Сейчас она выглядела как мечта косплейщика. Чем‑то девушка действительно походила на героиню аниме: на тренировку она надевала кимоно исключительно белого цвета, который чаще других предпочитала в одежде. Волосы цвета свежевыпавшего снега она всегда стригла в ассиметричное каре: слева над ухом очень коротко, а справа – почти до плеча. Меч сейчас покоился в белых пластиковых ножнах с серебристым узором.

– Готова.

Учитель – глубокий старик-азиат с седой бородой, одетый в черную мешковатую одежду – с закрытыми глазами сидел в углу зала на коленях. Казалось, что он спит или находится в глубокой медитации, но, услышав Алису, он опустил руку к лежавшему на полу пульту и нажал кнопку.

Аппарат у дальней стены выплюнул теннисный мяч.

Алиса в тот же момент оттолкнулась и бросилась вперед. Одним плавным изящным движением она выхватила меч и рассекла мячик. На пол упали две неровные половинки. Таких там уже лежало десятка два.

– Почти промазала, – сказал Учитель, не открывая глаз.

Она подняла с пола неровный кусочек. И правда, мяч был разрублен не пополам: с него оказалась срезана крышечка.

– Черт! – Алиса вытерла пот со лба и снова вернулась к стене. – Готова!

На этот раз она и вовсе промахнулась, мяч просвистел мимо ее лица и врезался в зеркало. На пол звонко посыпались блестящие осколки. Она в недоумении обернулась. Давненько ей не приходилось менять зеркала.

– Как легко вывести тебя из равновесия, – равнодушно заметил Учитель.

– Так только у вас получается, – усмехнулась Алиса.

– У кого угодно получится, если он будет знать твои болевые точки. До этого дня я думал, что у тебя их ровно две, как и у всех эмеров. Одна – гиперкомпенсация эмоциональной дыры. Ты лишена того, чем можешь управлять у других. У тебя недостает страха, и поэтому ты обожаешь риск. На эту страсть тебя легко подловить.

– А вторая?

– Она тоже у всех эмеров практически одинаковая – тщеславие. Одно из следствий вашей неспособности любить других: больше всего вы любите себя.

Алиса помотала головой:

– Любовь к себе – это эгоизм…

– Эгоист уверен в собственном совершенстве, а вы нет, ведь с точки зрения полноты эмоций вы ущербнее людей. Поэтому вам непрерывно нужно искать подтверждение тому, что вы всех в чем‑то превосходите, и всячески демонстрировать это превосходство. Это и приводит к тщеславию.

Алиса задумалась:

– Что‑то обе версии совсем мне не подходят.

– Вторую ошибку ты допустила именно из‑за тщеславия. Мое замечание задело тебя, и ты решила что‑то доказать, вместо того чтобы успокоиться и очистить разум.

– Но ошибаться‑то я стала раньше.

– Это приводит нас к третьей болевой точке. Твоей личной. Тебя кто‑то беспокоит. Тот, с кем ты приехала к дому. Ты продолжаешь думать о нем, хотя я неоднократно говорил, что во время занятий разумом должна владеть пустота.

– Откуда вы знаете, что я приехала не одна? Никто не мог нас видеть! – возмутилась Алиса, но ответа не дождалась.

Тогда она подошла к Учителю и присела рядом.

– Давно хотела у вас спросить. Вы знаете эмеров лучше всех, но всегда говорите о нас во втором или третьем лице. Всегда «вы» или «они», но никогда не «мы». А сами вы кто?

– А ты как думаешь? – Учитель наконец открыл глаза и посмотрел на девушку.

– Человека бы никогда не пустили в семью или давно убили бы, согласно второму основному правилу. Но, кажется, вы и не эмер. Никогда не видела, чтобы вы подпитывались эмоциями, а мы без этого не можем. Да и аура у вас какая‑то… никакая. Вдруг вы тот самый супер-эмер? Избранный? Это ведь вы придумали легенду, в которую все поверили. Сначала этим занималась бабушка, а теперь и мама вовсю ищет этого самого уникального, а вы всегда сидели тут и посмеивались, глядя на их старания.

Уголки рта учителя поднялись в едва заметной улыбке.

