Ещё десятилетней девочкой Асия приезжала к отцу в степь, и мы вместе на конях пасли стадо. Мне было тогда двенадцать лет. Мы купались в степном пруду, застланном почти ковром ряски… Она стояла у берега в окне воды и говорила: «Смотри, сколько мальков! Смотри, они трогают меня и плывут мне прямо в ладони!» А я смотрел на неё – красивую, весёлую и счастливую. Она была в лифчике матери, такая хрупкая, тонкая. И столько в ней было детской наивности и простоты, что во мне просыпался порой мужчина… Она весело и беспечно скакала на лошади или бегала, догоняя отбившихся от стада коров. Мы целый день были у стада, гоняли его, подгоняли на водопой и на лёжку возле пруда. Я сделал шалаш: полрогатины врыл, положил наклонно палку и накрыл дерюгой. И так нам было в тени шалаша прохладно и счастливо, что однажды я купил целый кулёк конфет, и мы лежали в этом шалаше, а коровы были на стойле… Я дал ей конфету… «Вкусно», – сказала она. «Дать ещё? Хочешь?» – «Да». – «Слушай, Асия, ты меня любишь?» – «Люблю», – сказала она. «А можешь ты мне это самое… Ну как муж и жена?» Она сразу поняла, что я имел в виду. «А ты дашь мне тогда целый кулёк конфет?» – спросила она. «Да, – обрадовался я, – это будет твой кулёк конфет». «А это больно?» – поинтересовалась она. «Нет, – ответил я, – только чуть-чуть». «А кулёк сразу отдашь?» – «На, бери прямо сейчас!» Она легла… Она жевала конфету, а я пытался в неё попасть… «Ой, что ты врёшь?

Мне было больно немножко», – сказала она, продолжая есть конфеты. Она была ещё дитя, да и я не был мужчиной…

«Мне чуть больно и живот тянет», – пожаловалась она.

«Это пройдёт. Пойдём купаться!» – «А ты кулёк обратно не отберёшь?» – «Нет». Она встала и побежала, я погнался за ней и увидел, что по её ноге текла кровь. Она подбежала к берегу, хотела снять сарафан, но увидела, что трусиков под ним нет, и бросилась в воду прямо в сарафане. Сарафан пузырём вздулся на ней. Я тоже кинулся в воду и купался вместе с ней, и был непомерно счастлив. А потом мы погнали коров на пастбище, а вечером – на калду. Её отец остался на ночь сторожить калду, вагончик и стадо, а мы поехали с ней домой… Утром, когда я проснулся, к нам в гости пришла мать Асии и сразу с места в карьер: «Эх, бессовестный! – и к матери моей, которая стояла с чайником: – Садись, апа, чай сейчас будем пить. Ты знаешь, что сделал твой бессовестный сын?!» «Чего он такого наделал? – с испугом посмотрела на меня мать, а я от страха, наверное, побелел. – Чего он такого сделал?» Мать Асии зашептала ей что-то на ухо». «И только-то, – протянула моя мать. – Ты что, сама маленькой не была? Ты только, апа, мужу не говори, а то он его с работы прогонит». – «Ладно, чего уж, сама виновата, пускала её в степь к отцу. Вот и допускалась». А моя мать полезла в сундук, достала халат и протянула его матери Асии. «Мужу не говори», – ещё раз попросила она. «Я не скажу, – приняла мать Асии халат. – Если он не скажет никому…» – «Он не скажет, а если скажет, его в тюрьму посадят». Слово «тюрьма» вселило в меня страх и заставило закрыть рот на замок…

Жизнь текла дальше… Я учился, и она училась. О том, что первый любовный опыт она приобрела со мной, ни она, ни я даже не вспоминали. Она росла, зацвела… Её отец говорил мне: «Вот, учись, работай, и я выдам за тебя свой цветочек». И я жил надеждой, что скоро она будет моей женой. Но она стала какой-то отдалённой, ударилась в учёбу. Когда мы встречались, она говорила: «Хочу стать врачом. И замуж не думаю выходить…» Но я ждал и был уверен, что она будет моей. Я мечтал о ней… Когда я был один, то корил себя: «Размечтался! А где деньги на калым?» Эти мысли охлаждали мой пыл. Но потом опять приходила окрыляющая мысль: «Но ведь он обещал её мне!»… А теперь продал…

