И так всегда… Стоит мне оказаться в паршивой ситуации, на ум приходят фразы из книг, написанных людьми, или полученные напрямую из памяти человека.

– Киарен, ты должен меня понять, – Делори вздохнула. – На горизонте моей жизни наконец наметилась стабильность, о которой я мечтала не один усредненный год. Я не могу ради тебя отказаться от исполнения мечты. Упустить шанс.

Она пошевелила ушами, и я вспомнил, как приятно фиолетовые кисточки щекотали мою кожу, проходясь по щеке, шее, груди или животу.

– Делори, я ничего тебе не должен, – я посмотрел на нее исподлобья – недовольно, но без явной угрозы. – Назвать меня своим должником может господин Стэлс, наш общий босс, и никто другой.

– Мне жаль, что у тебя не задался праздник. По моей вине – тоже, – бывшая любовница стыдливо поникла ушами и опустила хвост. – Я привезла тебе прощальный подарок. Надеялась, что мы сможем расстаться друзьями, без взаимных обид и обвинений. Познакомься, лимерийская крыса.

Делори подняла клетку и показала мне забившуюся в угол крысу.

– Я знаю, как называется это животное, – процедил сквозь зубы, сдерживая пробудившийся голод.

– На Лимерии она считается символом терпения, стойкости и мудрости. По древнему поверью, приносит хозяину богатство и счастье, – женщина сунула палец в клетку. – Это популярный неприхотливый питомец. Крыса дрессированная, обученная простым трюкам. Позаботься о ней, и она подарит тебе много приятных мгновений. У нее пока нет имени, и ты можешь выбрать его сам.

Я ожидал, что крыса ее укусит в сильнейшем испуге, но зверек только плотнее свернулся в комок, прикрыв мордочку лысым хвостом.

– Ты долго думала, выбирая подарок? – фыркнул я. – Объясни мне – какой смысл дарить хищнику живую добычу и при этом просить его о ней позаботиться? Тебе не приходило в голову, что я могу ее съесть? Ты перестала понимать элементарные законы природы?

“Спятила от любви к уроду белобрысому… или к его деньгам”, – это я не стал произносить вслух.

– Живые подарки не принято употреблять в пищу. Полосатая малышка будет служить хранительницей наших с тобой лучших воспоминаний. Разве можно съесть память?

Делори погладила крысу, пытаясь ее успокоить, и в моем перегруженном нужной и сорной информацией разуме возникла новая ассоциация. Я будто вновь ощутил скольжение тонких длинных пальчиков такарки по щеке. Прикоснулся к своему лицу, на миг потеряв связь с реальностью.

– Ты права. Нельзя, – маскируя нелепый жест, я убрал волосы от лица. – Такая память, как у меня, точно несъедобна. Она ядовита. Думаю, ей можно отравиться насмерть, если неправильно рассчитать дозировку и хватить лишнего.

– Держи, – такарка вынула крысу из клетки и подала мне. – Установи с ней энергетический контакт и успокой, пока она не умерла от стресса.

Мне пришлось взять зверька в руки и применить воздействие на его сознание. Крыса притихла и расслабленно повисла у меня в руках.

Мысли путались. Я не понимал, о чем думать и что делать: просветить зверька сканирующим взглядом, чтобы оценить количество мяса, или демонстративно погладить, прижав к груди, чтобы Делори побыстрее от меня отстала и прекратила мучительную пытку. Выбрал второй вариант. Крысе это понравилось, она довольно пискнула и сунула мордочку под куртку, в тепло.

– Когда покупала ее на Лимерии, я думала о том, чтобы рядом с тобой был кто-то послушный и ласковый, – пронизанным тоской голосом призналась Делори. – Тот, кто скрасит твое одиночество. Прильнет к груди, подарит ощущение живого присутствия. Для меня это важно – чтобы ты чувствовал, как теплый ветерок дыхания скользит по твоей коже.

– Милая, если бы мне было нужно только это, я бы установил на потолке над койкой вентилятор с подогревом, – я посмотрел вверх и снова задержал взгляд на ее хорошеньком личике. – Думаешь, тебя сможет заменить глупое животное?

