Довольная найденным решением, она провела утро с Еленой, лазая по прибрежным пещерам в поисках гуано летучих мышей. Иногда им приходилось проползать по узким проходам, но зато там находились целые кучи гуано, затвердевшего и почерневшего по прошествии многих веков. Елена прихватила железную лопатку, и им удалось накопать приличное количество. Когда дело было сделано, Елена пригласила ее в гости в Мекор-Хаким. Мария было отказалось, но Елена взяла ее за руку:

– Волноваться не о чем! Виллано работает разносчиком воды в Мдине. Его сегодня не будет весь день. И других мужчин тоже. Остались только женщины и дети. Если боишься идти домой одна, я тебя потом провожу, – настаивала она, и Мария поддалась на уговоры подруги.

Они вернулись к одинокому рожковому дереву, росшему у входа в пещеру и каким-то образом пережившему и засуху, и человека. Эта пещера ничем не отличалась от сотен ей подобных, прятавшихся в известняковых горах Мальты. В одни можно было попасть только с моря, в другие – если залезть на скалы. Девочки спустились по крутому склону, оказались у входа примерно в двадцати футах над водой, и Мария поняла, насколько хорошо пещера спрятана от посторонних глаз.

Мекор-Хаким формировалась на протяжении многих тысячелетий, ее украшали люди, обитавшие в пещере бесчисленные поколения. Общая кухня занимала центр основной пещеры – большого зала, который Елена называла бальным. Здесь был высокий сводчатый потолок, уходивший во тьму, отчего создавалось ощущение, что находишься в огромном соборе. Сталактиты и гроздья летучих мышей заменяли люстры. Закопченные кострами и очагами известняковые стены были покрыты буквами и знаками, чье значение уже давно было забыто. Выходившая на море стена зияла естественными и рукотворными отверстиями. Через них поступал свежий воздух, а утром пещеру рассекали потоки солнечного света, освещавшие стены и пол. Ночью в нишах плясали отсветы факелов, поэтому в большом зале никогда не бывало совсем темно. Здесь круглый год бил источник пресной воды, образуя маленькое озерцо.

По периметру главного зала располагались небольшие лестницы, по которым можно было забраться в альковы и укромные уголки, служившие спальнями. Были там и крохотные ниши, в которых помещалась только одна соломенная подстилка, а были и более просторные, в которых жили целые семьи. Свою нишу Елена украсила самодельными свечами, наполнявшими пространство теплом и светом.

Всего в пещере обитало около двадцати человек, рассказала ей Елена. Кроме Фенсу и Виллано, здесь жил ювелир, кузнец, сапожник, а также множество женщин и маленьких детей, чьи радостные крики эхом отражались от стен, когда они играли в прятки в бесконечном лабиринте верхних проходов пещеры. Питались они в основном орехами, выращивали скромные грядки с овощами и охотились на мелкую дичь, а зерно покупали в складчину.

Как и говорила Елена, все мужчины ушли на работу в Мдину или Биргу. Женщины хлопотали по хозяйству, благо дел у них было предостаточно, и тепло поприветствовали Марию. Элли ворочала угли в каменной печи, а Леонора, жена кузнеца, посадила Елену с Марией резать угрей на рагу. Потом Виоланте, жена сапожника, попросила Марию помочь ей варить мыло, а Империа бездельничала, болтала, сплетничала и задавала вопросы о том, как Марии живется в Биргу.

Марию больше всего поразило, что в этих женщинах не было ни капли стеснения. Они говорили открыто и искренне, много смеялись. Элли постоянно шутила: шутила по поводу того, какие звуки ее муж издает во сне, шутила о седом волоске, выросшем в носу у Империа, шутила даже по поводу собственной внушительной комплекции. Мария знала, что ее мать осудила бы такое поведение, сочла бы его дерзким и скверным. Однако Елена оказалась права, и это совершенно сбивало Марию с толку. Здесь она чувствовала себя как дома. Она даже сама попробовала пошутить по поводу неаппетитного содержимого котла с едой, и, когда остальные рассмеялись, внутри у нее разлилось приятное и непривычное тепло.

