«Там меня еще не носило», – мелькнуло у летчика-космонавта, и он мягко оттолкнулся, чтобы впорхнуть в нижний блок, облюбованный ученой братией – к базовому пристыковали восемь исследовательских и лабораторных модулей. Стая научников в чистеньких белых комбинезонах, аки херувимы вились между пультов, экранов и табло, ожесточенно споря на лету. Лишь двое усердно крутили педали велотренажеров, приделанных к условному потолку.

Все блоки, раз уж конструкторы выставили их стоймя, делились на ярусы-этажи, чтобы запихать побольше оборудования. Лишь по центру круглых палуб зияли люки – станционные аборигены ныряли в них или выныривали. Что интересно, ни разу не треснувшись лбами.

Третий служебный модуль Почтарь обнаружил в самом низу, рядом с доком. Полупрозрачные дверцы со строгой надписью «ЦПУ» подчинились его рукам, и бесшумно разъехались. Паха вплыл в цилиндрический объем, размером с рабочий отсек «Алмаза», и завертел головой. Дежурные реяли над пультами или висели вверху, пристегнутые, и бубнили, взглядывая на экраны портативных микроЭВМ – на Западе их звали ноутбуками:

– Дмитро, дуй в двигательный отсек, будем поднимать станцию на километр…

– А кто знает? Ирина, это же не шуточки! А если крошки залетят кому-нибудь в легкие? Нормально?

– Тенин, готовь вакуум-сварщика. Герметичный стыковочный переходник Б-2 на орбитальном доке³ пропускает. Давай… Да! И глянь еще объединенный шлюзовой отсек.

– О-Ка «Байкал», два точка ноль один, погрузка завершена. Объявляется часовая готовность…

– Герман Степанович, Москва вызывает!

– Переключи на меня, – спокойно ответил Титов, всплывая и придерживая наушники одной рукой. – Начальник станции слушает. Да, Георгий Тимофеевич, все «семеро богатырей», хе-хе… Стажируются! Энтузиасты, мать их ети… Ну, куда ж без этого… Да их наставник застращал! Первое предупреждение, говорит, оно же последнее, а следующего раза не будет – отправлю на Землю. Как шелковые стали! Ага… О, нет! Това-арищ Береговой… Так вы тоже меня поймите! Это моя вторая экспедиция – и последняя. Уж лучше вы к нам, хе-хе… – заканчивая разговор, он приветливо кивал Почтарю. Легонько оттолкнувшись пальцами, плавно подлетел и протянул руку. – Павел… Э-э… Простите, не знаю вашего отчества.

– Да просто Павел, – смутился космонавт. – Чего уж там…

Перед ним висел человек-легенда, по жребию оказавшийся в тени Гагарина. Пожав пятерню Титову, Паша заодно погасил инерцию его «полета».

– Ну, тогда здравствуйте, Павел! – начальник «Салюта» уцепился за поручень, мельком глянув на дежурных, и ухмыльнулся. – К сожалению, отдельного кабинета у меня нет… Если не считать спальное место в модуле проживания! – Он посерьезнел. – Вчера на лунной базе случилось ЧП – пропали техник и специалист из НАСА. Джозеф Гарфилд работал на «Звезде» по обмену. Поиски прекращены – запас кислорода закончился у обоих. Кое-какими мыслями по этому поводу я поделюсь позже, а пока… Вы не могли бы поработать на базе за техника? Хотя бы временно?

Сердце у Почтаря заколотилось, а губы повело в широкую улыбку. Сдерживая ликование, чтобы не посчитали совсем уж бесчувственным, он сказал:

– Когда Кубасов гулял по Луне, я скучал на ТМК. И страшно завидовал Николаичу! Так что… Конечно, мог бы! Только… Опыта у меня как бы и нет.

– Пустое! – отмахнулся Титов с облегчением. – База мало чем отличается от корабля, а техник – от бортинженера. Проблемы те же – кислород и давление, тепло, антирадиационная безопасность, энергия, связь… Справитесь. И… Я ведь не зря вызвал именно вас, Павел. В случае с «Атлантисом» вы нашли оптимальное решение! Знакомы с Михаилом Гариным?

– Одноклассник мой, – смутился Почтарь.

Титов серьезно покивал.

