Он намекал на рыжего Логи, сына Сванхейд, и Хельга закатила глаза: уже год ее дразнили Логи-Хаконом. Кругом добродушно смеялись, а она подумала: если загадочная «фирузе» приносит счастье в любви, то лучше бы Хедин оставил ее себе! Ей всего шестнадцать, у нее еще есть время…

* * *

Новости этого вечера имели немалое влияние на судьбу Хельги дочери Арнора, но узнала она об этом лишь пару недель спустя. В Силверволле справили Дисаблот – праздник начала зимы, благодаря богов и дедов за все посланные за лето блага. После этого часть обоза тронулась дальше по Огде на юг, к озеру Неро и Озерному Дому, где ждал Эйрик, чтобы получить свою часть булгарской прибыли и в свою очередь отпраздновать Дисаблот. В последние два десятилетия, когда путь на Булгар был наконец освоен, так сложилось, что мерянские русы отмечали Дисаблот после возвращения обоза – прибыль от поездки в Булгар для них и составляла главный урожай года.

Каждую осень, если не случалось каких-нибудь помех, Арнор с родичами ездил на эти дни к Эйрику. Эйрик был женат на родной сестре Арнора, Арнэйд, и вожди Силверволла составляли с ним одну семью. Хельга бывала здесь два-три раза в год и хорошо знала это место – древнюю мерянскую твердыню, чьи высокие валы в петле реки Гды, вытекавшей из озера Неро, были возведены мерянами пару сотен лет назад, когда русские вожди из Хольмгарда впервые появились здесь и повели борьбу за покорение этого племени. Мерю удалось подчинить и обложить данью, но до недавнего времени она полностью сохраняла свой уклад и управлялась своими старейшинами. Последний из этих старейшин, Тойсар, погиб в сражении с Эйриком двадцать пять лет назад, и с тех пор меряне обзавелись собственным русским конунгом, как и многие славянские и чудские земли до них.

Вверх по течению Огды – Путевой реки – от Силверволла ехали целых четыре дня. Опять потеплело, снег растаял без следа, часто принимался идти дождь. Женщины намерзлись, сидя в лодьях на речном ветру, прижимаясь друг другу. Но вот Огда вывела длинную цепь лодий в озеро Неро; обогнув его, вошли в устье другой реки – Гды, а там уже все были несказанно рады завидеть наконец длинный холм и валы крепости. Хельга знала, что по-мерянски селение называлось Арки-Вареж – «высокий город», и только Эйрик, в первые годы жизни здесь не знавший мерянского языка, дал ему другое название – Ватнсстадир, Озерный Дом.

Облик самого города за двадцать пять лет не слишком изменился: по устройству он остался мерянским. Длинный холм лежал в петле реки, с трех сторон окруженный водой и защищенный валами; внутренние валы делили его на несколько частей. Эйрик жил на старом Тойсаровом дворе, лишь несколько ветхих построек заменили на новые, а гридницей ему служил стоявший отдельно старый гостевой дом, где в былые времена останавливались сборщики дани. Даже из старого мерянского населения кое-кто остался, хотя русы теперь составляли тут не менее половины жителей. Постройка, где на конунговом дворе обитали служанки и незамужние женщины, где готовили пищу и занимались рукоделием, по-прежнему именовалась мерянским словом «кудо». Туда-то гостьи и направились, зная, что там их радостно встретят, согреют у большого очага, накормят и устроят отдыхать на широких спальных помостах, верхнем и нижнем. Будучи девочками, Хельга и ее двоюродные сестры рвались спать наверху, но теперь даже младшая дочь Эйрика, Дагни, пренебрегала верхним помостом, оставляя его служанкам. Ей было уже тринадцать, она носила хангерок с золочеными застежками, бусы в три ряда и держалась с важностью, как истинная дочь конунга. Все три дочери Эйрика – Алов, Арнхильд и Дагни – были еще довольно юны и не вышли замуж.

