– Каждый нормальный человек, увидев вооружённых людей, испугается. Чувство самосохранения никто не отменял. Оценил свои силы и понял, что не сможет сопротивляться. И, скорее всего, поступил верно, потому что мёртвый он мне не поможет. Мне кажется, это правильно.

– Правильно, Цветочек, землю жрать, но забрать своё. Я бы от одной мысли, что к моей женщине прикоснётся кто-то левый, с катушек слетел. Он ведь не знает, с кем ты, а багажник мог оказаться чьим-то другим, и твоя короткая жизнь могла оборваться ещё вчера. Так что, либо ему своя шкура дороже, либо у него стальные яйца и такая же выдержка, чтобы есть, пить и дышать, зная, что ты хер знает где.

– А ты, значит, – снова подползаю, – ради своей женщины рискнёшь всем?

Не верится, что Овод сделает всё, что озвучил, но, возможно, ради той, кто станет главной в его жизни, пойдёт на всё.

– Не задумываясь.

– Не повезёт кому-то, – хмыкаю, улыбаясь и подстёгивая блондина. – Это ж какой неудачницей нужно быть, чтобы влюбиться в такого, как ты.

– Обороты сбавь, Цветочек, иначе этой неудачницей станешь ты.

– В моём сердце есть место только для Тимура. Ты туда не влезешь. – Произношу громко, но затем шёпотом добавляю: – Connard sûr de lui, arrogant, grossier, matérialiste, égoïste…¹

– За козла ответишь.

Медленно поворачиваюсь к Оводу, вбирая воздух, как рыбка. Удивление настолько явное, что он издаёт нечто, похожее на искренний смех.

– Уточняю: знаю французский и итальянский. Любое оскорбление на этих языках светит тебе наказанием.

– Не думала, что ты… образован.

– Ты меня не знаешь. Ты ничего обо мне не знаешь. Сделала вывод исключительно по моментам, которые я позволил тебе увидеть. Ты меня недооценила, Цветочек. При любом другом раскладе тебе это могло стоить жизни. Никогда не верь человеку, пока не пройдёшь с ним через ад, осмотрев с разных ракурсов.

– Ты совсем не веришь людям?

– Совсем. И у меня на это две причины: я их не знаю; я их знаю.

– Демагогия какая-то получается… Как жить, если никому не верить?

– Спокойно. Веришь только в себя, полагаешься только на себя и помочь можешь только сам себе. Иначе придётся снова и снова разочаровываться в людях, пока не усвоишь жизненные уроки. И дай бог, чтобы к этому моменту ты остался жив.

Не знаю о нём ничего, кроме прозвища, но слова блондина заставляют посмотреть на него иначе. В его жизни случилось нечто, что заставило потерять веру в людей. Во всех или конкретных? Судя по всему, во всех. Я иная – я верю. Ситуация с Владой не в счёт, потому как к ней я доверием не прониклась сразу. Меня не удивило решение избавиться от меня, лишив всего, что создал отец. Ударом стало решение выдать замуж против моей воли. Что ждало меня, не сбеги я вчера из отцовского дома? Как ко мне отнёсся бы Тафанов? Кем бы я для него стала? Ответы мне неинтересны, да и вряд ли я смогу предугадать варианты, не развращённая миром, о котором, как я понимаю, моя мачеха знает куда больше, чем я.

– Я верю Тиму. А сейчас верю тебе.

– Глупо. Последнее.

– А у меня есть варианты? Как видишь, нет. Либо я тебе верю, принимаю помощь и условия её оказания, либо покидаю машину и остаюсь одна. В каком случае я имею шанс выбраться и получить возможность начать новую жизнь? Во втором. Так что до момента, пока мы не окажемся в Тольятти, мне придётся тебе верить. Ты можешь назвать это глупостью, я же назову рациональным решением в условиях конкретной ситуации.

– А если я не оправдаю твоё доверие?

– Для меня это станет жестоким уроком, из которого я сделаю выводы. Если останусь жива.

– Быстро учишься, Цветочек.

– Мне почему-то кажется, что за время нашего путешествия ты преподашь мне не один урок.

– Посмотрим на твоё поведение.

Начинает темнеть, а встречные машины слепят ярким светом фар. Вижу знак, что через два километра заправка.

– Сделай остановку на заправке. Мне нужно в туалет.

