Но мы с Нюней были более самокритичны и решили, что аппетитное чмоканье рыжего спровоцировано не моей красотой, а хлебобулочной. Каравай был заметно пышнее и потрясающе пах свежей выпечкой, а не дурацкими духами с никому не нужными феромонами.

– Неважно, откуда! Я вернусь туда, как только получу ответы на свои вопросы! – огрызнулась я, крепко обнимая каравай, к лаковой корочке которого крепко прилип вожделеющий взгляд рыжего.

– Не мни хлебушек! – заволновался прилизанный «Бонд». – Мне сегодня с ним еще семь делегаций встречать!

– Круто! – торжествующе хмыкнула Тяпа, живо смекнув, что обладание представительским караваем дает мне рычаг для давления на прилизанного. – Почти библейская история про кормление толпы голодных семью хлебами! Кстати, о вечных сюжетах: что вы знаете о судьбе девушки, с которой провели минувшую ночь?

– Да какая девушка?!

– Красивая девушка, фигуристая брюнетка по имени Раиса!

– Да какая Раиса? – прилизанный отчаянно косил на стеклянную стену, за которой серебрилась самолетная туша и пестрела ковровая дорожка.

Перед еще пустым трапом идеальным полукругом выстроились хорошо одетые мужчины, каждый – в классической позе футбольного полузащитника. Казалось, они закрывают собой стеклянную стену аэровокзала от пушечного удара мячом, который должен вылететь из открывающегося люка.

– Сеня, скорее отними у нее хлеб! – бессильно застонал прилизанный.

– Не прикидывайтесь, будто ничего не помните, Райку трудно забыть, а вы заплатили ей за любовь вчерашним караваем! – скороговоркой протарахтела я, пряча расписную буханку за спину.

– Девушка, я не знаю, какие у вас планы на сегодняшний каравай, но лично меня и вчерашние условия вполне устраивают! – встрепенулся рыжий.

– А вот это уже не просто комплимент, а самое настоящее гнусное предложение! – обрадованно запрыгала Тяпа в глубине моей души.

Я отвлеклась на ее кульбиты и прозевала тигриный прыжок рыжего-бесстыжего. Он налетел на меня, как торнадо, закрутил волчком и вырвал из рук каравай.

– Ребята, ВИП уже пошел! – крикнул кто-то.

Краем глаза, затягивающегося жгучими слезами детской обиды, я увидела, что на площадку трапа выкатился шаровидный господин в щегольском костюме из блестящей серой ткани.

– Коля, пошел! – велел рыжий, ловко перебросив фигурный хлеб прилизанному.

– Маня, пошла! – скомандовал прилизанный Коля, прицельно роняя слегка помятый каравай на расписной поднос в руках длинноволосой дылды в кокошнике.

– Банкиры пошли! – проплывая к выходу, сообщила хлебосольная Маня.

Деловые полузащитники мелко семенили ногами, аккуратно сжимая полукольцо у трапа. Маня с караваем и подталкивающий ее в худую парчовую спину Коля Бонд выдвинулись наружу. Самоходные стеклянные двери с тихим шорохом сомкнулись за ними, и в опустевшем зале сразу стало тихо.

– Да пошли вы все! – с большим чувством произнес рыжий Сеня, не затруднившись конкретизировать непечатный адрес. – И вы, девушка, тоже идите, пока я вас милиции не сдал!

– Давайте, сдавайте! – я рассердилась и пошла вразнос. – А я там расскажу, что именно с этим вашим прилизанным Колей провела ночь девушка, чье мертвое тело нынче утром нашли в бассейне! И будет тогда ваш товарищ не мне, а сердитым дядям в милиции ответы давать! Посмотрим, как ему это понравится! На нарах сидеть – это вам не с караваем бегать!

– Гм, с караваем бегать тоже кому-то нужно, – пробормотал рыжий и шумно поскреб заросший подбородок. – У нас тут все при деле, и каждый человечек на счету…

Он испытующе посмотрел на меня и неожиданно предложил:

– Как насчет чаю? С баранками. Заодно и поговорим.

Я, конечно, согласилась, но баранку получила всего одну, и ту совершенно зубодробительную. Так что гостеприимство рыжего не поразило меня широтой, хотя он и попытался набить цену своему скудному угощению – вручая мне твердокаменное колечко, проникновенно сказал на хрустальной слезе:

– Последняя! От себя отрываю.