На другой день после приезда родичей Эйрик устроил долгожданный пир Дисаблота. Но и на пиру в честь богов и альвов – подателей благ – продолжались разговоры о войне и мире. И русы Мерямаа, и сами меряне поддержали намерение Эйрика избавиться от власти Хольмгарда – платить кому-то дань унизительно, и принудить к этому можно только военной силой, но сейчас, как все полагали, у Хольмгарда больше нет сил принуждать к чему-то Мерямаа. Разве это сила, когда там правит женщина! Не сама ли госпожа Сванхейд поведет войско, нарядившись в кольчугу и шлем, как валькирия? Об этом подвыпившие мужчины говорили со смехом, даже те, кто хорошо знал Сванхейд и ее достоинства. О ее сыне, Ингваре, которого она объявила наследником отца, даже в Хольмгарде знали мало: за всю жизнь он побывал там лишь один раз. Волховская русь считала себя оскорбленной его пренебрежением, и если бы не уважение к Сванхейд, пожалуй, и сам Хольмгард не признал бы Ингвара конунга.

Помогая королеве, своей тетке Арнэйд на пиру, Хельга с любопытством прислушивалась к этим разговорам. Ее трогало все, что касалось Сванхейд, и невольно она ловила упоминания о Логи. Ведь если бы Ингвар навсегда остался в Кёнугарде, конунгом на севере мог бы стать кто-то из его братьев…

Три дня шли пиры и разговоры. Приезжали мерянские старейшины-кугыжи; они сами были жрецами для своих богов и приносили Кугу-Юмо и Юмалан-Аве жертвы в своих священных рощах, но не отказывались посидеть за столом своего русского владыки.

На третий вечер в кудо пришла служанка и позвала Хельгу в хозяйский дом. Перейдя двор, Хельга застала там всех своих родичей-мужчин с Эйриком во главе; когда она вошла, все воззрились на нее с любопытством и ожиданием, как на неведомое диво. В глазах Арнора и Хедина отражались сомнение и даже тревога. Хельга взглянула на мать: Снефрид смотрела на нее с изумлением и недоверчивым восторгом, словно ей явилось божество.

– Поди к нам, Хельга, – приветливо кивнул ей Эйрик, занимавший место в середине кружка, близ очага. – Скажи-ка нам: ты хотела бы навестить сестру мою Сванхейд в Хольмгарде?

– Сванхейд… навестить? – Хельга широко раскрыла глаза.

– Ну да. Помнится, она говорила, что охотно примет тебя пожить к себе, если ты пожелаешь и родители тебя отпустят.

– Я… была бы не прочь… но почему?

Почему об этом вдруг заговорили почти год спустя?

– Присядь.

Худощавый белокурый Сигурд, третий сын Эйрика, вскочил с места и отошел к отцу за спину; при этом он подмигнул Хельге. Она села на его место, сложила руки на коленях и выжидательно воззрилась на дядю. Ничего подобного она не ждала. Еще прошлой зимой, вернувшись из Видимиря, она упоминала родичам о приглашении к гости к Сванхейд, но отец только нахмурился, не воспринимая это всерьез. Да и правда: ради чего молодой девушке ехать в такую даль?

«Логи!» – осенило Хельгу. Может, Эйрик решил просватать ее за юного Логи? Сильно забилось сердце, и Хельга коснулась ожерелья. Теперь оно состояло из шести «ведьминых камней», и почетное место в середине занимала заморская фируза, блестевшая, как голубой глаз какого-то бога. Говорят, фируза приносит счастье в любви и возвышение – благодаря ей она станет невесткой конунга? О Фрейя! От волнения закружилась голова.

– Ты ведь слышала, Регинмод и его люди говорят, что умерла старшая дочь Сванхейд? – начал Эйрик. – Та, что вышла за Хельги-младшего, лет десять была королевой в Кёнугарде, а потом ее с мужем выгнал оттуда ее собственный брат, то есть Ингвар?

– Да, это Мальфрид.

– Анунду пришла мысль. – Эйрик посмотрел на своего старшего сына. – Когда Сванхейд узнает, что ее старшая дочь умерла…

– И что в живых у нее осталась всего одна дочь, и та живет где-то очень далеко… – подхватил сам Анунд, такой же рослый и плотный, как отец. Рыжие волосы у него были темнее, цвета верескового меда.

– Она будет особенно рада заполучить девушку, которая ей нравится, – закончил Эйрик.

– Это будет ей хоть каким-то утешением, – вздохнула Арнэйд. – Она же, бедняжка, родила десять или одиннадцать детей, а теперь живы только Ингвар, два его брата и та девушка, что живет в Пскове.

У Арнэйд было три дочери, и она хорошо понимала чувства другой женщины, у которой из трех дочерей в живых осталась лишь одна, и та в разлуке с нею.

