Он больше не подходил к моей кровати. Держал расстояние. А мне хотелось позвать, и я не могла. Словно сдерживало что-то. Словно мешало мне. Проклятая неуверенность. Какая-то невидимая стена из того самого льда. Уже прозрачная, но все еще не рухнувшая. Сама не поняла, что жду, когда вернется в комнату, но Максим больше не вернулся. Я слышала его голос в коридоре, когда он говорил с Фаиной. Последующие дни я и Тая быстро шли на поправку. Уже через день меня отпустило полностью. Иногда слегка немели кончики пальцев, но в целом я полностью вернулась в свое прежнее состояние. Фаина сказала, что у меня было сильное истощение, упал гемоглобин.

Когда я оделась и была готова покинуть клинику, она снова позвала меня к себе. Просмотрела все анализы, не торопясь озвучить их мне, а, скорее, с удовлетворением на лице. Потом все же подняла на меня взгляд и, кажется, посмотрела прямо в душу.

– Я, конечно, готова тебя принимать у себя сколько угодно, но… но я считаю, что ты должна ехать домой.

Без нажима, но с твердой уверенностью в своей правоте.

– Я тоже так считаю. Детям будет лучше рядом с Максимом и мне спокойней. Он сможет их защитить, и Стефан был прав – сейчас не лучшее время для разлада в семье. Черт бы его побрал, но он всегда прав! Надо было прислушаться к нему.

– Значит, домой?

– Да. Поедем домой. Марик уже извел меня этим вопросом, – усмехнулась, видя, что она хочет услышать другое. Но я пока не могла произнести этого вслух.

– Только поэтому домой?

– Да. Только поэтому.

Максим ждал нас внизу, когда машина свернула к нашему особняку, я внутренне напряглась ,потому что он даже не спросил, куда меня отвезти. Опять принимает все решения за меня…или подумал, что я приняла его угрозу. Но, возможно, это Фаина ему успела сказать. И опять усмехнулась про себя – искать ему оправдания стало привычкой по жизни. Только из головы не выходило, как сидел у меня сутками, как пальцы мои сжимал и целовал каждый из них. Может, мне это приснилось? Может, я в беспамятстве себе это представляла? И спросить не у кого. Помню только тот день, когда на подушках привстала, он увидел и тут же резко вскочил с пола и вышел из комнаты привести Фаину. Больше не приходил.

Все изменилось. Сильно изменилось. Настолько что, наверное, дома у Фаины я ощущала его присутствие больше, чем в нашем собственном. Максим не пересекался со мной нигде и никак. Его просто не было. Он приезжал и тут же уезжал. Конечно, я подозревала, что сейчас все силы брошены на розыск наемников, которые совершили покушение на наших детей. Уже выяснилось, что это были спецслужбы. Стефан выслал мне все отчеты на электронную почту, и я изучила мнение наших людей насчет нападения. Пока что расследование топталось на месте. Но я не сомневалась, что мой муж найдет их всех. Найдет, и они пожелают гореть в пекле, чем узнать, что такое гнев Максима Воронова за то, что посмели тронуть его семью.

Еще через день я уже сама приехала в офис. Максима не было на месте, а я почувствовала облегчение, что вырвалась из четырёх стен, в которых словно заперла сама себя.

А здесь…здесь почему-то почувствовала легкое разочарование – ведь я приехала чтоб увидеть его. И бессмысленно себе лгать, что это ради фонда – в фонде как раз все хорошо, и лишь недавно прошла презентация нового проекта, а следующий, по благотворительным концертам рок-музыкантов, мы собирались осуществить лишь через несколько месяцев.

Я пробыла там до самого вечера, а когда вернулась домой, оказалось, что Максим уже давно там. Играет с Мариком. Яша снова уехал. Как только увидел, что я полностью восстановилась и Тая совершенно здорова. Удерживать его сейчас было равносильно тому, чтобы удерживать стихию. Нам всем нужно время, и, оказывается, моему старшему сыну оно так же необходимо, как и мне.

Именно в тот день я поняла, что Максим меня избегает. Точнее, нет, это слово вряд ли можно применить к нему. Он просто держит дистанцию. Ту самую. Которую я просила. А еще молчание. Оно повисло между нами на недели. Ни слова. Ни одного. Иногда хочется окликнуть, когда вижу с веранды с Таей верхом, или позвать обоих в дом и что-то комом в горле стоит – не могу. Кажется, если увижу в его глазах холод, с ума сойду. Так легче. Вот с этой дистанцией…наверное.