Они разделили трапезу. На обед все ели вкуснейшее овощное рагу, макая в него огромные ломти горячего хлеба. После обеда все уселись вокруг очага отдохнуть, и Елена принесла цимбалы, удивительно красивый инструмент из темно-вишневого дерева, раньше принадлежавший хозяину ее отца на Гоцо. Играла она просто замечательно, и обтянутые войлоком молоточки нежно касались струн, создавая чудесную лиричную мелодию – по словам Елены, персидскую. Даже малыши перестали бегать и играть, присев рядом послушать музыку.

Ближе к вечеру Елена проводила Марию в Биргу. По дороге они задержались на холмах, возвышавшихся рядом с деревней, около монастыря Святой Маргариты. На холме росло несколько деревьев, и девочки присели отдохнуть в тени и подкрепиться сыром и водой из источника. Отсюда открывался потрясающий вид на бухту – на полуострова Биргу и Сенглеа и на гору Шиберрас на дальнем конце полуострова.

– Сегодня красиво, – сказала Мария, глядя на величественную крепость Сант-Анджело, почти законченные форты Сант-Эльмо и Сант-Мишель и строящиеся вокруг них хибарки.

– Не так красиво, как в Барселоне или Марселе.

– Ты уже говорила об этом. Откуда ты только знаешь такие места?

– Мне рассказывают.

– Кто рассказывает? Мне вот такого никто не рассказывает. Большинство людей, которых я знаю, вообще никогда не были за пределами Биргу.

– Мужчины. Моряки.

– Отец избил бы меня, если бы увидел, что я говорю с моряком…

– Значит, надо сделать так, чтобы не увидел.

– Да уж, – хихикнула Мария от такой крамольной мысли и с уважением посмотрела на Елену. – Ты говоришь вещи, о которых я часто думаю. Мне это нравится.

– Ну, ты первый человек после Фенсу, который не смеется надо мной, когда я говорю, что поеду на север, где люди могут жить так, как хотят, – отозвалась Елена, глядя на выходившую из гавани галеру. – Смотрю на этот корабль и не могу не думать, куда же он направляется. Я могла бы сойти на берег на второй – нет, на третьей! – остановке и посмотреть, как там. Однажды я обязательно узнаю!

– Я бы тоже так хотела, – задумчиво произнесла Мария. – Я бы могла поискать Нико. Он где-то там…

– Где-то там целый мир… Может быть, мы когда-нибудь придумаем, как отправиться туда вместе.

Девочки подняли за это тост, выпив ключевой воды.

Марии не хотелось расставаться с Еленой. Казалось, это был лучший день в ее жизни.

Домой она вернулась с тяжелой корзиной гуано. Елена оказалась права: от него было больше тепла, да и горело оно дольше, чем ветки ежевики. Отец устало посмотрел на ее добычу, но не стал спрашивать, где она все это достала.

– Смотри не попадись на глаза жандармам, – сказал Лука, склонившись над огнем, распространявшим по дому приятное тепло.

Добывать гуано оказалось проще и быстрее, чем собирать хворост, и теперь Мария могла проводить все свободное время с Еленой. Она оставалась у нее всего на несколько часов, чтобы избежать лишних вопросов дома. С каждым днем ей становилось все приятнее приходить в пещеру, хотя она до сих пор побаивалась встретить Виллано. На дороге они вряд ли бы столкнулись, потому что Мдина находилась к западу от пещеры, а Мария жила на севере, но она все равно старалась уйти задолго до его возвращения. Остальные как будто бы вообще забыли о происшествии, из-за которого она узнала о существовании Мекор-Хаким. Словно все это ей просто приснилось.

У Элли и Фенсу детей не было, и они приняли ее как родную. Фенсу даже сделал ей подарок – кожаные ножны для ножа, который Мария носила за поясом. Умение работать с кожей было лишь одним из его многочисленных талантов. Вообще-то, он был плотником, но казалось, руками может сотворить что угодно. Он умел работать с железом и мог подковать лошадь, поставить капкан на куницу, починить свою одежду или сделать детям деревянный волчок. Иногда он работал на ремонте галер у рыцарей или промышлял мелкими работами у знати в Мдине. Тогда ему приходилось надевать на голову желтую повязку, которая показывала, что он еврей по рождению. Бóльшую часть времени работы не было вообще, а если и была, то не для евреев, пусть даже и принявших христианство.

