По времени после того, как было совершено убийство, еще ни один пассажирский поезд не ушел с вокзала. Правда, эмиссар мог попытаться просочиться в товарняк, но тут мы тоже кое-какие меры приняли. Зато через сорок минут скорый поезд на Москву. Хороший такой поезд, гордость местной железной дороги – со всеми классами, от третьего народного до мягких буржуйских вагонов. Только плати, и гарантированы все удобства, даже чай в купе. Только вагона-ресторана, как в поезде Москва – Ленинград, пока нет, но все в будущем. Когда все наладится и останется лишь в недоброй памяти этот чертов голод…

Я все прогуливался, пялясь на афиши и объявления. Фланировал беззаботно мимо камеры хранения, откуда пассажиры вытаскивали и куда затаскивали объемистые чемоданы, сумки, корзины, деревянные сундучки, баулы. Какая-то дама пыталась сдать на хранение свою пушистую персидскую кошку. Кошка мяукала. Приемщик сдерживался, чтобы не материться. Народ дивился. Господа ротозеи, успокойтесь. Это же вокзал. Глупые и анекдотичные казусы здесь вшиты в саму природу места.

Я усмехнулся, глядя на это представление. Да так улыбка и застыла на моих устах. Потому как за дамой с кошкой стоял Он.

Это уже потом я оценил детали внешности, приметы. А тут будто током дернуло – вон он, искомый индивидуум. Гость из Парижа и мастер «боя с шилом».

Тут же я отвел взор. Потом, как бы невзначай, рассмотрел объект в подробностях. Действительно, бегемот – телосложение солидное, со мной вполне может поспорить. Пальто дорогое, из коричневого габардина. Вместо меховой шапки, которая уместнее в разрезе грядущих морозов, плотная темно-коричневая шляпа. И главное – туфельки он не менял. Те самые «нариманы» – светло-коричневый верх, черные лакированные носки и запятники. Смотрятся просто вызывающе на фоне шаркающих валенок и галош.

Тетку с кошкой отправили восвояси. После чего гражданин из Парижа, который позже пройдет по нашим оперативным документам как фигурант Француз, получил по квитанции массивный кожаный чемодан. Отойдя от очереди, поставил его на пол. Снял шляпу и вытер белоснежным платком пот с круглой массивной лысой головы. И как бы невзначай огляделся – быстро, мимолетно и остро. Кто другой и не насторожился бы, но у меня засосало под ложечкой. Слишком хорошо я знал такой взгляд. Этот человек оценивал ситуацию, прикидывал свои действия и ждал подвоха. Он страховался.

Сомнения мои последние развеялись, как утренняя дымка. Это был он. Эмиссар из Франции. Теперь вопрос, как его найти, замещался проблемой – что с ним делать?

Ребята, которым я подал условный знак, все поняли моментально. И кинулись копать, как кроты, – незаметно, но глубоко и широко.

Через четверть часа я уже знал, что франт в шляпе взял билет в мягкий вагон до самой столицы. Через двадцать минут прозвучит гудок – и вперед, в Москву, как мечтали чеховские сестры, да так и не добрались до нее. А Француз рассчитывает добраться. Ну а на что рассчитываем мы?

– Что делать будем? Берем его? А если волына у него на кармане и пальбу откроет? – озвучил мои же опасения Кречетов. – Ему забава, а с нас потом головы снимут.

– Это как раз не проблема. И не таких медведей заламывали, – сказал я, уже прикинув, как подобраться к фигуранту и сшибить его с ног одним молодецким ударом ладони – проделано мной такое не раз и на более увесистых тушах.

Но трудность не в этом. Помнил я отлично указание из Москвы. Объект не задерживать. Проводить. Держать под контролем. Брать только в крайнем случае.

А у нас случай крайний? Или не крайний? Вопрос дискуссионный. Но мне нравится больше идея – поиграть.

– Эх, давненько я в Москве не бывал, – сказал я. – И совсем не прочь проехаться в мягком вагоне…

Глава 4

– Здравствуйте, товарищ, – приятным баритоном произнес возникший на пороге купе мужчина, оглядывая меня и наше общее место обитания сроком почти на двое суток.

