Они вместе карабкаются по камням, осторожно ступая по вылизанной волнами скользкой темной поверхности, и, добравшись до любимого места, садятся рядом, свесив ноги.

Далеко в воде мигает огонек высокого желтого метеорологического буя, который установили здесь пару лет назад для отправки экологических данных в лабораторию где-то в штате Индиана. Из-за широкого основания, тонкого верха и датчиков, напоминающих глаза игрушки, он был похож на тонущего робота. Они с друзьями уже успели полюбить его и даже назвали Расти^[7] после одного оживленного спора о том, как соленая вода влияет на металл.

Беспокойство за благополучие Расти стало одним из их самых любимых времяпрепровождений, а прошлым летом Скотти предложил доплыть до него и надеть на беднягу спасательный жилет или круг. Несколько человек согласились сделать это, но так как буй расположен довольно далеко от берега, никто из них все-таки не решился проплыть до конца, рискуя жизнью из-за шутки. И все же каждый раз, когда они приходили сюда, кто-нибудь рано или поздно вспоминал об этом предложении, и все начинали гадать, кто же все-таки спасет несчастного Расти.

Эйден, прищурившись, смотрит на буй, мигающий белым светом на фоне бледной линии горизонта.

– Придется ему какое-то время пожить без нас.

– Чувствую, он справится.

Эйден поворачивается, чтобы посмотреть на Клэр.

– Пока эта остановка нравится мне больше всего.

– Это потому, что она первая, про которую ты на самом деле что-то помнишь, – говорит Клэр, и он смеется.

– Твоя правда, – придвигаясь ближе, отвечает Эйден. – И мне бы понравилось восстановить события прошлого.

– Первый поцелуй невозможно повторить, – говорит ему Клэр, глядя через плечо туда, где все началось той ночью, ночью костра.

Это не было каким-то особым событием. Просто обычная небольшая вечеринка, на которой друзья и знакомые собрались вокруг костра. Огонь отбрасывал в ночь искры, из-за чего все казалось расплывчатым и приобретало неясные очертания.

Клэр почти сразу потеряла из вида Стеллу и в одиночестве подошла к холодильнику, где тут же замешкалась. Стоял холодный осенний вечер, в котором чувствовалось приближение зимы, и ей не хватало тепла от костра, чтобы согреться. И вот она топталась здесь, пытаясь решить, так ли уж ей нужно выпить холодного, как из темноты выступил Эйден, засунул руку прямо в лед, достал оттуда металлическую банку и с вежливой улыбкой протянул ей.

– Спасибо, – сказала Клэр и взяла банку обтянутыми синими митенками руками. – Если ты решил играть сегодня роль бармена, тебе не помешают перчатки.

Эйден опустил глаза на свои покрасневшие и огрубевшие от холода руки, с которых капала ледяная вода, и она, даже не задумываясь о том, что делает, вдруг зажала его ладонь между своих.

Их глаза встретились, и он улыбнулся:

– Так гораздо лучше. Спасибо.

И потом они начали болтать… О чем? Сейчас Клэр уже даже не может вспомнить. А вскоре они пошли вместе к воде, поддразнивая друг друга сунуть туда хотя бы палец, хотя для этого было слишком холодно.

– Правда круто, что здесь столько песка, но при этом все песчинки такие разные?

Эйден посмотрел на нее, явно забавляясь.

– Наверное, я в тот день не особо обратил на это внимание.

– В какой день?

– Когда у нас был урок геологии. Я иногда могу замечтаться.

– Ах, это, – покачав головой, сказала Клэр. – Нет, вообще-то я прочитала об этом в какой-то книге.

Она замолкла и показала пальцем в небо.

– А еще я читала, что звезд больше, чем песчинок во всем мире. Это невероятно, правда?

Эйден удивленно посмотрел на нее, и Клэр закусила губу, немного засмущавшись. За последние несколько недель она так много наблюдала за Эйденом и пришла к выводу, что такой парень, как он, вряд ли всерьез заинтересуется девушкой, которая в свободное время читает научные журналы. Клэр лихорадочно соображала, пытаясь подыскать другую тему для беседы.

Но тут Эйден нагнулся, взял в руки пригоршню песка и стал просеивать его большим пальцем. Клэр видела, как шевелятся его губы – он что-то бормотал себе под нос, внимательно рассматривая песчинки на ладони. Через некоторое время Эйден поднял на нее глаза.

– Это и правда чертовски невероятно, – сказал он, и Клэр почувствовала облегчение.

– Действительно, да?

Он сложил ладонь чашечкой и наклонил ее, ссыпая песок обратно на пляж.

– Сколько их здесь? Тысячи, должно быть. И это только в одной пригоршне. На одном пляже. В одном городке. В одном штате. В одной стране. Значит, в небе миллиарды звезд! – Он поднял широко раскрытые глаза к небу, испещренному звездами, а потом рассмеялся: – Это… впечатляет!

– Да, – согласилась Клэр, не в силах удержаться от улыбки. – Ничего себе!

Потом они взобрались на камни, продолжая болтать до поздней ночи. Костер за их спинами потух, все разошлись по машинам. С Эйденом время словно остановилось, но вдруг холодный ветерок принес эхо чьего-то крика – кто-то искал ее. Она развернулась на звук и хотела встать, но тут Эйден наклонился и поцеловал ее. Это было очень неожиданно, и по ее телу прокатилась теплая волна.

И даже много часов спустя – после того, как он проводил ее до машины и она наконец отпустила его руку; после того, как по дороге домой рассказала обо всем Стелле; после того, как залезла в постель и лежала, глядя в потолок и прокручивая в памяти весь вечер, – это тепло продолжало согревать ее. Какая-то невидимая ее часть, которая до того самого момента была еле теплой, теперь горела ярким пламенем.