Фенсу сооружал ловушки для крабов и развешивал их на веревках прямо на скалах у пещеры. Дважды в неделю он доставал их из воды, и в сетях мелькали красные клешни. Фенсу отвозил крабов в Биргу и менял на сардины и треску. Когда Мария спросила его, почему он меняет такую изысканную еду на обычную рыбу, он объяснил ей, что бóльшая часть его улова – крабы, ежи и кролики – относилась к существам, которых в Библии есть запрещено. Однако Фенсу довольно практично относился не только к религии, но и к еде. При угрозе голодной смерти, сказал он, библейскими ограничениями можно было бы и пренебречь, например, если бы у них на хвосте были жандармы. «Я бы скормил своей семье целую свинью, от пятачка до хвоста, но не дал бы им умереть с голоду, и Бог бы меня не осудил. Он любит, чтобы евреи оставались в живых». Образ мышления Фенсу казался Марии удивительно практичным, хотя и богохульным.

Пещера идеально подходила для защиты от корсаров, к тому же Фенсу много всего делал для того, чтобы еще лучше спрятать их от посторонних глаз. Со стороны холма вход прикрывал крутой склон, а со стороны моря – скалы необычной формы, которые Мария видела, когда пришла сюда в первый раз. Вход в пещеру был довольно маленький – туда едва мог протиснуться взрослый человек. Два выхода, выдолбленные в скале и находившиеся в задней части пещеры, обеспечивали хорошо скрытые пути отступления, которые вели в ущелье. Примерно раз в месяц Фенсу проводил в пещере учебную тревогу, и тогда все обитатели пещеры тренировались заряжать и стрелять из старинных пистолей и арбалетов, имевшихся в их арсенале. С пистолями тренировались понарошку, чтобы не тратить зря драгоценный порох. Женщин и детей учили метать камни и ножи, в караул по очереди ходили все. Пушек и рыцарей у жителей Мекор-Хаким не было, но чувствовали они себя в безопасности. «Биргу защищает лишь хлипкая крепостная стена, – хвастался Фенсу, – а мы под охраной самого острова и его скал!»

Однажды Мария попала на один из таких учебных дней, и Фенсу обрадовался, увидев ее.

– Отлично! Детям как раз надо поупражняться, и им нужна мишень! – заявил он, вручая ей деревянный меч. – Захвати этот остров, будь добра, – спокойно попросил он.

Мария двинулась в сторону пещеры от линии прибоя и вышла на берег, храбро размахивая мечом. Тридцать восемь раз дети подстрелили ее из разнообразнейшего воображаемого оружия, но она не сдавалась. Фенсу и Элли захлопали в ладоши, увидев ее несгибаемость и храбрость. Мария сдалась, только когда Елена с детьми схватили ее и бросили обратно в море, а потом вытащили. Остаток дня провели на каменистом берегу и ели только что пойманную и запеченную на углях рыбу. После обеда снова была практика с оружием, а потом принесли скрипку и цимбалы, что означало танцы до наступления ночи.

Елена сказала Марии, что название пещеры Мекор-Хаким означает «источник жизни», но Мария про себя решила, что на самом деле это означает «источник бесконечных тайн». Как только ей открывалась одна, за ней тут же следовала другая. Как-то раз Мария играла с детьми в прятки и в одном из верхних коридоров за кучей камней нашла какой-то мешок из рогожи и заглянула в него.

– Это шофар, – объяснила ей Елена. – Фенсу сделал его из бараньего рога. Он играет на нем на Рош ха-Шана и Йом-Кипур.

Елена попробовала поиграть на нем, но ей удалось произвести лишь слабый писк. У Марии получилось чуть лучше – похоже на блеянье голодной овцы, и девочки расхохотались.

Однажды они долго шли по одному из верхних коридоров, а потом Елена остановилась, запустила руку в узкую расщелину и осторожно вытащила оттуда какой-то сверток. Она бережно развернула его, и Мария ахнула от восхищения. Голуби порхали над галерами, все двигались в какую-то далекую страну с ласковыми зелеными холмами и широкой рекой.

– Это называется мизрах, – сказала Елена. – Элли нарисовала. Мы вешаем ее на стене, указывающей в сторону Иерусалима, чтобы знать, в каком направлении молиться.