– Тщеславие. Опять оно говорит. Ты пытаешься смотреть на меня через эту чуждую мне эмоцию. Нет. Я не избранный. Тот станет надеждой на спасение для всех эмеров и одновременно величайшей угрозой для них. А я лишь старый скромный монах, который обучает самоконтролю юных девиц.

– Ну да, будь я избранным, говорила бы точно так же, – фыркнула Алиса.

– Ты слышала, как звучит предсказание? – спокойно спросил Учитель.

– Нет… Вряд ли. Только со слов мамы.

– Она тоже никогда не слышала оригинала. Даже твоей бабушке не хватило внимания, чтобы запомнить его полностью. Она уцепилась за саму идею и не захотела замечать детали.

– Какие? Что они упускают? – Алиса так заинтересовалась, что подалась вперед и вся превратилась в слух.

– Избранным не рождаются. Это процесс развития, воспитания. Он должен вобрать в себя силу и слабости людей, эмеров и каннибалов.

– Каник-избранный? – фыркнула Алиса и расхохоталась. – Но ведь пути назад нет: как только ты высосал другого эмера, ты навсегда превращаешься в каннибала. Вы хотите сказать, что на самом деле мама не там ищет?

– Она вообще не ищет, – слегка улыбнулся Учитель. – А я хотел сказать только то, что сказал.

Алиса задумалась:

– Кстати, вы изящно ушли от вопроса, почему вам не нужна подпитка эмоциями.

– Ну‑ка, ответь: почему эмер не может жить без подпитки человеческими чувствами? – Учитель повернулся к девушке.

– Потому что иначе подорвет свое здоровье. Убьет иммунитет, подхватит онкологию или еще что‑нибудь. Это же всем известно, – удивилась Алиса.

– Неправильно. Потому что без подпитки у него возникает дисбаланс энергии, что приводит к проблемам с организмом. Представь, что ты – дырявая чашка. В ней нет покоя, вода постоянно в движении, образует воронку и выливается в дыру. Вот ты и вынуждена все время подливать в себя воду извне. У тебя отсутствует одна из эмоций. Ты можешь ее контролировать, но для тебя это дыра, через которую утекает твоя остальная энергия.

– А вы – не дырявая чашка?

– Дырявая. Но пустая. Во мне нет водоворота, и поэтому баланс не нарушен. Я уже много раз говорил: избавься от эмоций – избавишься от проблем. Эмер, находящийся в равновесии и не испытывающий никаких чувств, не нуждается в подпитке.

Алиса фыркнула:

– Легко так говорить, когда вам больше ста лет. В моем возрасте это просто невозможно!

Учитель снова отстраненно улыбнулся, не разжимая губ.

– Еще как возможно.

Он закрыл глаза и, сохраняя блаженную улыбку на лице, погрузился в воспоминания.

* * *

Три дня назад.

Эта комната чем‑то напоминала ту, где Алиса тренировалась. Тоже аскетичная, светлая, с минимумом мебели. На полу, скрестив ноги, на маленькой подушечке сидел Учитель. Напротив него, также на полу, разместилась светловолосая девушка семнадцати лет, одетая в бесформенную светлую пижаму. Внешне она была противоположностью миниатюрной Алисы, которая являла собой образец нордической голубоглазой красавицы. Девушка отличалась высоким ростом, а ее огромные карие глаза создавали яркий и необычный контраст со светло-русыми длинными волосами.

Небольшой деревянный столик для чайной церемонии сейчас служил ей мольбертом, и, положив на него листок бумаги, она что‑то рисовала простым карандашом. Две чашки, чайник с заваркой на металлической подставке и горящая под ним свечка стояли неподалеку на полу.

Девушка склонила голову набок и критически посмотрела на получившуюся картинку.

– Катя, покажи мне, – попросил Учитель.

Она пожала плечами и небрежно приподняла листок за край так, чтобы ему было видно. Там на белом фоне простым карандашом была мастерски нарисована бабочка. Катя каким‑то непостижимым образом сумела поймать движение, и было видно, что бабочка летит, а не просто замерла, наполовину сложив крылья.

– Красивая? – спросил Учитель.

– Красота – это слияние эмоционального состояния смотрящего и предмета, а не свойство бабочки. Она просто правильная, – ответила девушка совершенно ровным тоном, лишенным эмоций.

– Тебе нравится?

– Нет, – все так же спокойно ответила Катя. – Я не испытываю к ней никаких чувств.

Учитель улыбнулся.

– Тогда сожги рисунок, – посоветовал он.

Катя посмотрела на чайник, сняла его с подставки и положила на его место поверх свечки лист бумаги. Тот немедленно вспыхнул.

– А вам он понравился? – спросила она, смотря на пламя.

– Мне нравится твое состояние. Оно практически безупречно.

– Практически. Значит, не полностью, – Катя перевела взгляд на Учителя. Даже в этот момент в его глазах не промелькнуло ни тени эмоций.

– Оно настолько безупречно, насколько возможно в твоем возрасте, – медленно кивнул Учитель. – Урок на сегодня закончен. Увидимся в пятницу.

* * *

Наши дни.

Первые гости прибыли около восьми. Все должно было выглядеть как обычная светская вечеринка на Рублевке: шикарные платья, дорогие костюмы. Только в каждой входившей в особняк паре один, как правило, мужчина, проходил в зал для совещаний, а его спутница или спутник – в гостиную. Там, взяв бокал шампанского у официанта, они старательно изображали, что им крайне интересно вести ничего не значащие беседы с остальными им подобными.

Жанна вошла в зал последней, вслед за одиннадцатым членом совета. Их всегда была дюжина. Последние лет двести это правило нарушалось только во время двух мировых войн.

– Приветствую вас, – сказала она и кивнула. – С момента нашей предыдущей встречи прошло не так уж много времени, – это был маленький намек на ее недовольство тем, что совет собрался в срочном порядке по чужой инициативе, – поэтому предлагаю не тратить драгоценное время на обмен любезностями и новостями и перейти сразу к делам. Как я поняла, у Олега Сергеевича из Санкт-Петербурга есть некие вопросы, которые он поспешил вынести на общее суждение. Прошу. – Жанна широким жестом передала слово своему потенциальному сопернику.

Худой высокий мужчина в строгом костюме стального цвета кивнул и заговорил.

– Господа! Я хотел бы на примере одного частного вопроса обсудить глобальную тенденцию, которую мы часто затрагивали, но так и не пришли к какому‑либо решению. Начну с того, что меня крайне беспокоит набравшее в последнее время популярность приложение ЭМРОН, которое люди используют на смартфонах, умных часах и фитнес-трекерах. Наши подозрения недавно подтвердились: эта программа способна фиксировать активность эмеров. В первую очередь речь, конечно, о диких, но риск обнаружения резко возрос и для представителей семей. Не секрет, что среди нас есть те, чья эмоциональная специализация настолько узка и специфична, что исключает массовое применение. Пока мы остаемся незамеченными, но рано или поздно разработчики приложения обратят внимание на аномалии и сделают элементарную настройку, позволяющую идентифицировать наше воздействие на людей. Вопрос уже не в том, произойдет ли это, а в том, как скоро это случится.

Жанна улыбнулась. Пока ничего нового соперник не сказал. Если это все козыри, которые он способен выложить на стол, то можно успокоиться: сегодня ей ничего не грозит.

– Это первая часть вопроса. Вторая связана с ней, но куда более глобальна. Цифровая экономика в целом. Очевидно, что мы остались на обочине и все больше теряем влияние и доходы. Тенденция такова, что очень скоро мы либо останемся нищими и никому не нужными, либо будем вынуждены изменить веками сложившиеся правила и начать нанимать в штат людей.

– Но ведь есть полукровки. Некоторые из них способны работать с цифровой техникой, – возразил представитель Поволжья.

– Их слишком мало. Да и способность нажимать кнопки еще не означает наличие таланта. Веками мы имели колоссальное влияние на крупный бизнес и политиков, но теперь все изменилось. Старая экономика либо переходит в цифровой формат, либо коллапсирует. Многие из нас еще имеют существенные доходы, но мы все понимаем, что цифровые технологии придут и в эти сферы – это лишь вопрос времени. А значит, для сохранения капиталов нам потребуется очень много специалистов, которые не испытывают неприятных ощущений при работе со смартфонами и компьютерами.