Сигурда целовать было вполне приятно. Чистый. Скромный. Не сопротивляется. Дым вернулся ко мне в голову, вылепляя и выстраивая фигуры, рисуя более четкие образы тихих вздохов, сапфирового ожерелья, одежды, грудой лежащей на полу, запаха кожи и ритмичных движений.

Я хитро улыбнулась.

– Сигурд, ну ты и прохвост. Интересно, что случится, узнай муж Леди Эштон о вашей интрижке.

– Разрази меня гром, – на лице Сигурда проступило изумление. – Что ты сделала? Я все еще… ну, может, я и не могу больше этого вспомнить.

– Остался лишь проблеск воспоминания. Я забрала все остальное, – я нахмурилась и посмотрела на Элофа. В Доме Штромов я хотела его, боялась его, и все же он дарил мне странный покой. – Ты, похоже, главный на этой встрече. Если хочешь посмотреть воспоминание Сигурда, то я должна с тобой проделать то же самое.

Его челюсть напряглась, а все тело застыло, как будто от этой мысли ему стало противно. Я старалась сохранять спокойствие, пыталась не реагировать. Он ничего для меня не значил, так что неважно, противно ему или нет представлять свои губы на моих.

– Только покажешь это, – отрезал он спустя долгое время. – Даже не думай заглянуть мне в голову, или я прирежу тебя на месте.

– Твоя голова – не такое место, куда бы я пошла по доброй воле, уверяю.

Встав лицом ко мне, Элоф удерживал мой взгляд всего мгновение, прежде чем я закрыла глаза, готовясь сделать то, что собиралась. Я поцеловала его.

Его губы были теплыми, завлекающими. Жаркая волна прокатилась по моему животу. Пекло. Такой человек, как он, не должен пробуждать подобного.

Дым и пепел снова заклубились в моей голове, но на этот раз завитки сплелись вокруг непристойного момента Сигурда с леди Эштон. Словно холодный ветер заполнил мою голову, образы сдувало прочь, пока не осталось ничего, кроме темного, бесформенного тумана.

Мое дыхание смешалось с дыханием Элофа. Медленным. Нежным. Я выдохнула воспоминание ему на язык. Когда я не могла уже выдохнуть ничего больше, я отстранилась. В груди расцвело непрошеное нежелание делать это. Я спрятала его за гневным прищуренным взглядом.

Глаза Элофа распахнулись. Прошло лишь несколько мгновений, прежде чем один уголок его рта приподнялся. Он повернулся к двум другим Кривам.

– Я это отчетливо вижу.

– Боги, подумай, какие секреты ты бы могла распространять, лапочка, – сказал Раум, ткнув в меня так же, как и в Тову. Как будто мы были закадычные приятели, а он совсем не приводил меня в ужас.

– Мой месмер странный и пугающий, – сказала я. – Я вам доверила его секрет.

Элоф ничего не добавил, лишь неустанно снимал с меня кожу своим взглядом. Мое внимание переползло на его губы, и я немного себя возненавидела за то, что вообразила, как снова их касаюсь.

– Это значит, ты из этих аномальщиков, да? – спросил Сигурд. – Я немного знаю об альверах. У меня тетя из медицких, у нее небольшая лечебная лавочка под Литеном.

– А, – только и сказала я. Альвер-лекарь не вполне то же самое, что непонятный, странный альвер-аномальщик.

Медицкие альверы были лекарями. Эликсирщики были талантливыми алхимиками. Рифтеры были жуткими разрушителями. Убийцами. А вот альверы-профетики и гипнотики играли в игры с разумом посредством иллюзий или странных чувств. Они по-своему пугали. Аномальщики же были дворняжками. Помесью разных талантов, которых обычно боялись больше, чем всех остальных.

– Интересный у тебя месмер, – сказала Това. – Но если о нем прознает Ивар, ты станешь для нас скорее риском, чем полезным ресурсом.

– Но разве можно игнорировать потенциал такого таланта? – возразил Элоф.

– И если у нее есть воспоминания с секретами, которыми она может поделиться, то что ж, я бы хотел, чтобы именно мы получили эти секреты, – сказал Раум.

Элоф присел на край стола Сигурда.

– И где находятся эти украденные воспоминания, дэнниск?

– Я их спрятала. – В крови закипело возбуждение. Они мне помогут. Я верну Хагена. А когда все закончится, они, возможно, даже станут мне доверять настолько, что помогут найти Кейза. – В Доме Штромов.