И вот сейчас Клэр улыбается Эйдену, охваченная воспоминаниями.

– Тот поцелуй был идеальным, – говорит она. – С ним ничто не сравнится.

– Ничто?! – восклицает в притворном ужасе Эйден. – Хочешь сказать, что все те тысячи поцелуев за последние пару лет не идут с ним ни в какое сравнение? Ох, если бы я знал, то не стал бы так стараться.

Она легонько толкает его в грудь:

– Ты и так не особенно старался.

– Эй! Это всегда были мои козырные поцелуи! Помнишь, как мы целовались в гардеробной на вечеринке Энди? Или ту ночь в парке?

На секунду он умолкает, а потом его лицо озаряется.

– Или тот поцелуй в твоем подвале?

– Какой…

Эйден с ухмылкой перебивает Клэр:

– Ты знаешь какой.

– О! – слегка покраснев, восклицает Клэр. – Точно.

– Значит, по-твоему, все они были хуже?

– Они все были превосходными, но не первыми. Первый поцелуй с тобой на всю жизнь, знаешь ли.

Эйден неожиданно склоняется к ней, но когда их губы встречаются, за этим поцелуем чувствуется неестественный порыв, и их ощущения теряются в сгущающейся темноте. Он обхватывает ее лицо рукой – как это делают в фильмах, – чего никогда, ни разу за все время, пока они встречались, не делал, и из-за этого поцелуй становится каким-то слишком уж театральным, постановочным, в нем слишком много лишнего.

Клэр слишком быстро отстраняется, и на лице Эйдена проступает обида.

– Что?

– Ничего. Просто… мне кажется, ты слишком стараешься сделать все по-особенному.

– По-моему, в этом и заключается твоя задумка. – В голосе Эйдена звучит смирение. – Я думал, мы должны заново пережить все самые важные моменты.

– Так и есть. Но нам еще нужно поговорить о будущем.

Эйден ничего не отвечает, лишь немного отодвигается от Клэр и поворачивается лицом к воде. Небо над ними еще светится оранжевым у самого края горизонта, но сверху начинают сгущаться тучи, принося с собой запах дождя.

Несколько минут они сидят в тишине, но потом Клэр нарушает ее:

– Послушай, ты же знаешь, что я чувствую к тебе…

Эйден продолжает молчать, и она, кашлянув, начинает снова, уже более настойчиво:

– Эйден. Ты же это знаешь, да?

Он кивает, стиснув челюсти.

– Но просто… Я думаю, наш срок подходит к концу. – Дрожь в голосе удивляет даже ее саму. Она не в первый раз говорит эти слова, но сейчас они раздаются как гром среди ясного неба, ошеломляющие и категоричные. – И нам надо поговорить об этом.

– Мы не можем подождать немного дольше?

– Нельзя больше откладывать.

– Готов поспорить, что можно. – На лице Эйдена проступает слабая улыбка. – Я очень хорош в откладывании на потом.

Клэр тоже улыбается:

– Это точно.

– А если так? – Он разворачивается к ней лицом, в его глазах горит надежда. – Давай притворимся…

– Эйден.

– Нет, выслушай меня! Давай притворимся хотя бы на несколько минут, что завтра мы уезжаем в одно и то же место.

– Да?

Эйден прижимает Клэр к себе и опускает подбородок на ее макушку, так что, когда он снова начинает говорить, она чувствует низкую вибрацию хрипловатого голоса.

– Да. И вот как я это вижу: мы будем встречаться каждое утро, вместе идти в столовую, где будем завтракать ужасным беконом с холодными яйцами и доделывать задания. Потом мы пойдем на занятия, ты – на курс повышенной сложности теории чего-нибудь, а я – на вводный курс для лодырей-качков. После занятий мы будем тусоваться во дворе у корпуса, и я буду играть на гитаре…

– У тебя абсолютно нет слуха, – указывает Эйдену Клэр.

Он пожимает плечами:

– Ну да, но мы же просто притворяемся. А какой двор колледжа будет существовать без игры на гитаре?

– Ладно, а дальше?

– Каждый вечер мы вместе будем ходить в библиотеку. Ты будешь заниматься, а я буду бросать в тебя бумажные шарики и смешаю все твои записи на цветных стикерах.

– У меня нет…

Он наклоняется и строго смотрит на нее:

– Еще как есть. У тебя точно есть цветные стикеры. И маркеры.

Клэр закатывает глаза:

– Хорошо.

– На ужин мы едим лапшу быстрого приготовления, вместе ходим по барам и на скучные лекции, а по воскресным вечерам смотрим фильмы. Наши соседи по комнате никогда не приходят ночевать, и мы спим вместе, и нам очень удобно на этих маленьких кроватях общежитий, и каждое утро мы просыпаемся вот так, – он прижимает ее к себе еще крепче, – в объятиях друг друга.

Клэр закрывает глаза.

– Почему… – начинает она, но не справляется с голосом из-за нахлынувших эмоций. – Почему мы так не сделали?

– Мы решили, что каждый будет жить своей жизнью, – не без грусти отвечает Эйден. – И я могу это понять. Правда. Но это еще не значит, что мы не можем быть вместе.

– Нет, значит. – Клэр распрямляет плечи, словно вдруг очнувшись от глубокого сна. Она поворачивается к Эйдену: – Ведь в этом-то и дело – мы не будем вместе по-настоящему. Между нами будет почти пять тысяч километров.

– Да, но…

Она качает головой: