Конечно, такая стратегия сработала лишь отчасти. Некоторые события вы никогда не забудете, несмотря на все попытки и усилия стереть их из своей памяти. Еще в период учебы мне довелось выехать на мое первое дело: это была авария с большим количеством крови. Я потерял сознание и вместе с тяжелораненым пострадавшим был доставлен в больницу. Первым погибшим в моей полицейской службе оказался водитель автомобиля, который на высокой скорости врезался в опору моста, и достать его из искореженной машины удалось лишь мертвым. Изуродованное тело было доставлено в морг, чтобы выяснить, что явилось причиной аварии – вождение в состоянии алкогольного опьянения или самоубийство.

Я хорошо помню тот морг. За высокой стеной и вечнозелеными хвойными деревьями скрывалось здание, не имевшее ничего общего со стерильностью и чистотой сегодняшних моргов. Грязно-бежевая плитка в помещении была небрежно почищена, и все свидетельствовало о запустении. Насчитывалось всего девять холодильных отделений и три отдельных бокса для заморозки сильно разложившихся трупов, поэтому по выходным большое количество тел лежало неохлажденными и часто обнаженными на металлических носилках или прямо на полу. Не могу сказать, что мое обучение хорошо подготовило меня к этой гнетущей атмосфере.

Потребовалось действительно много времени, чтобы привыкнуть к виду смерти во всех ее проявлениях. Стало легче, только когда я научился воспринимать мертвого, увиденного мной на месте преступления или на столе для вскрытия, не как личность, а как объект уголовного расследования, который может рассказать многое о преступнике и его мотивах. Звучит холодно и бесчеловечно. Но это единственный способ взаимодействия детектива со смертью без губительных для него последствий. В конце концов, в течение «обычного» года я имею дело примерно с 75 смертями.

Когда мне удалось понять, как выстраивать дистанцию между собой и жертвой, моя работа стала намного интереснее. Я вдруг стал замечать следы смерти, которые до сих пор были скрыты от меня. В стремлении узнать больше я много раз посещал судебно-медицинские учреждения. Так я познакомился с методами вскрытия, научился распознавать и интерпретировать травмы. Лицо смерти перестало быть таким пугающим.

Но у меня, наверное, никогда не получится воспринимать смерть как должное. Даже несмотря на то, что я продолжаю тщательно хранить свои впечатления глубоко в «ментальных ящиках» и прятаться за защитными стенами. По опыту многих людей, с которыми мне довелось столкнуться по работе, я вижу, что у них это тоже не всегда хорошо выходит. Некоторые компенсируют эмоции экстремальным поведением. Например, суровая на вид женщина-прокурор из Бремена во время эксгумации достает бутерброд из своей сумочки Louis Vuitton и с набитым ртом принимается рассказывать о своем самом заветном желании на день рождения: утром – сообщение от дежурных об убийстве, днем – тщательное расследование, а вечером – задержание и признание виновного. Или работник морга – практически некрофил, который, что называется, совершенно разучился относиться к смерти с уважением и вместо этого испытывает влечение к трупам, не упуская возможности отпустить пошлую шутку во время вскрытия или осмотра трупа и напугать молодых полицейских леденящими душу подробностями. Или детектив из отдела убийств, который позволяет себе лишь маленький глоток спиртного, чтобы избавиться от привкуса смерти во рту и носу, а потом неожиданно становится алкоголиком. Или коллеги, которые, будучи не в силах больше выносить вид смерти и страданий, вынуждены обратиться за помощью к психотерапевту, переводятся в другой отдел, а иногда и вовсе совершают суицид. Смерть и зло иногда обладают неимоверной мощью.

По сей день для меня самая скверная сторона нашей работы – это необходимость общаться с близкими погибших. Тут уже не помогает дистанцироваться от жертвы. Вы сталкиваетесь с глубочайшим, истинным горем.