– Здравствуйте, – как можно шире и наивнее улыбнулся я. В такие моменты морда у меня дурацкая, безобидная, и я горжусь этим. Главное – составить о себе первое впечатление. Так тебя и будут воспринимать дальше, если только сильно не постараться это впечатление рассеять.

– Соседями будем, – сказал человек, да какой там человек – заграничный эмиссар, он же Француз, затаскивая чемодан в купе и закидывая его наверх.

– Добрыми соседями, – еще шире улыбнулся я. – Времена теперь такие – нам каждый советский человек добрый товарищ. И даже брат.

Стянув пальто и шляпу, попутчик уселся на мягкий диванчик и поинтересовался:

– Из комсомольского актива будете?

– А как же! – крякнул я удовлетворенно.

Ну что, с гордостью отмечаю – пока маскировка удается на славу. Дурашливо-возвышенное выражение на лице просто сигнализировало – перед вами активный профессиональный комсомолец.

– В Москву вот обком комсомола послал, – продолжил я бодро. – Готовимся к семнадцатому съезду партии. Весь комсомол ждет путеводного направления от наших рулевых. Событие ведь предстоит великого мирового значения. Всем готовиться надо.

– Это верно, – кивнул благосклонно собеседник.

У него были ласковые умные глаза, широкие скулы и до синевы выбритый массивный подбородок. Внешне и всем стилем поведения он вызывал расположение и симпатию. Годков ему было, наверное, тридцать пять, а может, и больше – трудно определить возраст у таких вот ухоженных, не знавших тяжелого физического труда.

– На наших глазах делается история, – добавил он.

Мне показалось, что в этих его словах прозвучали нотки, которые обычно легко вибрируют, когда в сказанное вкладывают двойное значение.

Нетрудно догадаться, что сильно не любит он наши съезды. И нас не любит. А еще – его душат эмоции. Прорываются они, как тот злой оценивающий взгляд, которым он обдал окружающий мир у камеры хранения. Эх, надо ему было в свое время побольше над собой работать. А теперь уже поздно пить минералку, когда почки отказали.

Все же я горжусь, как мы быстро провернули дельце. Доставили в милицию для выяснения личности упитанного и важного чиновного гражданина, имевшего плацкарту в это самое купе. Сотрудники транспортного ОГПУ тут же переписали его билет на меня. Заодно в отделе милиции для солидности я получил завалявшийся там бесхозный чемодан, набитый тряпками. Потому как без чемодана в поезд не положено. Это все равно что написать себе на лбу: «Я из ОГПУ! Меня к тебе подвели!» В общем, все сделать успели, и в купе я очутился за пару минут до Француза.

– А мы по торговой части. В одной архангельской снабженческой конторе… Голод отступает. Торговля развивается. Открывается простор для знатоков своего дела. А я такой. С хорошей школой кооперативной торговли… Кстати, меня Александром Николаевичем зовут, – он протянул мне руку.

Рукопожатие у нас вышло крепким, но без излишеств и демонстрации молодецкой силушки – именно такое, как положено между воспитанными людьми.

– Я тоже Саша, – обозначился и я.

– А по отчеству?

– Александр Сергеевич… Вы наверняка скажете – как Пушкин.

– Не скрою. Была такая мысль.

– Так меня это не смущает. Наоборот, горжусь…

В общем, зацепились мы языками легко и непринужденно. Мило так, по-соседски. Хорошо было бы в такой располагающей обстановке довести шпиона до Москвы и там передать под контроль местных коллег. Телеграммы соответствующие уже туда ушли. А еще лучше самому посмотреть, как будут развиваться дальнейшие события. Но к этому меня вряд ли допустят. Сделал свое дело и отойди в сторону – у нас так принято.

Уютно стучали колеса. Мелькали за окном станции и полустанки. Мы накупили у разносчиков прессы свежие и не совсем свежие газеты – чтобы до конца пути хватило.

– В дипломатическом ведомстве СССР прошла встреча, посвященная установлению Советским Союзом дипломатических отношений с Северо-Американскими Соединенными Штатами, – читал вслух Александр Николаевич газету «Правда» и тут же бросался горячо комментировать данную новость: – Что, заела американцев Великая депрессия! С голодухи поползли по миру кусочек хлеба клянчить. А какие непримиримые еще недавно были – мол, коммунизм не пройдет. У нас же ныне индустриализация и подъем. Мы их нищих и голодающих инженеров всех пристроим, до единого. Да и добрая торговля с янки не помешает. Все-таки они в технике известные мастаки.

