Как только в Ставке было получено известие о военном бунте, государь повелел отправить с фронта войска для восстановления порядка в Петрограде, поручив эту задачу генерал-адъютанту Н.И. Иванову. Одновременно с этим он принял решение вернуться в Царское Село и в 5 часов утра 28 февраля отбыл из Могилева. Покидая в столь критический момент Ставку, где были сосредоточены все нити военного управления, государь терял непосредственный контакт с армией и фактически передал власть в руки генерала Алексеева, вполне полагаясь на верность и верноподданность старших военачальников. Это решение, как показал дальнейший ход событий, оказалось роковым. Вторник 28 февраля он провел в пути.

В ночь на 1 марта на станции Малая Вишера, в 150 верстах от столицы, царский поезд был остановлен, так как следующая большая станция была занята мятежниками. После неудачной попытки пробиться в Царское другим путем государь решил ехать в Псков, где находился штаб командующего Северным фронтом генерал-адъютанта Рузского, куда он и прибыл вечером того же дня. В это время отряд генерала Иванова достиг Царского Села.

Тем временем за истекшие 48 часов революционные силы в Петрограде успели сорганизоваться. Совет рабочих депутатов был переименован в Совет рабочих и солдатских депутатов. Вечером 1 марта Совет издал знаменитый приказ № 1, подрывавший все основы дисциплины в армии и флоте, но утвердивший авторитет и популярность Совета среди солдатской массы. Русская армия как боевая сила перестала существовать: враг мог торжествовать.

Вечером 1 марта государь имел продолжительный разговор с генералом Рузским, и этот разговор явился моментом происшедшего в нем психологического перелома, когда у него появилось ощущение безнадежности. Фактически, при той позиции, которую занимали Рузский и Алексеев, возможность сопротивления исключалась. Будучи отрезанным от внешнего мира, государь находился как бы в плену: его приказы не исполнялись, телеграммы тех, кто остался верным присяге, ему не сообщались. Государыня, никогда не доверявшая Рузскому, узнав, что царский поезд задержан в Пскове, сразу поняла опасность. 2 марта она писала его величеству: «А ты один, не имея за собой армии, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сделать?» И действительно, не было ли это осуществлением, хотя и в несколько измененном виде, давно задуманного плана Гучкова, состоявшего в том, чтобы захватить по дороге между Царским Селом и Ставкой императорский поезд и вынудить отречение, не останавливаясь в случае необходимости даже перед применением силы.

Наступил роковой день – четверг 2/15 марта. Только одна неделя отделяла его от дня отъезда государя из Царского Села. Ночью Рузский своей властью распорядился прекратить отправку войск для подавления мятежа. В 3 часа 30 минут утра он сообщил Родзянко, что государь дал согласие на ответственное министерство и поручает председателю Думы составить первый кабинет. Последний ответил отказом, указав, что требования революционеров идут дальше и что ставится вопрос об отречении государя императора от престола. Слова Родзянко были немедленно подхвачены Алексеевым. В 10 часов утра он по своей инициативе разослал циркулярную телеграмму всем командующим фронтами, в которой, изобразив положение в Петрограде в ложном свете, просил их, если они согласны с его мнением, срочно телеграфировать свою просьбу государю об отречении. К 2 часам 30 минутам ответы всех высших начальников действующей армии были получены: все они присоединились к предложению Алексеева. Измена оказалась поголовной. Старшие военачальники, в том числе пять генерал-адъютантов, изменив воинской чести и долгу присяги, оказались в одном лагере с петроградской чернью.

