Безлюдное место. Как ловят маньяков в России (страница 2)

Страница 2

Сталин регулярно интересовался строительством нового объекта стратегического значения, который приобрел особенную важность для страны после обострения отношений с крупнейшими поставщиками нефтепродуктов – Турцией и Ираном. Курировал создание завода лично Лаврентий Берия. Проект держали в секрете, несмотря на грандиозные размеры. В 1948 году для возведения промышленного комплекса и обслуживающего города было создано специальное стройуправление, в состав которого вошел исправительно-трудовой лагерь на 40 тысяч человек. В Ангарлаг приезжали этапы из Москвы, Украины, Казахстана и балтийских республик; просуществовал он до 1960-х годов – при этом вплоть до распада СССР в советской прессе главными строителями города называли «вчерашних фронтовиков», которые, вернувшись с войны, отправились застраивать Сибирь. На деле поднимали Ангарск осужденные за хищение нескольких килограммов зерна или подсолнечных семечек, за антисоветские анекдоты, заключенные инженеры, учителя школ и преподаватели институтов, а также обычные бандиты и жулики.

Первую улицу назвали Октябрьской, а первой сданной в эксплуатацию постройкой стало двухэтажное кирпичное здание со светлой отделкой фасада – именно с него началось создание облика будущего Ангарска как «светлого современного молодежного города». В 1949-м сдали первый жилой квартал – и в сентябре в первую городскую школу пошли учиться 700 детей.

В какой-то момент строителей-заключенных здесь было больше, чем обычных вольнонаемных рабочих. Сколько именно, достоверно неизвестно до сих пор: официальные источники говорят о 30 тысячах, независимые – о числах в два с половиной – три раза больше (доступ к документам, связанным с Ангарлагом, и сейчас ограничен; некоторые из них засекречены). Заключенным финские юрты, разумеется, не полагались – жили друг у друга на головах в тесных бараках и землянках, обнесенных глухим деревянным забором с колючей проволокой. Зачастую не соблюдалась даже норма два квадратных метра на человека; в первое время не хватало еды, теплой одежды и обуви.

На стройплощадку (тоже за забором с колючей проволокой) рабочие приходили в сопровождении вооруженной охраны с собаками и уходили только через 10–12 часов. Как и в других советских лагерях, здесь «стимулировали» людей на работу, лишая их пищи: за невыполнение плана сокращали пайку, за перевыполнение – давали дополнительную порцию; кроме того, если заключенный выполнял норму, один рабочий день засчитывался за два или три дня срока. Когда очередной объект достраивали, забор с колючей проволокой снимали и переносили на следующий участок строительства; есть версия, что нумерация ангарских кварталов по-прежнему следует той, лагерной системе учета. Несмотря на колоссальные размеры стройки, в городе пытались поддерживать режим секретности: выражение «Китойский исправительно-трудовой лагерь» было под запретом, вместо него говорили и писали п/я ВМ-16 или «учреждение», заключенных называли «спецконтингентом», «производственниками» и «рабочей силой», «изолятор» – «специальным помещением». Но освободившись из Китойлага, люди все равно разносили информацию о секретной стройке по всей стране.

До середины 1950-х трудовым лагерем руководил генерал-лейтенант КГБ Семен Бурдаков – говорили, что он прилюдно отчитывал начальников за злоупотребления, лично решал конфликты между группировками зэков, а освободившиеся арестанты, осевшие в Ангарске, приглашали его домой на застолья. Несколько лет назад ангарские чиновники предложили переименовать в честь Бурдакова улицу, назвав начальника лагеря «примером для всех первостроителей Ангарска», – но после протестов правозащитного общества «Мемориал» от этой идеи отказались.