Ни черта не легче! Как два чужих человека под одной крышей и напряжение в воздухе раскаляется с каждым днем все сильнее. Приемы, приезды гостей. Вижу, как он выходит к ним, улыбается партнерам, общается с отцом, с Изгоем, с Глебом, а меня нет. Я отсутствую для него. Только иногда ловлю на себе взгляды тяжелые. Настолько тяжелые, что дыхание перехватывает. Но прочесть не могу. А мне до боли нужно их читать опять. Все меняется внутри меня с каждым днем. Оттаивает. Когда наблюдаю за ним с детьми, или как в кабинете сидит, щелкая длинными пальцами по клавиатуре, и виски потягивает… а в пепельнице сигара дымится. Хочется подойти сзади и уткнуться лицом ему в голову, вдыхая его запах. Провести ладонями по плечам и за ворот рубашки, спуститься к груди…так, чтоб голову поднял и к себе резко наклонил, впиваясь в губы, а потом усаживая на колени. Стало трудно дышать и обожгло руки жаждой прикосновения. Обернулся, а я вздрогнула, когда взглядом с ним встретилась. В глазах немой вопрос, а потом то же разочарование, что сжирало меня все эти месяцы. Тишина. Только часы тикают на стене. Долго в глаза смотрел, так долго, что у меня по телу мурашки поползли, а он виски хлебнул и отвернулся к монитору, не сказав ни слова. И я ушла к себе. Так странно… я почти не вспоминала то, что было давно… я вспоминала наши с ним последние дни. Вспоминала, как вот так заходила к нему в кабинет, и мы что-то вместе смотрели или он работал, а я у него на коленях ерзала, мешая отвечать на письма. Что я чувствовала тогда? Сравнивала ли? Нет. Я наслаждалась его близостью. Сравнения приходили лишь с сомнениями…когда я спрашивала у себя, надолго ли это? Спрашивала, как скоро я ему надоем…спрашивала любит ли он меня…и всегда получала отрицательный ответ.

После того, как из больницы вернулась много спала. Сил набиралась. А сегодня, едва глаза закрыла, почувствовала, как по ногам ладони скользят…и тело дернулось в предвкушении, запылало в ответ. Сильные пальцы сжимают колени, разводя в стороны, и мое дыхание учащается, срывается, и все тело выгибается навстречу ласке. Я даже губы горячие чувствую на внутренней стороне бедер и дыхание его раскаленное. Раскрываюсь навстречу, начиная пульсировать от сумасшедшей жажды. Во сне я больше не хочу его отталкивать. Во сне я зверски изголодалась по нему и тяну к себе за ворот рубашки, ища его губы, чувствуя, как навис надо мной, как пальцы раздвигают плоть и резко входят внутрь, заставляя выдохнуть с гортанным стоном и тут же вскочить на постели, тяжело дыша. Я в комнате одна. Только шторка у открытого окна слегка от ветра колышется. Прижала руки к груди…одеяло на пол сброшено, и сорочка прозрачная с плеч сползла. Ночная прохлада скользит по груди…касается возбужденных сосков. Голод по нему…он начинает пробуждаться. Самый страшный и безжалостный монстр, который лишь окреп в последние месяцы, вместе с зависимостью от его прикосновений. Я ведь думала, что справлюсь…справлюсь, если трогать не будет, если в игры играть перестанет и соблазнять так, как умеет только он. Наивная. А точнее, самоуверенная дура. Нееет. Это не он меня соблазнял. Это я его хотела до безумия, и чтобы оправдать эту страсть, считала, что Максим ведет грязную игру.

Глава 2

Утром проснулась от того, что его машина от дома отъехала. Проводила взглядом автомобиль и снова нырнула в постель. Чем больше он держал эту дистанцию, тем горячее становилось внутри меня. Я не знаю, насколько можно втянуться в это безумие, когда чем дальше он, тем сильнее меня влечет к нему. Чем меньше он похож на самого себя, тем страшнее эта тяга.

Меняется внешне, а меня каждая перемена сводит с ума. Волосы остриг и щетину сбрил. Младше кажется. Словно намеренно свой прежний образ стирает, отрицая любую возможность вернуть того Максима. И я, вместе с яростью внутри, ощущаю, что уже и не помню, каким был раньше. Меня до животного безумия доводит такой, как сейчас, с этими короткими вьющимися волосами и гладкими скулами, к которым в исступлении хочется прижаться губами. Он даже не понимает, насколько похож на того Максима, которого я встретила много лет назад впервые, в рваных джинсах и свитере на голое тело, с шевелюрой непослушной и дьявольским взглядом, и это доводит до изнеможения. Он больше не раздваивается у меня в глазах, а затмевает собой прошлое, вытесняет совершенно до какой-то незначительности.

И взгляды…они меня доводили до сумасшествия. Потому что я их ловила на себе везде. Если он рядом, то я непременно чувствовала эту пламенную паутину на своем теле, прожигающую насквозь. Оборачивалась, но Максим невозмутимо говорил с партнерами, либо с гостями. И мне начало казаться, что я просто схожу с ума от голода по нему. Что это предательское тело изголодалось и толкает меня в самую бездну. Вынуждает с ума сходить. На последнем приеме нам пришлось сидеть за одним столом. Плечо к плечу. Как же я завидовала его спокойствию, голосу уверенному, сильному. А меня рядом с ним то в жар, то в холод швыряет. Особенно когда смотрю на его пальцы и вспоминаю свои проклятые сны, от которых спать спокойно не могу. Сны, в которых он меня этими руками с ума сводит и ни разу не до конца…Только вскакиваю на постели, рвано дыша и чувствуя взмокшие простыни под собой и болезненное покалывание во всем теле. Мысленно проклиная себя за наваждение. Когда случайно тыльной стороной ладони коснулась, током прострелило так сильно, что вздрогнула, и он наконец-то ко мне повернулся. Взгляд сумасшедший…его коронный, невыносимый взгляд, которым он не просто нагло под одежду проникает, а уже имеет прямо здесь рядом с гостями. Опустил глаза на свою руку, на которую я смотрю, тяжело дыша, и снова мне в глаза, чуть прищурившись и медленно на губы, на шею, вниз к вырезу ярко-алого платья. Да, я сняла черное. И даже не помню, когда именно. Наверное, сразу по возвращению из клиники. Я просто забыла, что надевала его. А он запомнил, потому что тихо сказал:

– Ты разве не в трауре? – с ядовитым сарказмом, присущим лишь ему. Так чтоб взвилась от поддевки.

И взгляд не отводит, нагло, прямо в глаза. Ответ так и не получил, усмехнулся с какой-то отравленной горечью и снова на партнеров смотрит. А я на него. Открывая для себя черту за чертой. Все заново. Даже не понимая, что зависла…что не слышу голосов рядом с собой, что вспоминаю сны свои дикие и сильнее сжимаю колени, следя за кончиком его языка, быстро пробежавшимся по губам, за пальцами, достающими сигару и прокручивающими ее между большим и указательным. О Боже… а у меня в голове картинками эта сигара и что он с ней делал… с ней и с моим телом. Скулы свело и перед глазами все поплыло, словно почувствовала прикосновение горячего пепла к воспаленной коже.

Встала из-за стола и ушла к себе, чтобы успокоиться. Умылась ледяной водой, глядя на свое отражение – в собственных глазах сумасшествие и пьяная поволока. Я невольно обвела гостей взглядом, отыскивая Максима, чувствуя, что хочу посмотреть ему в лицо.

Но его нет среди них. Ушел.

Собралась тут же уйти, сославшись на недомогание, но меня подхватили под локоть, едва я вышла из залы, и я услышала голос своего мужа над самым ухом.

– Ты сейчас выйдешь со мной туда и будешь танцевать. Никто и никуда сегодня не сбежит.

Не дожидаясь моего ответа, повел вглубь залы и властно привлек к себе.

Рука в руке, под маской лица,

Вдвоем над пропастью скользят,

Рискуя с каждым "па" разбиться…

Танцуя, в пламени горят.

В Его зрачках Её глаза…

Ведет, слегка толкая к краю,

Но лишь оступится она,

Удержит, рук не разжимая…

Я успела забыть, насколько мой муж умеет создавать иллюзию, что я единственная женщина в радиусе километров. Забыла или даже не знала. Потому что сейчас он просто заставил смотреть себе в глаза. Именно заставил. Я не сразу это осознала, а лишь тогда, когда попыталась отвести взгляд и не вышло.