Расчет начальника штаба и его единомышленников был правильным: этот решающий удар сломил последнее сопротивление государя. Ознакомившись с содержанием услужливо поданных ему телеграмм, государь ни минуты более не колебался и уже в 3 часа дня дал согласие на отречение в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича, но позднее в тот же день, после продолжительного разговора с лейб-хирургом Федоровым о здоровье наследника, он передумал и решил отречься в пользу великого князя Михаила Александровича. В 4 часа Милюков объявил в Таврическом дворце, перед случайным сборищем людей, об образовании Временного правительства. На возгласы с мест: «Кто вас выбирал?» – Милюков бесстыдно отвечал: «Нас выбрала русская революция». Поздно вечером в Псков прибыли представители Думского комитета Гучков и Шульгин. Государь был еще раз жестоко обманут: он принимал их за представителей русского народа, тогда как в действительности они никого не представляли, кроме группы революционных депутатов Думы. В двенадцать часов ночи государь передал этим самозванцам текст манифеста об отречении в пользу своего августейшего брата. Он был помечен: «3 часа дня» – тем часом, когда государь впервые принял решение отречься от престола. О том, насколько правильно государь оценивал создавшееся положение и окружавших его людей, свидетельствует короткая запись, ставшая исторической, сделанная им в своем дневнике в этот день: «Кругом измена, и трусость, и обман».

Вечером 3 марта государь вернулся в Могилев, куда на следующий день прибыла из Киева государыня императрица Мария Феодоровна. Это было их последнее свидание.

Вечером 7 марта государь собственноручно составил свое прощальное обращение к русской армии, датированное 8 марта. Как известно, Временное правительство запретило его распространение.

В эти последние дни пребывания государя в Могилеве между Ставкой и Временным правительством велись переговоры о свободном проезде его в Царское Село, свободном там пребывании и беспрепятственном отъезде за границу через Мурманск. Отрекаясь от престола, государь сделал со своей стороны все от него зависящее, чтобы помочь своим преемникам справиться со стоящими перед ними задачами. Он подписал указ о назначении князя Львова председателем Совета министров, назначил Верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, назначил командующим войсками Петроградского военного округа генерала Корнилова, выдвинутого Думским комитетом, и обратился ко всем русским людям с призывом поддержать новую власть. В ответ на этот благородный жест государя уже 7 марта Временное правительство, продолжая делать лживые заявления, вынесло на секретном заседании постановление о лишении свободы государя и государыни, в нарушение данных обещаний и гарантий.

В день отъезда из Могилева, 8 марта, государь прощался с чинами штаба. Напряжение было настолько сильным, что многие не могли сдержать рыданий; несколько человек упало в обморок.

Утром в этот день в Могилев прибыли члены Государственной думы Бубликов, Вершинин, Трибунов и Калинин. В телеграмме главы Временного правительства князя Львова сообщалось, что они будут сопровождать государя в Царское Село, как главу государства, отказавшегося от власти, и что их командировка означает проявление внимания к государю. Это была бессовестная ложь. Как только государь сел в поезд, эти лица объявили ему через генерал-адъютанта Алексеева, еще накануне осведомленного об истинной цели их приезда, что он арестован. Наступил момент отъезда. Государь стоял у окна и смотрел на провожавших. Когда поезд тронулся, генерал-адъютант Алексеев отдал честь императору, а когда перед ним проходил вагон с четырьмя думскими революционерами, прицепленный последним, он подобострастно снял фуражку и низко поклонился этим первым конвоирам царя-мученика на его крестном пути к подвалу Ипатьевского дома.

Начало февральской смуты совпало с заболеванием августейших детей корью. Первым заболел наследник цесаревич Алексей Николаевич, заразившись от своего приятеля Макарова, кадета одного из петроградских кадетских корпусов, где свирепствовала эпидемия кори. Когда государь император уезжал в Ставку, в среду 22 февраля/? марта, наследник уже лежал в постели с высокой температурой. Почти одновременно, в четверг, заболела великая княжна Ольга Николаевна, на следующий день – великая княжна Татьяна Николаевна, а через несколько дней, в самый разгар беспорядков в Петрограде, заразилась великая княжна Анастасия Николаевна. Это не было обычное – более или менее легкое – детское заболевание. Болезнь протекала у них весьма бурно, при температуре выше 40 градусов. В эти тревожные дни только великая княжна Мария Николаевна служила опорой матери и помогала ухаживать за больными. Она заболела последней. Положение наследника было очень серьезным из-за его хрупкого здоровья. У великой княжны Ольги Николаевны держалась очень высокая температура. У обеих младших великих княжон корь осложнилась опасной формой воспаления легких. К счастью, к этому времени великая княжна Татьяна Николаевна встала первой на путь выздоровления.