К началу 1950-х годов силами заключенных были построены и сданы в эксплуатацию сотни тысяч квадратных метров постоянного жилья, а также детсады, школы, столовые и магазины (когда после смерти Сталина провели большую амнистию, количество рабочих в Ангарске сильно сократилось, и, например, здание Дворца культуры из-за этого сдали в эксплуатацию на полгода позже запланированного). Поначалу предполагалось, что поселение рядом с заводом будет небольшим поселком городского типа – но уже в 1951-м Ангарск официально стал городом, и его активно начали заселять первые жители. Места им быстро стало не хватать, и в основном горожане обитали в коммуналках. Один из местных жителей, Юрий Братющенко, работал заместителем начальника политотдела управления лагерей и проводил в Ангарлаге спартакиаду, в которой две сотни заключенных принимали участие в турнирах по легкой атлетике, гимнастике, волейболу, футболу, поднятию гирь и городкам. Все прошло так успешно, что молодого организатора вызвали поделиться опытом на ведомственное совещание в Москву. Получив в Иркутске диплом историка, Братющенко с семьей уехал в Ленинград – и стал, возможно, главным специалистом по истории Ангарска.

Таких, как Братющенко, было много – со всей страны в Ангарск съезжались энергетики, химики, инженеры. Именно такие люди изображены на памятнике первостроителям, который в городе установили в 2017 году: трое мужчин и женщина одеты в военную форму, хотя в начале 1950-х в Ангарске куда более узнаваема была другая униформа, с опознавательным знаком «Б/К», в которой передвигались по улицам бесконвойные зэки. В середине 1950-х генплан Ангарска разработали в Ленинградском отделении «Горстройпроекта» – город даже называли «таежным» или «сибирским» Ленинградом: еще и потому, что архитекторы старались максимально сохранить лесной массив вокруг города и даже внутри него. Некоторые здешние здания и правда похожи на Петербург: например, почтамт почти в точности копирует здание Адмиралтейства, Ангарские ворота – два одинаковых расположенных друг напротив друга жилых дома с колоннами, украшенными лепниной, – напоминают парадный вход Смольного, а в парке ДК нефтехимиков установлены гранитные львы.

Как часто бывало с большими проектами сталинских времен, изначальный план – производить на ангарском «Комбинате-16» моторное топливо на основе угля – быстро доказал свою неэффективность, и комплекс перепрофилировали под нефтепереработку. Вплоть до конца перестройки ангарский нефтеперерабатывающий комбинат наращивал мощности и превосходил по основным показателям заводы, расположенные в европейской части страны.

После смерти Сталина часть лагерных зон вокруг Ангарска была закрыта, и труд заключенных стал использоваться только на строительстве промышленных объектов. Впрочем, их было много: бурно развивающаяся промышленность требовала строительных материалов, поэтому, кроме нефтехимического и электролизного комбинатов, были построены цементный, кирпичный, гипсовый, керамический и известковый заводы, а также завод химических реактивов, деревоперерабатывающие комбинаты, гравийные и каменные карьеры.

В 1954-м город посетил Никита Хрущев вместе с министром обороны Николаем Булганиным и министром торговли Анастасом Микояном. Делегация выслушала доклад начальника комбината – вопросы задавал в основном Булганин, а генсек все время пил воду. Позже Хрущев повернулся к первому секретарю Иркутского обкома и сообщил, что всему виной местный омуль, которым его накормили, – а потом, произнеся небольшую речь об ускорении строительства, уехал с остальными в Иркутск.

Ангарск начал жить типичной жизнью развивающегося советского города эпохи послевоенного промышленного подъема. Газета «Знамя коммунизма» рапортовала о социалистическом соревновании строителей и монтажников, а также о перевыполнении плана по изготовлению арматуры. В городе запустили трамваи и ТЭЦ с самой мощной в Сибири турбиной. Строились и открывались школы, сады, магазины, новые кварталы и микрорайоны. В 1955 году местный журналист напоминал горожанам, что еще четыре года назад здесь «не было ни широких асфальтированных проспектов, ни шума города», зато сейчас «курсируют автобусы», «трудящиеся получают квартиры», увеличивается количество предприятий, «превращая молодой город в промышленный центр области».

К 1958 году население Ангарска достигло 134 тысяч человек. Горожане иногда жаловались на то, что строительство все-таки идет недостаточными темпами (например, затягивалось строительство кинотеатра), но в целом жизнь текла своим чередом. Новый город постепенно создавал собственные ритуалы: например, День Победы здесь праздновали маршем горожан и ветеранов по главным улицам города – в частности, по Московскому тракту, по которому в 1826-м шли закованные в цепи декабристы. Большим событием стало прибытие в Ангарск туристического поезда дружбы из Москвы в Иркутск – гостей, в программе которых было посещение Байкала и разных сибирских городов, встречали пионеры и оркестр. Появились в городе и свои легендарные персонажи: например, электромеханик Павел Курдюков, который собрал такую коллекцию уникальных часов, что незнакомые люди специально приходили к нему в гости, чтобы на нее посмотреть. В конце 1960-х Курдюков передал 700 экспонатов в Ангарский краеведческий музей и устроился туда хранителем; сегодня здесь работает единственный в России Музей часов, где есть, например, часы-паровоз, часы – паровой двигатель и часы-копилка.

Конечно, жизнь в городе не была совсем идиллической – еще и потому, что исправительно-трудовой лагерь никуда не делся: его отделения были просто преобразованы в колонии. Постепенно тюрьмы как будто окружили город: сейчас здесь находятся четыре исправительные колонии, следственный изолятор и воспитательная колония для несовершеннолетних. Как говорят ангарчане, начиная с советских времен бывшие заключенные, освободившись из колонии, оседали в городе: кто-то, пока сидел, успевал обзавестись в Ангарске семьей, другим было некуда больше ехать. Тюремная культура постепенно стала такой же обыденной частью здешней жизни, как заводская. «Вот назвал [бывшего заключенного] кто-то “козлом” – чтобы не потерять свой авторитет, он за это должен взять ножик и тыкнуть этого человека, – объяснял один из моих собеседников. – В такой среде росло следующее поколение, которое со временем тоже попадало в колонию, – и все продолжалось».

В 1950-х годах большой резонанс получил процесс Терехова и Внукова – двух бывших заключенных, которые зверски убили и ограбили ангарчанина, сбросив труп в реку (обоих приговорили к расстрелу). В 1960-м бывший заключенный мужчина изнасиловал девочку-подростка – дочь женщины, с которой он жил в Ангарске после выхода из колонии. После суда мать жертвы стала доказывать, что дочь сама заманила мужчину в постель, и добивалась пересмотра уголовного дела. Про это даже хотели написать в «Комсомольской правде» – но тему журналистам «зарезали». Еще через несколько лет весь Ангарск был взбудоражен историей о побеге десяти человек из колонии строгого режима: заключенные спрятались в кузове хлебовозки, запугав шофера. Их искали больше месяца – за это время они убили двоих мужчин, угнали мотоцикл, а также ограбили несколько магазинов и ларьков.

В последующие годы местные журналисты и общественники часто критиковали асоциальные элементы, тунеядство и пьянство на работе: заметка «Рюмка – враг семьи» требовала создать на работе «такую обстановку, чтобы земля горела под ногами тех, кто дружит с зеленым змием». Категорическому осуждению подвергалась и теневая экономика – что, впрочем, не мешало ей в застойные времена процветать в Ангарске так же, как и по всей стране: шоферы использовали служебные автомобили в личных целях, таксуя у вокзалов; ремонтники чинили телевизоры и прочую технику в обход своих мастерских и так далее.

И тем не менее, судя по всему, жить в Ангарске в позднесоветское время было довольно комфортно, еще и потому, что город благодаря большому количеству важных для экономики страны предприятий находился на особом положении – на так называемом ленинградском обслуживании. В здешних магазинах чаще встречались дефицитные в Иркутске товары, а иркутяне целыми семьями ездили в Ангарск за покупками.