И я так живо представила этот рывок от себя в исполнении гранатометчика, что даже не удивилась, услышав за спиной громкий хлопок. К счастью, это был никакой не взрыв – громыхнула резко захлопнутая дверь.

– Ай, нэнэ, нэнэ, нэнэ! – приплясывая и хлопая себя по коленкам, на цыганский манер запел прилизанный Коля. – От нас уехал наш любимый, Супер-Пупер дорогой! Й-эх! Сенька, когда нового барина ждать?

– Минут через пять, – ответил рыжий, сверившись с наручным хронометром. – Подойдите к нам, Николай Васильевич! Тут одна приятная девушка имеет к вам много неприятных вопросов.

– Опять она?! – узнав меня, Николай прекратил хореографические упражнения и перестал улыбаться. – Сеня, я ее боюсь! У нее ко мне какой-то нездоровый интерес.

– Конечно! – сощурилась я. – Зато у вас был весьма здоровый интерес – вчера, в лифте, когда вы мою подружку к себе в номер калачом заманивали!

– Кстати, о калаче! – Прилизанный приоткрыл захлопнутую было дверь и громко позвал:

– Марина! Много ли барин хлеба-соли откушали?

– Отломил кусочек! – послышалось из соседнего помещения. – Маленький! Не беспокойся, я на это место вареньем капну и заплатку из цукатов прилеплю, будет совсем незаметно!

– Какие кадры, а? Решают все! – Николай послал в проем милостивую улыбку, закрыл дверь и подошел к нам.

– У него есть три минуты, – снова посмотрев на часы, предупредил меня рыжий и поднялся. – Потом сядет следующий борт, и надо будет встречать министра. Не задерживайте ответственного товарища!

– Не задержу, – пообещала я. – Пусть только честно все расскажет.

– Клянусь говорить правду, одну правду и только правду! – пообещал прилизанный, занимая стул, освобожденный рыжим. – Ладно, без шуток. Что вы хотите знать?

– Когда вы расстались с моей подругой? – без промедления приступила я к допросу.

– Минут через тридцать после того, как с ней познакомился, – без запинки и, как мне показалось, честно ответил Коля. – Чем мы занимались эти полчаса, рассказывать? А то я могу правду и только правду…

– Не надо, – буркнула я.

Полчаса – это было похоже на правду. Не знаю (но догадываюсь), что делали в это время моя подруга и ее приятель, а я как раз успела принять душ, постоять на балконе, там случайно обнажиться, перебраться по парапету в соседний номер, полежать под чужой кроватью, выползти из-под нее, завернуться в покрывало, посидеть в образе индийской принцессы в холле – и тут как раз вернулась Райка. Она на минутку заскочила в ванную, потом уступила ее мне, а сама снова упорхнула. Куда?

– В тот вечер она больше не приходила к вам? – спросила я прилизанного.

– Нет, не приходила, – ответил он, не сумев в полной мере скрыть своего сожаления по этому поводу. – Да я и не ждал. Другого каравая у меня не было, и деньги тоже закончились…

– И что? – обиделась я за подругу. – Райка же не ради денег, она не такая, как эти, гостиничные!

– Она гораздо круче, – согласился мой собеседник, мечтательно жмурясь. – Я подарил ей казенный каравай, за который кондитерский цех ресторана заломил полторы тысячи рублей, и ничуть об этом не жалею! Да что каравай! Я ей еще пятьдесят баксов дал, и тоже не жалею! Я бы даже сотню дал, просто в заначке больше ничего не было.

– Райка взяла с вас деньги?! – неприятно удивилась я.

Я была уверена, что моя легкомысленная подруга скачет из одной постели в другую не корысти ради.

– Горбатого могила исправит! – съязвила обычно кроткая Нюня.

И осеклась, вспомнив, что могилу для морально горбатой Раисы, наверное, уже копают.

– Значит, больше вы мою подругу не видели, – повторила я.

– Почему не видел? Видел! – неожиданно возразил Коля. – Я после нашей бурной встречи на балкон вышел – покурить. Стоял, дымил, смотрел вниз и увидел, как она вошла в казино. В таком желтом блестящем лапсердаке с хвостом.

– Парчовое вечернее платье фасона «Золотая рыбка»! – Я тут же вспомнила этот шикарный подружкин наряд и снова не усомнилась, что свидетель говорит правду. – А какое казино – то, которое в нашем отеле? Не то «Феникс», не то «Феликс»?