Мое плечо дернулось, когда крыса скребанула коготками по груди, но все прочие рефлексы, способные привести к гибели живого подарка, я удержал под контролем.

– Нет, я так не считаю, – сказала Делори.

Она подошла ближе и погладила мою щеку – совсем как в те дни, когда мы могли быть вместе по-настоящему и делать нечто большее, чем просто говорить друг с другом. Мне захотелось отпустить живой подарок, перестав думать о его пищевой ценности, и обнять эту женщину, в который раз почувствовать, как ее подвижный хвост обвивается вокруг моей ноги или талии.

Смотрел в ее красивые лиловые глаза и не хотел понимать, что больше она мне не принадлежит ни на стотысячную долю от микрочастицы.

– Я буду скучать по тебе, Киарен, – такарка опустила руку, и ее хвост остался за спиной, не коснувшись меня. – Вспомни, что я сказала тебе при нашей первой встрече.

– Что я тебе нравлюсь. Что у меня красивое тело, – я не стал перечислять всю ту ложь, которая была заранее оговорена со Стэлсом, выбрал самые нейтральные фразы.

Это была часть издевательского эксперимента по замыслу хитрого калемея. Стэлс подсунул мне Делори в качестве приманки, чтобы заманить в ловушку. Вряд ли глава галактической мафии ожидал, что наши отношения с такарской воровкой продолжатся и мы будем встречаться.

– И я сказала правду. Ты сомневаешься, но… – на щеках женщины появился легкий лиловый румянец. – Киарен, ты мне нравишься, в противном случае я бы не стала тратить на тебя свое время, которое очень дорого стоит. И у тебя по-прежнему красивое тело. Мне приятно на него смотреть и еще приятнее к нему прикасаться.

– Мое тело сильно отощало с нашей первой ночи, – я провел по животу левой рукой, придерживая правой задремавшую в тепле крысу. – Тогда я лучше питался и оно выглядело фактурнее, а теперь я дожил до того, что меня отказываются нормально кормить и вместо свежего мяса предлагают есть комбикорм для скота.

– Ты хороший охотник и найдешь достойную добычу. А я всегда буду помнить о тебе, – на нижних ресницах Делори блеснули слезинки. – Прошу, только не убивай мой подарок.

– Постараюсь, но гарантий не даю, – я не пообещал ей невыполнимого. – Если в скитаниях по вселенной буду подыхать от голода, мне придется ее сожрать.

– Я надеюсь на лучшее, – с тоской протянула Делори.

– А я больше ни на что не надеюсь, – я застегнул куртку, укрыв лимерийскую крысу за пазухой, и поднял с пола клетку-переноску. – И ни на кого, кроме самого себя. Но знай, что я тоже буду скучать по тебе.

Направился к своему кораблю, задыхаясь от нехватки воздуха или иссякшего запаса нервов. Не мог продолжать разговор, итог которого понятен без долгих рассуждений.

– Попутного космического ветра тебе, Киарен, – пожелала бывшая любовница, гулко стукнув по полу хвостом.

– И тебе, Делори, – буркнул я, не оборачиваясь и спрятав под волосами прищуренный от тоски взгляд.

Нелианцы не плачут. У нас отсутствуют слезные железы. Вместо соленой влаги выделяется густая прозрачная смазка, она не капает из глаз и не ползет по щекам.

Люди говорят, что со слезами выходит боль души. Я не верил в богов и антинаучные философские изыскания. Но мне хотелось почувствовать облегчение, и я понимал, что ничто во вселенной не способно его мне подарить. Если я съем полосатую крысу, то легче станет моему телу, но не той энергии, которую религиозные фанатики называют душой, и которая, как я выяснил на личном опыте, тоже может болеть.

Люди… Все мои беды начались с их появлением в нелианской атмосфере.

Томас Фергюсон. Так звали человека с коричневой кожей. Он был пленником теримиокских пиратов и стал нашей с друзьями случайной жертвой.

Правителю Варнисту понравился вкус человеческого мяса и он заказал массовую поставку землян на Нелию. Я предупреждал его, что охота на людей сопряжена со многими опасными факторами. Земля находится слишком далеко, и люди всех пород – редкий охраняемый вид. Правитель не внял предупреждениям, и я сам допустил ошибку, едва не стоившую мне жизни.