– Если честно, – признался он с кривоватой усмешкой, – я сам только сегодня узнал много всего интересного. Про физику пространства, про параллельный мир… Просветили с Земли. Мы в этих делах, с бета-пространством, ведем, американцы догоняют. А ваш друг, Павел, уже всех на уши поставил – и Минобороны, и КГБ… Старт «Атлантиса» был секретным, о нем не сообщали. Аналитики из Комитета уверены, что шаттл переходил в «Бету», от того и вспышки. Похоже, «Атлантис» запустили в разведывательных целях. Его экипаж собирал сведения об этом… м-м… Сопределье – записывал тамошние телепередачи, слушал радио, снимал… И до меня лишь сегодня стало доходить. Смотрите!

Титов всплыл, шлепая ладонью по большой фотографии лунной поверхности – кратеры рябили на ней, как лужа под дождем.

– Вот база «Звезда». Здесь вот, рядом – каньон Хэдли Рилл, где добывают ископаемый лед. Адская смесь! Вода, углекислый газ, метан, аммиак… А чуть дальше – не слишком большой безымянный цирк. Присмотритесь… Видите? Он будто паутиной заткан! Это радиусы и кольца УМП, уложенные в его чаше. УМП – значит «улавливатель межпространственных полей»… – Титов усмехнулся. – Ну, ваш одноклассник лучше в этом разбирается! Мне только известно, что Луна – самое удобное место, она всегда обращена к Земле одной и той же стороной, и никаких помех. Сиди и наблюдай за всеми этими совмещенными пространствами. Вот я и подумал, а не связана ли гибель тех двоих с МП-локацией? Из НАСА ли был пропавший штатовец? Или из ЦРУ? Я понимаю, засылать шпиона аж на Луну – это низкопробная голливудщина, но жизнь порой такие сюжетики подкидывает, что куда тому кино! В общем… – он отчетливо смутился. – Меня председатель КГБ убедительно просил уговорить вас… Просто чекисты не в состоянии отправить сотрудника на «Звезду», а вот, если… Тем более, что вы, хоть случаем, хоть краем, но посвящены во все эти пространственно-временные секреты…

С мелким удовольствием досмотрев, как космонавт номер два барахтается в затруднениях, Паха весело рассмеялся.

– Да согласен я! – воскликнул он. – Только кого там ловить и выслеживать? Вы же сами сказали, что американец пропал без вести.

– Так они уже другого прислали! – фыркнул начальник станции, одновременно радуясь и винясь. – На «Челленджере»! В общем… К-хм… Ваша тайная миссия начнется ровно через неделю. А сегодня… – он задумался. – Так… Я скажу, чтобы освободили второй или третий модуль снабжения. Запретесь там, и уже без свидетелей потолкуете с комитетчиками. Вопросы есть?

– Вопросов нет, товарищ генерал-полковник! – отчеканил Почтарь.

«Но будут, – подумал он. – Потом…»

Понедельник, 20 февраля. Утро

Московская область, Шереметьево

Пепельная хмарь с ночи копилась над головою, затаривая небеса. Ранняя весна спозаранку…

Алое солнце, вскатываясь в зенит, будто растворилось в тучах – зоревые лучи угасали в грязно-белесых клубах, помалу набиравших угрюмой синевы. Нервные порывы ветра дышали промозглой влагой, однако хляби так и не разверзлись.

Натужные хлопья мокрого снега испятнали бетонные плиты аэропорта, да оставили косые росчерки на стеклах прозрачных стен. Вот и все осадки.

Выдохлись кумулюсы, и будто застеснялись своей немощи – расплылись тихонечко, уступая место солнечной ясности.

– Погода шепчет, – улыбнулся я, тиская Риту.

– Пап! Па-ап! – возбужденно подпрыгивала Юлька. – Мы на настоящем самолете полетим?

– Полетите, – заверил я чадо.

– А ты? – карие глазенки захлопали чудными ресницами. – Ты один, что ли, останешься? Без нас?

– Я потом к вам… Приплыву! Будете ждать?

– Ну, конечно! – возрадовалась доча. – Да, мам?

– Да, – Рита с улыбкой притянула к себе девочку, изнывавшую от впечатлений.

– И ты со своей? – прозвенел за спиной смеющийся голос Инны.

Я обернулся. Молодая женщина в элегантном пальто стряхивала с волос растаявшие снежинки, держа сына за руку. Подросший Васенок покраснел, и его ладонь рассталась с маминой.

– Здравствуйте, – сказал он мужественным голосом. Ну, так ему казалось…

– Привет, – улыбнулся я, и подумал: «В пятом классе уже…»

Мне было сложно рассудить, какие отношения нас связывают. Что за нити между мной и сыном нужно протягивать, а о каких лучше умолчать?