Вспоминаю слова Овода, что пассажиры-женщины со множеством запросов, но терпеть не могу. Цокает, но всё-таки выполняет просьбу. Я всё же за его услуги плачу немалые деньги, которых у меня пока нет. Но мгновенно вспоминаю, что я по-прежнему босая. Овод покидает машину, а через минуту открывает мою дверь.

– Надевай и топай, – передо мной плюхаются сланцы.

– У тебя была обувь? И ты молчал? – возмущаюсь, стягивая носки, и радуюсь, что могут пройтись. – У тебя в багажнике всегда лежит пара нужного размера?

– Купил на заправке. Там, где ты возомнила себя марафонцем. Ещё вопросы?

– Денег дашь? Хочу воды и леденцов, а ещё зефир.

– Хватит жрать сладкое. После него хочется пить, а, соответственно, в туалет. Останавливаться каждые десять километров я не буду. Либо терпи, либо…

– Под себя?

– Рискни, – прищуривается, – и в считаные секунды в машине я останусь один.

Встаю в полный рост, чувствуя себя мелкой по сравнению с Оводом. Атлетическим телосложением не отличается, но есть в нём что-то пугающее и давящее. С таким не стоит спорить, да и злить не желательно.

– Ты со мной? – делаю два шага, но замечаю, что блондин опёрся на машину, приготовившись к ожиданию.

– Сама. У тебя пять минут. Решишь пробежаться – догонять не стану.

Киваю и иду в нужное место, понимая, что Овод шутить не намерен. Теперь нет. Вариант остаться одной без документов и денег чёрт знает где, не привлекает. Посещаю туалет, покупаю крекеры, несладкие палочки, леденцы и воду, посматривая на часы и стараясь уложиться в отведённое время.

– Четыре минуты пятьдесят три секунды, – демонстративно смотрит на телефон. – Уложилась.

– А если бы нет? Оставил бы меня здесь? – запрыгиваю на заднее сиденье, удивляясь галантности Овода, предусмотрительно открывшего дверь, но затем понимаю, что сделано это для того, чтобы исключить сильный хлопок.

– Можешь проверить на следующей остановке.

Проверять не намерена, потому что он избавится от меня не раздумывая. Сожалеть не будет, переживать тем более. В его жизни я короткий эпизод.

Выруливаем на трассу, но блондин молчит, лишь крутит головой, посматривая в боковые зеркала. Напряжён и сосредоточен, чем пугает. Причина его недовольства не я, но что-то заставляет его нервничать. Хочу понять, что, но спросить не решаюсь. Нас обгоняет патрульная машина с проблесковыми маячками, подрезает, требуя съехать на пустой паркинг. Овод снижает скорость, следуя за машиной, но останавливается в нескольких метрах и ныряет рукой под своё сиденье.

– Если он потребует, чтобы ты вышла, подчиняешься и идёшь за ним.

– З-зачем?

– Рот закрой и выполняй. Если не хочешь снова увидеть мачеху.

Мужчина в форме медленно идёт в нашу сторону, наклоняясь, чтобы посмотреть на номер, а затем обходит машину и останавливается около водительской двери, показывая Оводу жестом опустить стекло.

– Причина остановки? – блондин задаёт вопрос первым.

– Номера не местные. Из Москвы?

– Да. С каких пор у нас запрещено свободное передвижение между регионами?

– Не запрещено, – мужчина наклоняется, заглядывая в салон и направляя на меня свет фонарика. – Предъявите документы.

Овод подчиняется, и пока сотрудник рассматривает содержимое, наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Интересно, в документах указано его настоящее имя? Взглянуть бы, чтобы знать, кто он такой…

– Пусть девушка даст паспорт.

Не ожидая подобного запроса, паникую, ёрзая на сиденье. Не подумала о том, что проверить могут и меня.

– Нет у неё документов, – отзывается Овод, пока я обдумываю варианты, – бродяжка. Шла по трассе, подобрал, попросила подкинуть до ближайшего города.

– Проститутка, что ли? – Вновь светит фонариком, заставляя жмуриться и отворачиваться.

– Не проверял и не планирую, – голос блондина спокойный, но настораживающий, словно он к чему-то готовится.

– Пусть выйдет.

Меня пронизывает дрожью. Не хочу покидать уютный салон дорогого автомобиля, даже согласна переместиться в багажник, чтобы убавить проблем.