Я вернулся к вагончику… Дядя Альбек сидел на его ступеньках уже умытый. «Я не стал требовать с него деньги», – сказал я. «Почему? – застонал он, поднимаясь со ступеньки. – Он отнял у меня всё: дочь, деньги… Я это так не оставлю! Ишь, попользовался и говорит, что она не девочка. Я ему покажу…» «Она не была девочкой! – вскипел я, чтоб сделать ему больно, как он сделал мне. – Я её сделал женщиной два года назад!» «Так это, значит, ты, паршивец, отнял у меня такие деньги! – закричал отец Асии. – Да я тебе за них!»… Понимаете, он не за дочь, а за деньги хотел убить меня! «Ты же обещал отдать её мне!» – закричал я. «Тебе, нищеброду?! Мою Асию?!» И он кинулся ко мне. Я бегом вокруг калды, он – за мной. Догнал меня, схватил за горло… Я упал и почувствовал запах крови, который шёл от его перевязанной головы. Я начал задыхаться и почувствовал, что смерть моя пришла. Стал шарить рукой вокруг и нащупал камень-лизун, схватил его и с размаху ударил ему по голове… Он застонал, руки его ослабли… Я вывернулся из-под него и отполз в сторону. Видел, как он засучил ногами, разбрасывая кусочки соли-лизунца, а потом затих. Я вскочил и кинулся к коню, поскакал в степь. Хотел побыстрей ускакать от этого страшного места. Целую ночь просидел в овраге… Скотина лежала ночью возле калды, а утром сама пошла на пастбище… А потом приехали ваши сотрудники… Не знаю почему, но я подумал, что меня сразу заберут, и на душе почему-то стало легко. Но меня не забрали… А потом второй удар: похороны и отца, и дочери. Похоронили мою Асию! Я хотел пойти к вам и сдаться, всё рассказать, как было, но там, на кладбище, один мужчина сказал: «Некому отомстить за девочку!» И я сразу изменил своё решение. Я отомстил.

Юноша замолк.

– Меня теперь посадят? – спросил он через некоторое время.

– Я это не решаю, – ответил следователь. – Но твёрдо держись своей правды.

Мать девушки шла на кладбище, на пригорке невдалеке стояли ёлочки. Она остановилась и остолбенела: ей показалось, что это дочь бежит ей навстречу.

– Доченька моя! – радостно протянула она к ней руки…

Обычное дело

Зима, канун Нового года… Пошёл дождь со снегом… Дорога обледенела… Шофёр Вася Зимин прибыл с рейса и сразу подал председателю колхоза заявление об уходе.

– Прошло три месяца, как ты получил квартиру, отделал её, а теперь вдруг уезжаешь…

– Мама у меня в Краснодарском крае больная! Срочно просит приехать.

Председатель пошёл ему навстречу и даже хотел дать семье Василия машину для перевозки вещей, но тот отказался:

– Я уже позвонил брату, он приедет и заберёт меня.

– А что, брат не может быть с матерью?

– Да у него жена такая!..

– Ну, понятно, – сказал председатель.

Машина за Василием пришла в тот же день. Соседи помогли загрузить его небогатые пожитки: стол, стулья, два дивана, шифоньер и холодильник. Присели на дорожку, попрощались… А через месяц в колхоз нагрянула милиция…

– Машина с таким вот номером ваша? – спросил председателя майор Виктор Николаевич Власов, следователь по особо важным делам из прокуратуры соседнего района.

– Да, машина принадлежит нам.

– А где шофёр?

– На ней сейчас никого нет! Шофёр месяц назад подал заявление о выходе из колхоза и уехал вместе с семьёй.

– Вот у меня показания свидетелей, что седьмого января сего года в селе Балашиха на вашей машине был совершён наезд на женщину с ребёнком.

– Живые они? – поинтересовался председатель. Майор промолчал. – Может, он по нечаянности? Что-то я слышал об этом происшествии…

Председатель нажал кнопку звонка. Вошла секретарша:

– Слушаю вас, Вадим Иванович.

– Принеси мне из отдела кадров дело Зимина Василия Ивановича.

– Хорошо, сейчас принесу.

Пока она искала дело, майор Власов поинтересовался:

– Откуда он прибыл к вам?

– Из Узбекистана… Беженец.

– Жена, дети?

– Да, один ребёнок!

– Жена работала?

– Нет, домохозяйка… Думал, они навсегда к нам прибыли. У нас ведь не село, а перевалочная база. Государство дома построило, всем квартиры нужны, а работать некому. Все хотят быть министрами… В шофера ещё идут, а в трактористы, скотники и на другие рабочие места не больно-то. А он когда приехал, я беседу с ним провёл, спрашивал, почему он уехал из республики. Говорит, война там, узбеки с таджиками воюют, правда, русских пока не трогают, но лучше от греха подальше держаться: мол, после войны в Афгане узбеки стали коситься на нас, у них ведь там родственники.

– А как он насчёт спиртного?

– Не замечал…

– В коллективе прижился? Как работал?

– Вроде бы хорошо… Я не больно наблюдал за ним, принял – и всё. У меня своих дел по горло.