– Где?

– Я вам не скажу. – Я сложила руки на груди, ограждаясь от них. – Ну, что решили? Этого достаточно?

– Мы не завтра с этим покончим, – сказала Това. – Это как внутренности часов: каждая шестеренка, каждый винтик должны работать, чтобы стрелки вращались. А ты в нашем мире не шестеренка.

– Я ей стану.

Элоф покачал головой.

– Ты не знаешь, о чем просишь.

– А вы не знаете, на что я могу пойти, на что уже пошла, чтобы отыскать людей, которых люблю.

– И то верно. – Он взглянул на своих товарищей-Кривов: – Ну что?

– Мы берем к себе того, с кем заключили сделку, и планируем ограбить Маскарад Аски, – сказала Това. – Мы ведь это делаем, так? Я правильно понимаю это безумие?

– Да, – сказал Элоф, не меняя выражения лица.

Това кивнула и взяла еще конфету.

– Ну, значит, все понятно. Делай как хочешь, но решай скорее. Я проголодалась и хочу уйти.

– Раум? – продолжил Элоф.

Раум пожал плечами.

– Я за. Я всегда за.

– Ну ладно. – Что-то в голосе Элофа заставило волосы у меня на загривке встать дыбом. Как будто он знал что-то неведомое мне и теперь я угодила прямиком в его ловушку. – Как ты и хотела, добро пожаловать к Кривам.

Глава 8
Воровка памяти

Раум и Това сидели на корточках рядом со мной в садах Штромов.

– Ну вот, лапочка, – сказал Раум. Он уже столько раз назвал меня лапочкой, что я засомневалась, а запомнил ли он вообще мое имя? – Вот мы и здесь. Лучше бы тебе нам не врать.

– Не вру. – Я вспомнила предупреждение Сигурда о том, что нужно быть изобретательнее Кривов. Мне придется быть хитрой. Давать не больше, чем получу, но в любом случае нужно помнить, что они – гильдия Повелителя теней. Остаться с Кривами значило встретиться вживую с треклятым призраком, которого все боялись.

До полуночи мы просидели у Сигурда. Планировали, отдыхали и не доверяли друг другу. Где-то посреди ночи Това швырнула мне тунику и штаны. Я не знала, откуда она взяла одежду, но в ней я была больше похожа на Крива.

Элоф ушел, чтобы привести еще членов гильдии, а меня оставили на попечении Раума и Товы. Лесными тропами мы вернулись к Дому Штромов. Если гильдия хотела, чтобы я им заплатила, то мне понадобятся воспоминания.

Я не вернусь в Дом Штромов. Что-то внутри подсказывало мне, что это моя последняя ночь здесь, так что, добавив риска, я решила прихватить кое-что для новой жизни. Куда бы она меня ни завела.

Проблема с моим планом была в том, что лучшие припасы лежали в длинном доме. Там, где мне были не рады.

Това появилась из темноты меж двух рябин и натянула капюшон на голову.

– Ты что так долго?

– Ничего. Встретимся возле конюшни.

– Поспеши, – отрезала она.

Раум игриво мне подмигнул, а затем исчез следом за Товой в тенях. Я побежала по засыпанной галькой подъездной дорожке к боковой двери, которой пользовались слуги. Два массивных прислужника стояли возле ямы для костра в двадцати шагах от меня, грея руки, смеясь и охраняя владения Штромов.

Я укрылась за пахучей живой изгородью, пусть даже они бы ничего такого и не подумали, увидев мое лицо.

Странно было шнырять, как воришка, по земле, на которой я работала годами. Но Черный Дворец следил за Домом Штромов.

Элоф мог быть прав. Я сглупила и привлекла к себе внимание прямо перед скидгардами, забирающими альвера на маскарад. Не говоря уж о том, что несколько последних лет я бездумно пользовалась месмером.

Скорее всего, это лишь вопрос времени, когда Лорд Магнат обнаружит, что у падчерицы на сеновале сил было больше, чем у сына Штрома, которого они захватили. Он выместит свое раздражение на всем имении.

Ради семьи, которой до меня и дела-то не было, мне придется исчезнуть навсегда.

Я и не думала, что мне будет так больно. Словно горячий нож вырезáл мое сердце.