Часто в обязанности следователя входит информирование родственников о смерти пострадавшего. Тогда он выступает вестником самых ужасных новостей.

И нередко ему приходится полагаться только на собственные силы. Эта обязанность тяжело дается не только молодым и неопытным сотрудникам.

Вот почему две смерти до сих пор не удается запрятать в дальний угол моего сознания. Как будто это было вчера, в памяти всплывают воспоминания о гибели одного русского немца, который скончался от несчастного случая. Юноше было всего лишь 17 лет. Его голова оказалась зажатой между двумя стенами во время ремонта внешней лестницы. Поскольку тело смогли вытащить только спустя достаточно продолжительное время, я был вынужден успокаивать потрясенных и бьющихся в истерике родственников. Когда покойного наконец доставили в морг и я уже собрался домой, мне позвонил пастор, курировавший семью. Он сообщил, что намерен приехать в морг с матерью погибшего, чтобы она попрощалась с сыном. По его словам, только так она могла поверить в то, что тот действительно мертв. Я пытался объяснить священнику, что это невозможно, что у мальчика слишком сильные увечья. Но все мои возражения не возымели никакого эффекта. В отчаянии я начал смывать кровь с головы юноши и прикрывать раны белыми бинтами и простынями. Я почти закончил, когда женщина вошла в помещение.

В другой раз пострадавшая тоже была из немецко-русской семьи. Одним воскресным днем трехлетняя девочка, играя с братом, решила спрятаться за диваном. Ее голова застряла между спинкой и наклонной стеной, в результате чего малышка случайно удушилась. Оказавшись на месте, я увидел обезумевшую мать, пьяного отца, православного священника и скорбящих представителей общины русских немцев. Все доводы о том, что ребенка необходимо отвезти к судмедэксперту, не помогали. Отец упорно не позволял сотруднику похоронного бюро вынести дочь из комнаты. Он пил стакан за стаканом и становился все пьянее с каждой минутой. Что мне было делать? Как вариант – скрутить огромного мужчину при помощи нескольких полицейских, но, безусловно, это было самым худшим решением. Вместо этого я выкурил с ним несколько сигарет и выпил водки. Акт человечности, как выразился священник, пусть даже он совершен в нарушение инструкций. Тогда мне пришла в голову одна идея: я предложил отцу самому отнести мертвого ребенка к катафалку. Мужчина согласился. Мать завернула девочку в белую простыню, и изрядно пьяный отец торжественно зашагал к катафалку с мертвой дочерью на руках. За ними последовали мать, священник, скорбящие представители общины и я. До сих пор в моих ушах звучит их пение, я вижу пожилых женщин с иконами и отца, который укладывает своего мертвого ребенка в открытый гроб и присоединяется к рыдающей жене. Эта сцена регулярно всплывает в моей голове.

Несмотря на все эти стрессовые моменты, я люблю свою работу. Трудно представить более творческую профессию со столь четкой, но невероятной задачей – объединить вещи, которые поначалу кажутся несвязанными. И дело не только в разнообразии заданий и не в погружении в различные сферы жизни. Суть в привлекательности и притягательности зла, в стремлении выяснить, кто это сделал, в поиске ответа на вопрос «Почему?». Превыше всего это уверенность в том, что потерпевший и его родственники имеют право на то, чтобы преступление было раскрыто, а также желание защитить общество от опасности.

На страницах этой книги я приглашаю вас заглянуть мне через плечо, понаблюдать за моей работой и проследовать со мной по пути в поисках зла. И в конце вы тоже затруднитесь объяснить, что на самом деле представляет собой обыкновенное зло и почему мы так им очарованы.