– Командир, может, решим вопрос по-другому? – Овод вскидывает руку, где между пальцами зажаты сложенные купюры. – Если мало, могу докинуть.

– Многовато за незнакомую шлюху, – присвистывает сотрудник, слащаво улыбаясь и посматривая на меня. – Видимо, сумма оправдывает способности. – Выхватывает деньги, но продолжает: – Я не прочь попробовать. Пусть выходит.

Вариант со взяткой не прокатил, как планировал Овод. Или он планировал не это? Едва уловимый кивок подтверждает – нужно подчиниться. Выхожу из машины и направляюсь к мужчине в форме, показывающему проследовать за ним. Делаю пару шагов, когда за спиной раздаётся громкое, но спокойное:

– Майя, в сторону.

Глава 7

Овод

Выстрел в мужика, и Майя валится на землю. Патрулька пуста, а значит, работает в одного, или второй на подхвате где-то в другом месте. Несколько выстрелов по колёсам, а затем подхватываю застывшую девчонку и волоку в машину.

– Ты его убил… Ты убил! – всхлипывает, а затем вырывается, намереваясь подбежать к мужику. – Ему надо помочь! Вызови скорую, или давай остановим машину, – рвётся к трассе, где машины проносятся на бешеной скорости, не желая обращать внимания на две тачки, стоящие на паркинге. – Эй, помогите!

Размахивает руками и орёт что есть силы, но её крик теряется в шуме потока. Никому нет дела. Приходится схватить за ворот и волоком тащить к машине. Вырывается, упирается ногами, бьётся в истерике. Шок. Неужели не видела, как стреляют в людей?

– Пусти, ему помочь надо…

– Дура! Если бы не я, сейчас бы он вёз туда, куда приказано. Быстро в машину! – рявкаю, и она затихает, но спустя несколько секунд пускается в рёв.

Затолкав Цветочек на переднее сиденье, меняю номера, потому что как только его найдут, мою тачку объявят в розыск. Или не объявят. Не знаю, сколько прикормленных, кроме него, работают по заказу. В таких случаях просто передают информацию следующим – тихо, без шума.

Девчонка не успокаивается, верещит в голос, захлёбываясь слезами. И нахуя повёлся? Денег мало? Всех не заработаешь. Нервы дороже. И сейчас я физически ощущаю, как отмирают мои нервные клетки – медленно, по одной под взмахом пушистых рыжих ресниц.

– Успокойся.

– Ты его убил… – воет. – Ты убил… Он помочь хотел, переживал за меня…

– Да ладно, – охреневаю от её наивности, – ты правда так думаешь?

– Д-да… Давай вернёмся, поможем, не оставляй его…

Сворачиваю с трассы, заметив деревья и земляной съезд, глушу мотор, погрузив нас в темноту.

– Успокойся. – Мне бы самому не помешало, потому что я на грани. Не привык слюни подтирать. – Я его только ранил.

– Неправда! – бьёт кулаками в мою грудь. – Ты врёшь! Врёшь! Надо туда… – хватается за ручку, но я успеваю дёрнуть Цветочек на себя, достать ствол и щёлкнуть затвором.

– Повторяю в последний раз – успокойся. – Сразу понимает, что сейчас на неё направлено оружие, не шевелится, затихла. – Я только ранил. Не люблю мокруху, по возможности избегаю. Не знаю, кому пообещала тебя мачеха, но мент пришёл за тобой. Прикормленный.

– Что значит прикормленный? – шепчет в темноте.

– Значит, работает на кого-то. Передаёт информацию, если нужно, доставит в назначенное место. Ему заказали девку, то есть тебя, поэтому один. Не думал, что возникнут проблемы.

– А как ты понял, что он работает на кого-то?

– Патрульный с Береттой? Стандартное табельное – пистолет Макарова. Это второй ствол.

– А зачем ему второй?

– За каждый патрон из табельного отчитаться нужно, а второй нужен, чтобы валить маленьких глупых девочек. Таких, как ты.

Даже не понял, когда Майя прижалась ко мне, захватив ткань рубашки и всхлипывая в мою шею. Почти неслышно, но дрожащее тело доказывает, что истерика не закончилась. Убираю оружие, даю ей ещё немного времени, пока дыхание не становится ровным.

– Твой отец работал с серьёзными людьми, и большинство из них очень далеки от понятия «честная жизнь». Ты правда никогда не видела, как убирают людей?