Когда слуги отвернулись, чтобы подбросить еще веток в свой небольшой костерок, я поспешила к двери и шагнула внутрь.

В узком коридоре было тепло из-за соснового дыма, задуваемого сюда от камина в большой комнате. Пахло ужином: жареный угорь и морковка в масле с пастернаком – от этого мои внутренности жалобно заурчали.

Каждый коридор в доме вел в большую комнату. Плетеные стулья окружали дубовый стол в центре, всегда уставленный серебряными тарелками и кувшинами вина. Каменный камин доходил до потолка; пламя лизало тяжелый вертел в центре, на котором каждый день жарили мясо.

Я схватила кожаную сумку, которую слуги использовали, собирая коренья и овощи, и наполнила ее несколькими булочками, вяленой рыбой и бутылью сладкого эля, который так любил Бард.

При звуке шагов я поспешила к узкому закутку, забитому меховыми плащами, шерстяными капюшонами и накидками. Я брала, что могла. Шерстяной плащ и туника, меховая накидка и кожаные перчатки на то время, когда придут морозы.

Рука коснулась гладкой полированной поверхности ясеневой шкатулки отчима, которую он прятал на дальней полке.

Без сомнений, шкатулка набита пенге. Я облизала губы. Нет, я не могла. Но, опять же, как мне начать все заново, не имея ни медяка за душой?

Мои руки дрожали, когда я вытаскивала тонкую отмычку из рыбьей косточки из своей косы.

Три года назад я рискнула отправиться к городским лачугам, где за пару пенге карманники с радостью обучили девчонку вскрывать замки. Я чувствовала трепет, ощущая задвижки, рычаги, механизмы – и переходя запретные границы.

Придется сейчас продвигаться на ощупь. Любой свет станет слишком большим риском. Я затаила дыхание, пока руки не перестали дрожать, затем просунула рыбью косточку в замочную скважину.

Два вздоха. Три.

Замок щелкнул.

Не теряя времени, я подняла крышку.

О, небеса. Стопки бумажных пенге, мешочки монет, драгоценные камни, нефрит, слоновая кость – и эта небольшая сокровищница лежала прямо передо мной. Наверное, половина попала сюда из сундуков Маск ав Аска. Ничто не мешало мне отсыпать немного себе.

Да простят меня боги.

Тихими, быстрыми руками я закопалась в богатство, взяв несколько стопок пенге и один мешочек с монетами. Удерживая сумку под мышкой, я покинула закуток и поспешила к боковой двери, ведущей к конюшне. Я воспользовалась тенями от деревьев, чтобы укрыться от слуг, которые могли бы заметить меня. Или хуже – от Барда или Йенса.

Возле конюшни Раум и Това скрючились за бочкой с водой, поднявшись лишь когда я показалась.

– Готова? – спросил Раум.

– Почти. Еще пара вещей – и можем идти. – Мне все еще нужно было забрать воспоминания, но я не хотела давать им понять, как близко к ним они стояли. Даже если они не смогут их использовать, от одной мысли о том, что моя костяная пыль окажется в чужих руках, у меня все внутри тошнотворно переворачивалось.

Кривы остались снаружи, а я взобралась по лестнице. На сеновале мало что было моего. Несколько туник, пара штанов, одна поношенная юбка для ежегодного праздника Юля^[5]и Асгер. Я спрятала мягкую лошадку и одежду в сумку, под пенге. Пекло, если Кривы когда-нибудь узнают, что я сбежала из дома, прихватив детскую игрушку, они меня, наверное, зашвырнут в Вой, решив, что я слишком безумна, чтобы иметь со мной дело.

Я выскользнула через заднюю дверь конюшни, еще раз проверив, что Това и Раум не идут за мной. Уже собрались ночные холодные и густые туманы, когда я присела возле большой кормушки. Тяжелый серый камень охранял яму под ней. Я упала на колени и откатила камень в сторону.

Я не хотела рисковать, пряча их на сеновале. Не тогда, когда день за днем там разгуливают слуги.

Утра были сырыми, и приближались дожди, так что почва раскисла и проглотила то, что я спрятала. Я раскапывала грязь и шелковистую глину, пока мои пальцы не сомкнулись вокруг скользкого уголка сосновой шкатулки с памятью.

Но, когда я подняла крышку, по костям пробежал мороз. Где мои флаконы? Я вновь отчаянно принялась раскапывать сырую землю, пытаясь их найти. Ничего.