна, упоминания о собаках возвращаются.

Собака обособленно упоминается в одном из величайших – и самых сложных – трудов западных философов по метафизике – в «Критике чистого разума» Иммануила Канта. Мы еще несколько раз встретимся с Кантом во время следующих прогулок, но сейчас достаточно знать, что в «Критике чистого разума» Кант и делает критический разбор, и пытается устранить часть противоречий, которые постоянно присутствуют в истории философии: между теми, кто считает, что знание должно быть продуктом чистого размышления, и теми, кто утверждает, что мы можем знать лишь то, что разум постигает посредством чувств. Объясняя, как этот разрыв между представлениями и чувственным опытом может быть преодолен, Кант приводит в качестве примера собаку:

Понятие о собаке означает правило, согласно которому мое воображение может нарисовать четвероногое животное в общем виде, не будучи ограниченным каким-либо единичным частным обликом, данным мне в опыте, или же каким бы то ни было возможным образом in concreto^[7].

Без понятия «собака», говорит Кант, все, что мы воспринимаем с помощью органов чувств – уши, шерсть, свисающий язык, поднятая лапа, – затерялось бы в фоновом шуме. Понятие «собака» достаточно надежно, чтобы обеспечить объединение этих различных элементов окружающего нас мира в целостный образ нашего знакомого друга и компаньона. При этом термин остается для нас достаточно расплывчатым, чтобы включать как надоедливого маленького чихуахуа, так и величественного датского дога.

Мы уже упоминали Витгенштейна и способ, с помощью которого он определяет значение слова в сети языковых и социальных действий. Коммуникация связана с участием в серии взаимосвязанных «языковых игр», а наше знание этих разных языковых игр – то, что делает коммуникацию возможной. Исследуя границы того, что называется значением, Витгенштейн снова и снова возвращается к довольно озадаченной собаке, которая, как кажется, изо всех сил старается быть человеком. Но, не обладая необходимой способностью понимать соответствующие языковые игры, наша собака не может ни надеяться на будущее, ни бояться того, что оно может принести. К тому же собака не способна лгать.

Ложь – это языковая игра, которой нужно обучаться, как и всякой другой… Почему собака не может симулировать боль? Что, она слишком честна? Мог бы человек приучить собаку симулировать боль? Пожалуй, ее можно было бы научить выть при определенных обстоятельствах так, словно у нее что-то болит, тогда как на самом деле никакой боли нет. Но чтобы быть подлинной симуляцией, этому поведению всякий раз не хватало бы подходящего сопровождения^[8].

Я думаю, что Витгенштейн, в общем, прав в том, что собака не могла бы симулировать боль. Но, вероятно, даже философ не стал бы утверждать, что собака не может чувствовать боль? Последний пример упоминания собаки в философии, который я приведу, печальный, но показательный.

Мы возвращаемся к XVII веку, к работам Рене Декарта. Декарт стал печально известен в среде любителей животных из-за своих представлений о том, что все животные, за исключением человека, являются «природными автоматами»: бездушными механическими устройствами, неспособными мыслить или испытывать эмоции и, конечно, чувствовать боль.

О Декарте часто рассказывают две истории, указывающие на последствия такой теории. Однажды, прогуливаясь со своими друзьями, философ увидел щенную собаку. Сначала он чесал собаку за ушами и суетился вокруг нее. А потом, на глазах у пришедших в ужас компаньонов, он ударил собаку в живот. Потрясенных наблюдателей Декарт успокоил, объяснив, что вой собаки – это просто работа шестеренок, и заверил, что животные не способны чувствовать боль, а затем посоветовал своим друзьям приберечь свою жалость для страдающего человечества.

Второй, еще более страшный рассказ касается комнатной собаки его жены. Вдохновившись прочитанным об открытых Уильямом Гарвеем законах кровообращения, наш философ вознамерился провести наблюдения самостоятельно. Дождавшись, пока его жена и дочь уедут по поручению, Декарт поймал маленькую собаку – это был папийон, у которого большие уши, похожие на крылья бабочки, – отнес ее в подвал и выполнил жуткую вивисекцию.

Как отреагировали мадам Декарт и маленькая девочка, когда обнаружили тело? Об этом история умалчивает.

На самом деле, история об этом умалчивает, потому что не было никакой мадам Декарт и никакой дочери. Философ так и не женился. Этот рассказ – миф, возникший в идиотской преисподней Интернета. Нечто очень похожее на описанный кошмар действительно произошло, но почти двести лет спустя. Злоумышленником был знаменитый анатом XIX века Клод Бернар (1813–1878), который бессердечно проводил рассечения без анестезии живых, находящихся в сознании собак (и кроликов). Бернар не особенно беспокоился о жене и действительно выполнил вивисекцию ее маленькой собаки. Разгневанная (что вполне понятно) жена оставила Бернара и основала организацию для проведения кампаний против жестокого обращения с животными. Историю стали связывать с Декартом, по-видимому, из-за его представлений о животных, как об автоматах.

А что с историей, в которой фигурирует щенная собака? Если такой случай вообще имел место, то виновным был французский философ более позднего периода, Никола Мальбранш (1638–1715). И снова в том, что подобные истории приписывали Декарту, виновата его репутация.

Но достаточно о собаках в философии. Давайте немного разберемся в философии с нашей собакой!

Прогулка первая
Хорошая собака, плохая собака

Во время первой прогулки мы с Монти начинаем обсуждать этику, ту область философии, которая касается вопросов морали: что правильно и неправильно. Почему эти моральные проблемы так трудно решить? Сводится ли мораль просто к прихоти или власти? В этом разделе мы рассмотрим некоторые неудовлетворительные этические теории, которые тем не менее помогают выяснить, какой же должна быть хорошая теория морали.