– «Сфинкс».

– Ну, поговорили? – над моим плечом навис рыжий Сеня. – Закругляйтесь, пора принять министра.

К министру прилизанный Коля рвался всей душой. Меня быстро выпроводили из ВИП-зала, и я побрела на автобусную остановку, бормоча себе под нос:

– Мистер Твистер – бывший министр, мистер Твистер – миллионер, владелец заводов, газет, пароходов, приехал зачем-то в СССР…

За каким чертом явился в Советский Союз буржуйский министр из детского стихотворения, я забыла намертво, и это почему-то меня сильно беспокоило.

– Вот все мне ясно…

Васька замолчал, двигая челюсть вперед-назад, как ящик комода.

«Полный идиот!» – с интонациями склеротического депутата Егора Ильича Колчина молвил внутренний голос его референта. Лешка саркастически усмехнулся. Он по опыту знал, что заявление «Мне все ясно!» в большинстве случаев равнозначно признанию «Я ничего не понимаю!».

– Я не понимаю только одного…

Зафиксировав челюсть, квадратный Васька сходства с предметом мебели не утратил.

– Если эта девка уплыла с нашей яхты в чем мать родила, то как же она забрала с собой шефовы бумаги? Они же в воде размокнут!

«Не полный идиот», – с сожалением отменил собственный вердикт Лешкин внутренний голос.

– Она могла положить бумаги в какую-нибудь герметичную емкость, – предположил он.

– У нее не было никаких герметичных емкостей! – напомнил упрямый Васька и покраснел.

– Она могла найти что-нибудь подходящее на яхте! – занервничал Лешка. – В камбузе есть пластиковые контейнеры, а в баре – бутылки с завинчивающимися крышками!

– И как бы она потом плыла – с бутылкой-то? – не унимался приставучий Васька.

– Как, как! Молча! – рявкнул Лешка.

– В смысле держа бутылку в зубах?! – простодушно восхитился Васька. – Голая, одна-одинешенька в холодном ночном море… – Он явно представил себе эту картину и уважительно присвистнул: – Спецназ «Морские котики»!

– Вася! – проникновенно сказал раздерганный Лешка. – Если мы с тобой не найдем эту драную морскую кошку, то тоже поплывем в холодное ночное море и тоже голыми, но не с бутылками в зубах, а с кирпичами на шеях, и прямиком на дно! Рыб кормить! Всей-то разницы, что не в одиночку, а парой!

– Мы ее найдем, – помрачнев, пообещал Васька.

И не удержался – покосился на гостеприимно распахнутые двери суши-бара. Ему не хотелось кормить собой рыб. Хотелось, чтобы наоборот.

Лешка по сторонам не глазел и направился прямо к портье. Встав у стойки, как певец у рояля, он кашлянул, пробуя голос и привлекая к себе внимание. Текст драматического монолога ему предстояло сочинять по ходу пьесы.

Васька тоже подошел к стойке и замер за спиной товарища, по привычке расставив ноги на ширину плеч и сложив руки на ремне. Выглядел он внушительно, как гранитный обелиск, и желания вступать с ним в контакт у мыслящих существ не вызывал. Граждане отдыхающие обходили монументального Василия по широкой дуге, и у стойки ресепшена образовалась тихая гавань.

– Слушаю вас, – вертлявый портье послал дежурную светлую улыбку поверх головы невысокого Лешки.

Улыбка врезалась в бугристую грудь Василия и разбилась на неуловимые атомы.

– Мне нужна ваша помощь в одном вопросе, любезный, – Лешка понизил голос, давая понять, что вопрос деликатный, и прикрыл глаза, сосредоточиваясь на устном творчестве. – Видите ли, я ищу девушку…

– Сейчас устроим, нет проблем! – любезный портье поднялся на цыпочки и призывно помахал ручкой.

Из низкого мягкого кресла, энергично барахтаясь, выбралась молоденькая блондинка. Волосы и ноги у нее были очень длинные, а юбка и маечка – очевидно, для баланса – очень короткие. Блондиночка кокетливо улыбнулась и завертела узкими бедрами, символическим жестом одергивая юбочку. Вдохновенно жмурящийся Лешка этого явления не заметил, а Васька со скрежетом повернул на девяносто градусов гранитную башку, и блондинка упала как подкошенная.