– А-а, и ты тоже? – рассмеялась Рита, оживленно блестя глазами. – В одну школу будете ходить! Да, Вася?

Мальчик стеснительно кивнул красивой тете.

– Ты тогда проследи, чтобы Юлю не обижали! Ладно?

– Ладно!

Сощурившись, я осмотрелся. Боярский, Видов, Крамаров стояли в сторонке, окруженные галдящей толпой, и раздавали автографы. Проклова шушукалась с Аней Самохиной и Наташей Гусевой, а многочисленная съемочная группа всё подкатывала и подкатывала огромные чемоданы, сумищи, кофры…

С изяществом циркуля стремительно прошагал Гайдай, сражаясь с ярко-красной «аляской». Он то ли натягивал ее, то ли пытался снять.

– Миша, приветствую!

Я с почтением пожал правую костлявую кисть нашего классика.

– Здравствуйте, Леонид Иович.

– Ваша бесценная супруга – настоящий клад! – стал уверять меня режиссер, отчаявшись попасть левой конечностью в зловредный рукав. – Мало того, что Рита прирожденная актриса, спортсменка, комсомолка и просто красивая женщина, она еще и муза! Весь фильм теперь станет другим!

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался я, поглядывая на музу, чьи щеки заметывались румянцем.

– Во-первых, ее героиня больше не Лида Арькова, – горячо толковал Гайдай, – а Лита Сегаль!

– Да это мою однокурсницу так звали, – робко вмешалась Рита, – она откуда-то из Белоруссии…

– Главное, что звучит! – воскликнул Леонид Иович, и произнес, словно пробуя на вкус: – «Лита Сегаль, расхитительница гробниц»! Каково?!

– Это не я, – зарумянилась девушка, – это Мишина идея…

Мне сразу пришел на ум давний пересказ голливудской картины про Лару Крофт, еще не снятой в этом времени. Надо же, запомнила…

– Снимайте скорее! – широко улыбнулся я. – Хочется же посмотреть!

– Осенью, Миша! – хохотнул Гайдай. – Осенью!

Бархатно ударил гонг, и чувственный женский голос разнесся по гулкому залу:

– Объявляется посадка на рейс номер триста тридцать три «Аэрофлота» Москва – Шеннон – Гандер – Гавана. Пассажиров просим пройти к терминалу номер два…

– Товарищи! – возопил режиссер. – На посадку! Паспорта, билеты…

И актеры шумною толпой двинулись за Гайдаем.

Наскоро потискав Юльку, я сунул Рите в карман энную сумму в долларах, журча:

– Будете по два часа скучать в Ирландии и Канаде, так хоть пирожочком угоститесь… Гамбургерчиком…

Бесценная супруга ощупала купюры, и сделала большие глаза.

– Ну, ничего себе – пирожочком!

– Пригодится в хозяйстве!

Рита с чувством меня поцеловала, а Юлька никак не могла дотянуться. Пришлось самому наклоняться к подставленным губкам.

– Чмоки-чмоки, папусечка! – запищала девочка, и обе красавицы поспешили вдогонку за киношниками. Секунда – и все перетасовались.

Проклова с Видовой что-то с жаром внушали Рите, Самохина сюсюкала с Юлей, но тут мой сын взял сестричку за руку, и та не стала вырываться.

А я глядел им вслед, и грустил. Бывает со мной такое, накатит иногда печаль. Что толку изучать время, когда нет сил замедлить его беспощадный бег? Вот, уже тридцатник разменял…

Хотя, мне ли жаловаться? Что ни говори, а моя «новая» жизнь удалась – яркая, временами бурная, переполненная событиями, подчас странными и удивительными. Чего тебе еще, старче?

Мои губы искривились усмешкой. Житие далось мне дважды, но как же иногда хочется, чтобы трижды! Смешные эти попаданцы… Угодят в свою юность, и радуются – о, сейчас мы все глупые ошибки исправим! А толку?

Вот, вроде переписал я свою биографию, учел все промахи… И тут же допустил новые! Меня, например, до сих пор точит произошедшее с отцом. Устал уже убеждать совесть, что невиноватый я! А она все равно грызет…

Неудивительно, что достает порой слабовольное мечтанье – дожить бы до две тыщи восемнадцатого, встретить бы снова Лену с Наташей… Пусть бы еще разочек закинули в прошлое!