Вошла секретарша и подала папку.

– Чай нам! – попросил председатель.

Власов начал рассматривать дело Василия и что-то записывать. Секретарша принесла чай.

– А не говорил он, куда уезжает? – спросил майор, прихлёбывая чай из стакана.

– Сказал, что в Краснодарский край.

– Зачем так далеко?

– Сказал, что там мать у него живёт, болеет.

«Мать», – записал следователь.

– А водитель, что отвозил его с семьёй, где?

– Да он сам нанял водителя, сказал, что брат его отвезёт.

– Номер машины не запомнили?

– Да я и не глядел, – улыбнулся председатель. – Думаю, соседи, которые помогали ему грузить вещи, должны были запомнить.

– Я проверю. А нельзя ли скопировать дело Зимина?

– Это можно.

Получив копию дела, Власов поехал в Балашиху, где жил уехавший Василий. Подъехал к дому коттеджного типа и простучал в калитку соседа уехавшей семьи. Во дворе злобно залаяла собака, привязанная на цепь. Вышел хозяин – солидный, высокий… Майор Власов представился.

– Вы сосед Василия Зимина? – спросил следователь.

– Бывший сосед, – уточнил мужик.

– Вы, когда грузили его вещи, не спрашивали, куда он поедет?

– Спрашивал…

– И что он сказал?

– В Краснодарский край.

– Ну а номер машины запомнили, или хотя бы регион какой?

– Машина частная, городская, номер не помню, а вот регион помню…

– Какой? – обрадовался Власов.

– Обыкновенный, московский, сто девяносто семь… Да вы лучше к другому соседу сходите, тот всё знает… А вы, товарищ майор, раз уж заглянули, не поможете моей беде?

– Какой беде?

– Да вот насос с электромотором украли, огород поливать нечем.

– Я вообще-то с другого района, но беде твоей помогу, – улыбнулся Власов. – Цепняка своего на ночь спускаешь?

– Конечно, никто не зайдёт во двор.

– Тогда собака украла…

Лицо мужика изменилось, стало недовольным:

– Смеётесь? Мотор с насосом стоит сейчас знаете сколько…

– Вот поэтому его и украла собака, – серьёзно заключил майор.

На лице мужика сверкнула догадка, а потом появилась злоба.

– Лихо вы дело раскрутили! – воскликнул он и с хрипом, как пёс, зарычал: – Николай!

Из дома вышел похожий на него парень, зевнул так широко, с хрустом, словно хотел в рот целую буханку запихать:

– Чего, бать?

– Ты на какие шиши пиво три дня назад покупал? – отец пошёл к сыну пружинистыми шагами, осматриваясь по сторонам: видимо, искал, что взять в руки. – Я для тебя…

– Батя, не надо! – крикнул сын и побежал вглубь двора. Отец – за ним. Пёс замолк… Видимо, он никак не мог понять, в чём дело, и думал примерно так: «На днях хозяин дал мне пинка, а тут на сына рычит… Уж не бешеный ли он стал?» И пёс полез в свою будку от греха подальше.

Майор отходил от их дома и слышал, как сын орал:

– Не надо, батя! Это сосед! Я кобеля только держал…

Другой сосед Василия как раз выходил из огорода и нёс в мешке что-то шевелящееся. Рядом с его домом стояла машина. Майор представился.

– Пётр Иванович, – ответил сосед.

– Что, на базар спешишь живность продать?

– Да какое там?! Хочу собачонку отвезти, за Волгу еду, чтоб она не вернулась. Хорошая собачонка была, никогда курочек не трогала, – вздохнул Пётр Иванович, мигая глазами, – а в последнее время четырёх слопала. И как в неё только поместилось?

– А что ж ты сразу не хватился, что собака шкодит, допустил съесть четырёх?

– Так это, пуха не было… Не знаю… Я это… – затоптался Пётр Иванович на месте и вдруг воскликнул: – Ах, мать их за ногу, воры! А я и не догадался, что собака не может глотать курочек целиком. Ах ты, мать моя женщина! Вот что значит настоящий сыскарь!

Он вытряхнул из мешка маленькое создание, и собачонка ну прямо с человеческим криком: «Ай-я-яй! Ай-я-яй! Ай-я-яй!» помчалась во двор. Хозяин и следователь засмеялись, глядя ей вослед.

– Точно, это местные архаровцы: воруют кур, обмазывают глиной – и на костёр. Полчаса – и курица готова. Ну я с ними разберусь!.. А вас-то какое дело привело ко мне? – спросил после выброса эмоций Пётр Иванович.

– Когда ваш бывший сосед Зимин уезжал, вы помогали выносить и грузить его вещи?