Философия, возможно, не всегда развлечение, но, по крайней мере, она должна стремиться быть полезной. Философия поможет вам выбрать между хорошими аргументами и плохими, где бы они вам ни встретились: в социальных сетях или в пабе. Она поможет прояснить, что вы думаете о главных вопросах современности. Возможно, она предоставит вам возможность стать лучше – тем, кто раздумывает, как правильно поступать и каковы истинные цели в жизни. Философия заставит вас проводить часы в спокойных размышлениях над серьезными вопросами: зачем мы здесь? Какова подлинная природа реальности? Откуда я знаю, что свет действительно выключается, когда я закрываю дверцу холодильника?

Однако одна из многих важных причин для изучения философии заключается вовсе не в том, что она позволит вам победить в любом домашнем споре. На самом деле, я бы посоветовал вам никогда не применять философскую ловкость рук, когда ваш супруг раздражен из-за вас. Никогда не пользуйтесь вилкой Юма или бритвой Оккама, если не хотите повстречаться со сковородкой Супруги. Нет, в домашних спорах победа, добытая с помощью философии, – всегда пиррова: ее цена намного превосходит любую выгоду, когда речь идет, например, о том чтобы укладывать посуду в посудомоечную машину эффективным и рациональным способом, или о том, чтобы не смотреть «Неспящие в Сиэтле» в пятнадцатый раз.

Существует также множество причин, чтобы иметь собаку, в том числе и следующая: это может послужить оправданием, если вам нужно сбежать из квартиры как раз после подобной пирровой победы. Всем собакам нужно гулять, даже склонным к философии и не очень любящим выходить из дома «мальтийцам» с маленькими лапками.

– Как настроение, Монти? – спросил я, когда мы спустились вниз на старом гремящем лифте. – Кладбище или Хэмпстед-Хит^[9]?

Монти фыркнул, будто ему было все равно, куда мы пойдем. Он мог многое выразить с помощью фырканья: самое разное настроение, суждения, идеи и даже доводы. Фырканье Монти могло указывать на согласие или несогласие; насмешливое изумление или гневное осуждение; критику или одобрение вашей аргументации. В этот раз фырканье означало: «Пи-пи на могилу или на дерево? Мне не важно. Ты решай».

– Кладбище ближе, но Хэмпстед-Хит менее…

– Отвратителен?

Я кивнул.

– Значит, в Хэмпстед-Хит.

Парк Хэмпстед-Хит находится в двадцати минутах ходьбы, и путь пролегает через улицы, где живут олигархи и управляющие хеджевых фондов. В отличие от большинства открытых пространств Лондона, Хэмпстед-Хит выглядит как парк без планировки, неухоженным, непредсказуемым. Только что ты находился в пригороде, а в следующий момент оказался в дебрях. Ну хорошо, не совсем в дебрях, но можно долго идти и не увидеть и не услышать ни одного человека. Но, возможно, такой переход не столь драматичен, как я его описал. Парк и улицы проникают друг в друга, как ни в одном городе или стране. Это заставляет вспомнить о парадоксе или загадке, которая беспокоила одного из первых философов-стоиков – Хрисиппа (ок. 279 – ок. 206 до н. э.).

Стоики – одна из философских школ, которая процветала в Афинах в III веке до н. э. Затем они «покорили» Рим, и среди величайших философов-стоиков был император Марк Аврелий. Мы еще поговорим о стоиках более подробно, а пока дадим общую картину: ключевым пунктом их учения было представление о том, что каждый философ должен стремиться стать непогрешимым, человеком, который полностью осознает связанность элементов физического мира, видит необходимость во всем и способен ответить на любой мыслимый вопрос. Например, такой: сколько зерен песка образуют кучу? (Этот вопрос известен как парадокс «Сорит» (от греч. σωρός – «куча».)

Очевидно, мы все узнаем кучу песка, когда ее увидим, мы также знаем, что три зернышка песка не равны куче. Поэтому должен быть момент, когда при добавлении одного зернышка песка не-куча превращается в кучу. Но как одна-единственная песчинка может настолько все менять? Та же проблема применима к лысеющим мужчинам. Пышная шевелюра постепенно редеет до тех пор, пока человек не становится бесспорно лысым. Но когда он становится лысым? И в этом случае единственный волос должен означать такой переход, и все же: как отличить лысого от нелысого по такому тонкому… волосу?

А в школе вариант парадокса «Сорит» стал для меня введением в мир спекуляций. Здоровенный парень-хулиган подходил ко мне на школьном дворе, хватал за руку и требовал ответить на вопрос: «Ты бы поцеловал Хильду за фунт?»

Хильда – это старая, раздражительная женщина с кривыми зубами, которая подавала обед в школе, черпаком накладывая в тарелку месиво из восстановленного концентрата и коричневой мясной кашицы.

– Нет, – говорил я.

– Тогда ради чего ты поцеловал бы Хильду?

– Ничего!

– Ха, ты бы поцеловал Хильду за ничего!

И вскоре весь школьный двор начинал кричать не только что я поцеловал бы Хильду просто так, но и что я люблю ее и хочу на ней жениться.

Вообще-то, это не совсем парадокс. Парадокс проявился бы потом, когда вы стали бы обдумывать вопрос. Поцеловал бы я Хильду, скажем, за десять миллионов фунтов? Вероятно, я сказал бы: «Да». Так что на какой-то цифре между одним фунтом и десятью миллионами я бы согласился поцеловать Хильду. А это отправляет нас к началу: всего один фунт решит дело – целовать или не целовать Хильду. Поэтому, по сути, вы всегда поцеловали бы Хильду за один фунт.