– И ты хочешь, чтобы я поехала в Хольмгард… утешить ее? – Хельга недоверчиво посмотрела на Эйрика.

Она знала, что дядя ее, при его воинственном и гордом нраве, в целом довольно добродушен, с близкими приветлив, с гостями щедр, но никак не думала, что он ради одного милосердия захочет отослать племянницу в далекий Хольмгард, особенно когда между семьями нет согласия. Оттого так хмуры отец и братья, так взволнована мать.

– Будет хорошо, если ты ее утешишь, я ведь не желаю зла моей сестре. Она за всю жизнь не сделала мне ничего худого. Она себе навредила, отдав права на Хольмгард тому сыну, который не желает там жить… Но это ее решение, и она за него ответит перед богами.

– А мы еще вот что подумали! – вставил Анунд, не в силах дождаться, когда неторопливый конь отцовской речи довезет их до дела. – Мальфрид умерла в изгнании, и вынудил ее к тому ее брат Ингвар. Эти волховские всякое рассказывают, отчего Сванхейд решила все ему отдать, этого нам повторять не годится. Изгнание сестры из Кёнугарда Сванхейд ему простила. А вот вопрос – простит ли она ему смерть сестры?

– Но разве он виноват?

– Можно сказать и так. Мы не знаем, отчего она там умерла, но можно думать, что тому виной изгнание, а значит, Ингвар. Если она умерла от горя и стыда, что родной брат так с нею поступил, от лишений на чужбине… Или их мать так подумает…

– И что? – Хельга тоже нахмурилась. – Я не стану наговаривать… откуда же мне знать, как там все вышло?

Анунд слегка поджал губы, будто она его разочаровала, но лишь на миг.

– Ничего тебе не надо наговаривать. Тебе полезно просто быть рядом с ней.

– Нам важно знать, как она это примет, – снова заговорил Эйрик. – Разгневается ли на своего сына? Насколько сильно? И что из этого последует? Может быть, она передумает признавать его наследником Олава?

– Ингвар ведь так и не побывал в Хольмгарде, – добавил Арнор. – Не приносил жертвы, не садился на отцовский престол. Сванхейд еще не поздно передумать. Посадить туда другого. Тородда…

– Или Логи! – вставил Сигурд и опять подмигнул Хельге из-за спины сидящего отца. – И ты, сестренка, если не будешь зевать, сможешь стать королевой в Хольмгарде!

– А даже если и нет, – подхватил Анунд, – тебе полезно побыть рядом со Сванхейд… последить, чтобы больше никто не склонял ее простить Ингвара, когда он вовсе этого не заслуживает…

– Чем же я помешаю? – Хельга растерялась, вообразив задачу, слишком сложную и для более опытного и ловкого человека.

– Тебе не надо ни во что такое вмешиваться, – успокоила ее мать. – Просто мы подумали… У Сванхейд и впрямь появится весомый повод гневаться на старшего сына, и если в это время она будет видеть перед собой младшего сына и готовую жену для него, такую хорошую, как ты… это может обратить ее мысли в нужную сторону.

– И вы все хотите, чтобы я вышла за Логи? – Хельга окинула взглядом лица родичей вокруг очага.

Юной девушке приятно помечтать за пряжей о том, что она станет королевой. Но теперь, когда ей предстояло такое далекое путешествие и трудная задача, Хельга ощущала лишь смятение и неуверенность.

– Если Сванхейд так пожелает, я, может быть, и не откажусь, – ответил Эйрик. – Сейчас еще рано решать: посмотрим, как у них пойдут дела и будет ли нам полезен такой брак. Если наши норны будут злы, то может случиться война…

– И будет очень дурно, если случится война, а моя сестра останется в заложниках! – почти перебил дядю Хедин: ему-то этот замысел вовсе не нравится.

– Войны с Хольмгардом никто здесь не желает, – успокоил его Эйрик, – Сванхейд все-таки моя сестра. Но если ее сын на это решится, без боя мы не сдадимся. И нам важно знать, что у них происходит. Можешь поехать ты, Хедин. Но думается мне, от Хельги там будет больше пользы.

– Я поеду с ней, – твердо, как о несомненном деле, сказал Хедин, и Хельга разом почувствовала облегчение.

– Если твой отец не против…