Но при этом никто не восставал и не пытался отделиться. Спасало то, что дети князей по обычаю воспитывались в Эдо, кланы сёгуна и императорская семья были огромны, а никаких строгих законов наследования не было. Поэтому вместо того, чтобы восставать и воевать, князья плели интриги и старательно пропихивали в сёгуны и императоры молодых людей определённого склада. Одни из таких назначенцев увлекались защитой собак, другие ― собачьими боями, а заниматься государственными делами не спешил никто. То же самое творилось и в княжествах ― князья сменяли князей, а всё решали четыре или пять ближайших советников, которые периодическим менялись. Европейская идея диктатуры чужда японскому народу, его стихийная демократия спаяна ритуалами императорского двора.

В качестве аргумента, что такое устройство наилучшее и что самый влиятельный человек не обязательно самый главный приводился тот факт, что и великий Сётоку был всего-лишь регент ― а всё равно на деньги попал!

В самих княжествах сохранялись самые причудливые ритуалы. Каждый новый год приближенные князя Тёсю простирались перед ним и спрашивали: не пришла ли пора взять власть. И князь неизменно отвечал: нет ещё.

“Такое ощущение, что ритуалы им сочиняла моя бабушка”,― подумал Кимитакэ. И в то же мгновение кто-то постучал в окно.

Стучали в самое крайнее окно, которое было возле пустующих задних парт. Причём стучали ручкой зонтика.

Выглядел он весьма примечательно.

Он мог быть и слишком рослым для четырнадцати, и слишком низеньким для шестнадцати лет. В новенькой чёрной школьной форме и лёгком летнем пальто поверх, которое совсем не греет, но спасает от дождя, из-под фуражки спадали на плечи лоснящиеся чёрные волосы, обрамляя тонкое, по-девичьи привлекательное лицо.

Незнакомца можно было бы принять за переодетую девочку. Но девочки (если их зовут не Ёко Атами) не лазят по трубам элитных школ и не стучат в окна во время урока истории.

Убедившись, что на него обратили внимание, незнакомец открыл створку незапертого окна и заглянул в класс.

– Привет всем!― сообщил он забавным высоким голоском,― Я очень рад вас всех видеть.

– Кто ты такой?― спросил учитель.

– Я ваш новый ученик. Меня зовут Сатотакэ Юкио,― и он показал пальцем по стеклу, как это пишется. Правда, палец был в положенной белой перчатке, так что следов не осталось.

– Пойди прочь!― скомандовал учитель.

– Как прикажете, сэнсэй.

Юкио выбрался обратно на трубу и прикрыл за собой окно.

– Я СКАЗАЛ ПОЙТИ ПРОЧЬ, А НЕ БОЛТАТЬСЯ ЗА ОКНАМИ!!!― закричал учитель так, что было слышно даже за окном.

– КАК ПРИКАЖЕТЕ, СЭНСЭЙ!― закричал в ответ новичок.

Юкио поднатужился и звонко пнул стену.

Старая водосточная труба, помнившая эпоху Мэйдзи, взрывы Цусимы и штурм Рёдзюна, так и фыркнула. Верхнее крепление вывалилась из пазов и труба начала падать под шелест ручейка штукатурки. Нижнее крепление тоже дёрнулось, уже готовое отвалиться вслед за верхним, но тут труба хрустнула, упёрлась в бочку и замерла над двором, словно большая чёрная гипотенуза.

Весь класс прильнул к окнам, наслаждаясь неожиданной паузой.

Лицо школьников сияли неподдельным восторгом, как если бы после урока их дожидался крабовый салат под острым соусом.

Юкио, как ни в чём ни бывало, поджал ноги и устроился на её верхнем краю. Похоже, болтаться между небом и землёй было для мальчика делом самым обычным.

– Добрый день, Юкио-кун!― послышался снаружи знакомый голос,― А что ты там делаешь?

– Меня из класса выгнали, Яманаси-сенсей!

– Хорошее начало учебного дня. Давай, спускайся.

Директор школы, отставной адмирал Яманаси, был в своём обычном кимоно, похожем на монашескую рясу. Но по случаю прибытия важного гостя нацепил военно-морскую фуражку.

Новичок сполз на середину гипотенузы и спрыгнул на землю, звонко шлёпнув подошвами.

А директор школы перевёл взгляд на окна класса. Он определённо кого-то там высматривал.

– Кимитакэ-кун, покажи новому ученику, где расположено общежитие,― вдруг приказал адмирал Яманаси.

А что ― Кимитакэ? Почему ― Кимитакэ?

Ну а что тут поделаешь. Старостой он не был, но учился старательно и всё шло к тому, что он выпустится лучшим учеником в классе и ему вручат серебряные часы от императора. Поэтому директор школы его выделял ― и когда это стало ясно, Кимитакэ даже стали меньше травить.

(Сам Кимитакэ не видел в этом ничего особенного. Школ в стране много, и часы лучшему выпускнику вручают в каждой. Наверное, в императорском дворце уже готов целый склад коробочек с часами ― и они ждут, когда император приложит яшмовую печать к списку лучших учеников. Престижно ― но бесполезно. Всё равно его поколение носило уже наручные и всё равно никто не смог бы поручиться, что Кимитакэ доживёт и увидит конец войны)

К тому же, две трети класса были ребята из благородных семей, бароны по праву рождения и выше. Им вообще оценок не ставили, потому что не простому человеку оценивать дворянина. А чтобы учителя не путались, в классном журнале напротив их имён рисовали кружки.

Не им же поручать встречу новичка!

Одним словом, пришлось спускаться во двор. И знакомиться с этим Юкио.

Тот стоял, улыбаясь с нахальной любезностью. В его руках откуда-то материализовались два чемодана ― один стандартной формы, другой кубический, как клетка для кроликов. А ещё ― Кимитакэ заметил это и раньше, но только сейчас обратил внимание ― он почему-то носил такие же новые, белоснежные перчатки.

Такие перчатки тоже входили в школьную униформу, но сейчас, летом, их никто не носил, чтобы ладони не прели.

Видимо, его родители живут не в столице ― иначе зачем ему общежитие.

Но занимают достаточно важное положение ― иначе бы он не попал в настолько престижную школу.

Они зашагали по дорожке.

– А ты к нам издалека перевёлся?― осведомился Кимитакэ.

– Да, из Нары. Наша школа была возле порта, её переделали в госпиталь, а школьников перевели, куда взяли.

– Я никогда там был в Наре, но слышал, это там очень много красивой старины.

– В Наре хорошо. Старые храмы, древние кладбище. Всё тихо, музейно, нетронуто. Олени бродят по заброшенным паркам и питаются путеводителями.

В его речи и правда проступал кансайским выговор, и этим невольно он напоминал покойного Садатаро.

– А твои родители остались в Наре?― продолжал Кимитакэ.

– Да, я здесь один. Я всегда один.

– У нас довольно непростая школа. Почти у всех ― влиятельные родители.

– Это не имеет значения. Как сказал поэт ― “Я знаю, зачем иду по земле. Мне будет легко улетать”.

Кимитакэ покопался в памяти, но не обнаружил там ничего похожего ― ни в школьном курсе литературы, ни в том, что успел прочитать сам.

– А что за поэт это сказал?― осмелился спросить он.

– Не важно. Этот поэт ещё не родился.

Кимитакэ попытался осмыслить то, что только что услышал. И решил, что будет лучше просто продолжить расспросы.

– Ты необычно выглядишь,― осторожно заметил он.

– Это потому, что я и сам необычный. И это вылезает наружу.

– У нас в школе немало необычных. Родители влияют. Но даже нам по случаю войны не разрешают отращивать волосы. Так что тебе придётся прийти в соответствие, если собираешься у нас учиться.

– Ничего подобного.

– Но правила одни на всех.

– Вам запрещают ОТРАЩИВАТЬ, а я с ГОТОВЫМИ пришёл.

– В этом же нет никакого смысла.

– В этом есть весьма глубокий смысл,― возразил Юкио и тряхнул лоснящимися локонами,― Я весь зарос, усердно занимаясь учением. Я не мог отвлекаться на парикмахеров. Так зарастают тибетские отшельники.

– Только у тибетских отшельников ещё усы и борода бывают.

– Зачем мне усы? Я же не собираюсь заседать в парламенте.

– А парламент тут причём?

– Я слышал, в наш парламент без усов не пускают.

– Похоже, у тебя на всё есть ответ.

– Привыкай: со мной вам будет непросто,― предупредил Юкио,― "…Капризный, высокомерный, его эгоизм беспределен; говорит мало, умеет напористо возразить, тщеславен, полон самолюбия, стремится достичь всего сам".

– Это ты о себе?

– Это характеристика Наполеона Бонапарта, полученная при выпуске из военного училища,― гордо произнёс новичок,― А я предупреждаю ― со мной будет ещё сложнее.

– Получается, у нас в школе появится хулиган?

– Никогда! Это слишком низко!

– А что для тебя высоко?

Вместо ответа Юкио остановился. Мальчик очень серьёзно посмотрел на спутника и вдруг ткнул ему в грудь рукоятью зонтика.

– Слышал про Стальную Хризантему?― спросил он.

– Нет. Что это такое?

– А ты как думаешь?

– Не знаю,― Кимитакэ невольно шагнул назад,― Я не силён в новейшей техники. Это специальные шестерни? Какие-то детали механизмов?

– Это секретное общество.

– Они же запрещены!― не выдержал Кимитакэ.

Юкио усмехнулся и зашагал дальше ― с таким видом, как будто и так знал, куда идти. Кимитакэ догнал его и направил в нужную сторону.

– Так что это за общество?― запыхавшись, спросил он.

– Секретное общество при императорском министерстве образования,― отчеканил Юкио,― А также весьма мощное оружие в руках правительства. Так что Стальная Хризантема ― не враги государству.

– Но зачем министерству образования ― секретное общество?

– У нас есть армейская секретная полиция. Есть флотская военная полиция ― потому что раз что-то есть у армии, то должно быть у флота. И есть внутренняя тайная полиция, эти цензоры с пулемётами. Это тебя не удивляет.

– Ну не может же флот от армии отставать! Таков принцип нашей обороны. У армии есть крейсера, а у флота ― пехотные дивизии.

– Вот тут ты всё верно соображаешь.

– Но зачем своя цензура министерству образования? От кого она защищает? От невежества?

– От невежества даже Будда защитить не может. Но ты правильно угадал. Это очень специальная организация, её помощь требуется очень редко.

– Думаешь, в нашей школе есть её агенты?

– Вдруг. Может быть.

– А может она, к примеру, не дать отправить человека на фронт?

– Разве страшно умереть за императора?

– Страшно умереть бесполезно. Мне кажется, я мог бы пригодится где-то в другом месте. Но этого места не знаю.

– Сотрудникам секретных обществ мобилизация не грозит,― назидательным тоном произнёс новичёк,― Они и так на государственной службе.

– Хорошо им. А мы страдаем от недоедания и онанизма,― не выдержал Кимитакэ.

– Когда девушки так далеко,― спокойно произнёс Юкио,― а живёшь на редьке и бататовой каше и даже стипендии не положено, остаются два варианта ― онанизм и импотенция. И между вариантами даже выбирать не приходится ― с тобой происходит либо одно, либо другое. Так что тут стыдиться не надо. Надо радоваться, что с тобой первое, а не второе.

– Если ты так хорошо разбираешься в онанизме, то может подскажешь, как попасть в эту секретную Хризантему?― осведомился Кимитакэ.

Он не был уверен, узнаёт сейчас тайну или разоблачает ложь. Но и то и то казалось чертовски интересным.

– Попасть в число агентов Стальной Хризантемы очень просто,― беспечно заметил Юкио,― Туда принимают только людей со сверхъестественными умениями. Если такой проявляет себя ― то рано или поздно оказывается там на службе.

– Да, требования высокие. А у тебя есть такие такие умения?― внезапно спросил Кимитакэ.

– Я занимался разными ремёслами,― отозвался Юкио,― Но лучше всего у меня получается убивать.

***

У Кимитакэ были и другие вопросы, но они уже подошли к общежитию. Прямоугольное здание, изрядно опустевшее, почему-то производило теперь зловещее впечатлениею.

Кимитакэ показал первую же свободную комнату. Юкио немедленно заявил, что в решительный для страны час на европейской кровати спать не будет.

Пришлось поискать комнату пропроще, где не было ничего кроме низкого столика. Юкио немедленно пристроил свои чемоданы у двери и принялся вытаскивать футон из шкафчика внутри стены.