1
Не ведая жалости
Преступление по книге

Дождь барабанит по лобовому стеклу моей служебной машины. Я подъезжаю к складам на Везере. Поднимаю воротник плаща и бегу к реконструированному зданию. Жизнь у реки – вот философия застройки в этом квартале. Сейчас эта фраза приобретает совершенно иной смысл. Промокнув до нитки, добираюсь до бывшего склада. С тех пор как активная работа гавани переместилась в соседний Бремерхафен, где достаточно места для разгрузки и загрузки гигантских современных контейнеров, пустующие складские и промышленные помещения в порту Бремена постепенно превращаются в жилые. Комплекс с отремонтированными «под ключ» апартаментами в стиле лофт, эксклюзивными бутиками, офисами и юридическими конторами спроектирован в соответствии с последними инженерно-строительными требованиями. Побеленные стены и бетонные светло-серые полы. Застекленные мансардные окна и многочисленные точечные светильники на потолке создают в помещениях эффект дневного освещения. Но эта жизнерадостность резко контрастирует с кровавой лужей – ее длина около метра, а ширина почти 40 сантиметров. Лужа темно-красного цвета, кровь уже засохла. Когда здесь была убита женщина по имени Мишель Ройтер, я еще отдыхал в Швеции. Вернувшись из отпуска, я поехал прямо в офис. Дело оказалось затяжным.

1

Мишель Ройтер возвращалась домой в начале девятого вечера после встречи с подругами. Она припарковала свой белый кабриолет в гараже и направилась к лифту. При ней была дамская сумочка и две большие сумки через плечо. Судя по всему, преступник поджидал жертву в маленьком холле перед лифтом и здесь же нанес ей ножевые ранения. Ее пронзительные, сигнализирующие о смертельном страхе крики о помощи вырвали нескольких обитателей жилого комплекса из расслабленной домашней летаргии. Однако лишь спустя несколько минут один из них все-таки решился выяснить причину шума. К своему ужасу он наткнулся на целое «море крови» и, по предположению следователей, спугнул преступника, который тотчас же скрылся.

Вызванные на место преступления полицейские проследовали по следам крови и нашли Мишель Ройтер в маленьком помещении под лестницей, так называемой вентиляционной шахте. Она была уже мертва. Несмотря на многочисленные улики и активное расследование, проведенное убойным отделом, преступление раскрыть не удалось. Из-за тяжелых увечий, нанесенных погибшей, мои коллеги не исключали того, что нападение мог совершить человек, состоявший с жертвой в близких отношениях. Были проверены многочисленные друзья, соседи и случайные знакомые потерпевшей. Но серьезной зацепки так и не обнаружилось.

Высказывалось предположение о том, что до совершения преступления убийцу могли видеть несколько человек из жилого комплекса. Одна свидетельница за день до убийства, это было в районе 21:00, вошла в лифт с незнакомцем и в короткой беседе с ним упомянула, что возвращается с работы. Через день она снова заметила этого человека. На этот раз было около 18:00. Женщина вышла из дома и неожиданно столкнулась с тем мужчиной из лифта. Она придержала для него входную дверь, и незнакомец вошел в дом.

В течение следующих нескольких часов мужчину заметили еще трое жильцов. За одной молодой женщиной этот человек проследовал почти до ее машины. Двух других свидетелей удивило то, что он сначала без видимой цели бродил по подвалу жилого комплекса, а затем интересовался, где расположены мусорные контейнеры. Это было около 19:15, почти за час до смерти Мишель Ройтер. То, что незнакомец и являлся преступником, доказано не было. Однако свидетели, по-видимому, описывали одного и того же человека: мужчину около 30 лет, стройного и невысокого, со светлыми волосами, в очках, джинсах и белой футболке. Никаких особых примет.

Поведение преступника необычно, его мотивы на данный момент необъяснимы. Поэтому я решаю отойти от стандартного метода расследования и вместо этого провести так называемый анализ места преступления. Американский термин «профайлинг» более знаком большинству. На тот момент я работал следователем уже более 20 лет, но с новым аналитическим подходом был знаком немногим больше года, пройдя лишь малую часть обучения. Прежде чем получить квалификацию профайлера, мне еще предстояло преодолеть долгий путь.