– Именно так, – соглашался я. – Историю не обманешь. Рано или поздно империалисты рухнут. А мы поднимемся. Логика исторического процесса.

– Красиво сказали, – оценивал мои слова Француз и замолкал на некоторое время.

Вычитав заметку о пуске металлургического завода «Запорожсталь» имени Орджоникидзе, он начинал упорно топить за индустриализацию, которая покажет проклятому Западу, кто на этой земле хозяин. Я, понятное дело, поддакивал, тем более собеседник говорил истинную правду. Похоже, он сам верил в свои слова и говорил искренне. Как закоренелый, но информированный враг, он не мог не понимать реального величия происходящих перемен и того, как изменят они всю мировую конфигурацию. И, как большинство его соратников, наверняка полагал, что с Советской Россией надо покончить до того, как она наберет всю свою мощь и станет неприступной.

В наших разговорах, часто опускавшихся до легкой фривольности, я как бы по секрету озвучивал скабрезные сплетни про комсомольские дела, благо подобной информации по роду службы было полно. Значительную часть комсомольского актива, с учетом его молодости, как электромагнитом тянуло к гулянкам и разврату, за что молодежь постоянно чистили и партийные товарищи, и мы. Один агитационный пароход «Богоборец» вспомнить, который стольких нервов стоил и ОГПУ, и обкому ВКП(б).

По ходу поездки я даже как-то расслабился. И лениво присматривал за клиентом. Моя задача в этом и состояла, и обязанность была, в общем-то, необременительная. Через одно купе расположилась моя подстраховка. Это на крайний случай. Если я как-то проколюсь и ситуация выйдет из-под контроля. Но пока я предпосылок к такому развитию событий не видел. В общем, не работа, а сплошной отдых.

Незаметно подкралась ночь. Проводник принес белье и самолично расстелил его. Все ж это мягкий вагон, для важных персон, а не сидячее место в третьем классе.

– Отлучусь-ка на минутку в укромное место. – Я отложил газету «Труд» и поднялся из-за столика.

Француз понимающе кивнул. А я отправился в туалет, около которого на сей раз никто не толкался. Так что я спокойно смог умыться перед сном и полюбоваться в мутном зеркале на свою наивную физиономию.

А когда вернулся в купе, то шкурой ощутил, как в воздухе запахло электричеством. Хотя внешне ничего не изменилось.

– Ну что, будем спать? – спросил я.

– Нет ничего лучше доброго сна под стук колес, – улыбнулся Француз. – Только давайте закроем окно.

В узкую щелку приоткрытого окна пробивался прохладный воздух. Топить в вагоне стали слабее, и лучше его прикрыть накрепко, чтобы не замерзнуть ночью.

– Вы не подсобите? А то моих силенок не хватает, – извиняющимся тоном произнес попутчик.

Насчет нехватки его силенок что-то сомневаюсь. Но окна в вагонах и правда настолько тугие, что совладать с ними только спортсмены и могут.

– Сейчас сделаем! – с молодецким энтузиазмом воскликнул я.

Придвинулся к окну, чтобы закрыть его могучим рывком.

Тесное все-таки купе. Трудно разминуться, притом двум таким тушам, как наши.

Француз встал, пропуская меня к окну. И оказался у меня за спиной. Сочувственно поинтересовался:

– Может, вам помочь?

– Справлюсь, – я с трудом приподнял вверх тугое окно.

Тут Александр Николаевич, сволочь такая, ударил меня шилом в спину…

Глава 5

«Вот пуля просвистела, и ага», – как поется в старой военной песне. Можно теперь было добавить: «Вот шило просвистело, и товарищ мой упал».

Задумка была безошибочная. Я тянусь закрывать окно. И подставляется под удар моя мощная атлетическая спина. И сколько бы мышц и жира на нее ни наросло, все равно шило пропорет. Тем более вражий удар отработан до автоматизма и ювелирной точности – так судебный медик говорил. Моментальный паралич. Даже вскрикнуть не успеешь.