Невинные жертвы. Так говорил о людях господин Стэлс. Он сказал, что пиратов и наемников ему было не жаль, но наша охота на людей переполнила чашу его терпения.

Земля… Мне не пришлось долго размышлять, выбирая, куда проложить маршрут, какую цель задать навигационной системе корабля.

Я жаждал мести, но знал, что до Петра и Таниры мне не добраться. Они под защитой господина Стэлса. Вместе с тем я понимал, что Петра Воронцова не обрадует новость о жестоком убийстве близкого ему человека. Оставшиеся в моей голове воспоминания врага помогли с выбором жертвы.

Зинаида Метелкина. Петр собирался жениться на ней до знакомства с Танирой. В космическом приключении он часто вспоминал об этой девушке, переживал, как бы с ней ничего не случилось.

Я доберусь до Зинаиды, и с ней случится то, что Петру не могло привидеться в кошмарном сне. Он все увидит, и его слабое человеческое сердце прихватит от горя и ужаса.

И пусть сообщение на Эелькадо с видеотрансляцией убийства будет последним, что я отправлю в жизни… Что ж… мне все равно нечего терять. Все и так отнято по вине одного человека: студента, комсомольца и далее по списку земных регалий и титулов.

Глава 5. Тайна графа Безымяннова

Зинаида

Нина Климовна Рукавишникова – низенькая полная женщина в темно-сером шерстяном платье, говорила высоким взволнованным голосом, увлеченно повествуя о давно минувших временах, когда усадьба переживала свой расцвет. Выглядела директор музея лет на пятьдесят. Ее густые курчавые волосы с расстояния казались не то каракулевой шапкой, не то копеечным париком. На плечи была накинута связанная крючком широкая шаль, розовая с красными помпончиками. Нина Климовна имела привычку держаться за ее бахромчатые концы, не отпускала их даже когда указывала на картину или статуэтку девятнадцатого века.

Из ее лекции я запомнила лишь то, что усадьба в почти первозданном виде сохранилась благодаря известному писателю. Федор Леонидович Пичугин, большой любитель природы, охоты и их длинных нудных описаний в предложениях на полстраницы, владел поместьем на склоне лет. Из уважения к его трудам и ради сохранения памяти о старинном быте государственные чиновники присвоили усадьбе статус народного достояния и сберегли двухэтажный дворянский особняк от послереволюционного разгрома. Еще в память врезалась история о том, как мраморных львов для украшения парадной лестницы везли с Кавказа, и больше там ничего не отложилось.

Закончив лекцию для столпившейся в гостином зале съемочной группы, Нина Климовна подошла к сервированному пустой посудой столу и, как строгая учительница у доски, нахмурившись, погрозила пальцем:

– Я вас очень прошу, – ее голос вновь зазвенел в тишине, – только ничего не разбейте и не испортьте. Понимаете, здесь каждая чашка или бокал несет в себе живую память. А вы знаете, что Федор Леонидович всегда пил чай только с двумя ложечками сахара? И если прислуга по забывчивости или чтобы отсыпать себе и унести домой, клала в чашку одну ложку или даже полторы, хозяин поместья сразу это чувствовал и очень сердился. Вот какие привередливые были господа при царском режиме… Не то что наш простой люд, мы здесь в войну и вовсе сахара не кушали. А у них каждая мелочь была определена и внесена в распорядок для слуг.

– Извините, что перебиваю, уважаемая Нина Климовна, – режиссер забеспокоился, что лекция начнется по новой и затянется еще на пару часов.

– Я вас внимательно слушаю, Аркадий Натанович, – отозвалась директор музея. – Полагаю, вы хотели бы задать вопрос о жизни гения, озарившего светом его бытия наш скромный провинциальный уголок?

– Я считаю своим долгом вас успокоить. Не переживайте за сохранность музейных ценностей. Мы привезли нужный реквизит. Посуду, которой пользовался писатель, вам лучше убрать за стекло, – режиссер указал на высокий и длинный шкаф для посуды, очень красивый, из темного дерева и с резными накладками поверху. – В тот сервант она должна поместиться.