Болезнь августейших детей, конечно, не могла не отразиться на ходе происходивших событий. Государыня, всецело отдавшая себя уходу за больными, полностью вышла из строя. Что же касается государя императора, то беспокойство о здоровье детей и страх перед опасностью, угрожавшей семье со стороны мятежников, ложились на него тяжким бременем именно в тот момент, когда от него требовалось наивысшее напряжение сил для принятия самых ответственных решений. Утратив способность передвижения из-за болезни детей, августейшая семья оказалась прикованной к бунтующей столице. Если бы ее величеству и августейшим детям удалось вовремя покинуть Царское Село и выехать навстречу государю, если бы в эти судьбоносные дни царская семья не была разлучена, ход истории мог бы принять иное направление.

О событиях, происходивших в Петрограде, государыню осведомлял министр внутренних дел Протопопов. Общий тон его докладов был успокоительным и совершенно не соответствовал действительности. Он преуменьшал серьезность положения, но, когда опасность стала очевидной, он растерялся и оказался не способным принять необходимые решительные меры.

Вечером 28 февраля взбунтовался Царскосельский гарнизон. Толпа мятежников направилась к Александровскому дворцу, который охранялся надежными частями. Угроза приблизилась вплотную. Защитники дворца заняли боевую позицию. Столкновение казалось неизбежным. Тогда государыня, опираясь на руку великой княжны Марии Николаевны, вышла из дворца, чтобы предотвратить кровопролитие. Но и в эти критические минуты она заботилась не только о безопасности своей семьи, но стремилась предупредить братоубийственную схватку. Она стала обходить верные войска и обратилась к солдатам с призывом сохранять спокойствие и не открывать огонь первыми. Появление императрицы внесло успокоение. Убедившись в готовности дворцового гарнизона исполнить свой долг, мятежники не решились на него напасть. Обе стороны вступили между собой в переговоры. Возбуждение улеглось, и решено было установить нейтральную зону.

1 марта, когда государь находился в пути, и два следующих дня, когда он был задержан в Пскове, будучи отрезанным от внешнего мира, были самыми мучительными для императрицы. Тем не менее не только в первые дни смуты, но и после отречения, она продолжала сохранять мужество и наружное спокойствие. Она всегда тяжело переносила разлуку. За время пребывания государя в Ставке, в течение полутора лет, она написала ему несколько сот писем. Но на этот раз грозное стечение обстоятельств – болезнь детей, бунт в Петрограде и, наконец, непосредственная угроза Александровскому дворцу – требовало от государыни крайнего напряжения ее физических и душевных сил. Отсутствие вестей от императора, вынужденное бездействие и полная беспомощность еще более ухудшали ее тяжелое душевное состояние. «Страдания государыни в эти дни смертельной тревоги, – говорит П. Жильяр, – превосходили всякое воображение. Она дошла до крайнего предела человеческих сил, и из этого последнего испытания она вынесла то изумительно светлое спокойствие, которое потом поддерживало ее и всю ее семью до последней минуты их земной жизни».

Известие об отречении государя достигло Александровского дворца во второй половине дня 3 марта. Сначала оно было принято как ложный слух. Государыня вызвала к себе великого князя Павла Александровича, и только после разговора с ним, узнав некоторые подробности, она склонилась, наконец, перед очевидностью. В письме от 4 марта ее величество писала государю: «Только сегодня утром мы узнали, что все передано М(нше), и Бэби (наследник Алексей Николаевич) теперь в безопасности – какое облегчение!»