Хант скрестил на груди руки, и Флор ощутила, как напряглись под ладонями порванные мышцы спины. Вопреки боли Артур медленно выпрямился и теперь казался ещё больше, ещё выше, ещё глобальнее, пока холодно смотрел на отвернувшегося Герберта. И Флор впервые задумалась, насколько глубоко проросло в нём чувство долга? Тяжёлого, нежеланного, но которое он безропотно нёс со всем возможным старанием, слишком хорошо понимая свою ответственность перед Городом и его жителями. И насколько мучительно он шёл на уступки собственной совести ради неё. Потому что… Да. Флоранс Мэй тоже теперь его долг. Самоназначенный. И хотя Артур не ждал ни помощи, ни спасения, но прямо сейчас он собирался использовать данную ему жизнь во имя другой. Так что он прав, какая уж тут благодарность. Это лишь долг.

И Льюис, чьё лицо на мгновение побелело от бешенства, кажется, пришёл к такому же выводу. Он резко выдохнул сквозь сжатые зубы, взглянул на затянутую чёрной клубившейся плесенью стену, а затем как можно более вежливо процедил:

– Ни о какой. Того, что ты уже сделал вполне достаточно.

– Я рад, что ты это понимаешь.

С этими словами Артур повернулся к замершей Флор и склонился, зачем-то опять проверяя застёжки. То ли нервничал, то ли боролся с очередным приступом боли, то ли попросту подбирал такие слова, чтобы она не стала с ним спорить. Флор выдохнула и коснулась губами спрятавшейся в жёсткой щетине ямочки на подбородке.

– Прости. Я не могла иначе.

Артур на мгновение замер, словно она застала его врасплох, а потом слишком резко дёрнул одну из застёжек. Та затрещала, и Хант тихо выругался.

– Знаю, – проговорил он наконец, и в голосе его чувствовалась такая досада, что Флор растерянно заморгала. – Поэтому надеялся сдохнуть до того, как ты придёшь в себя и снова помчишься помирать на улицах Города. Но… слегка просчитался.

Он усмехнулся, криво и немного болезненно, а Флор вдруг почувствовала, как задрожали руки. Значит, не ошиблась. Значит, тогда Хант и вправду прощался. И понимая, что сейчас наверняка не время и уж точно не место для таких разговоров, она всё же не удержалась:

– Зачем? Зачем ты вернулся?

– Позже, – пробормотал Артур. – Всё позже.

Он снова занялся застёжкам, будто и правда успокаивал себя этими банальными действиями, а потом неожиданно притянул Флор к себе, коротко прижался губами к макушке и торопливо заговорил:

– Вас вошло двое, а выйдет на одного больше. Это запустит механизм защиты, и у нас будет лишь несколько минут, чтобы добраться до выхода.

– А иначе?

– Умрём, – пришёл беспечный ответ. Флор подняла на Артура взгляд и впервые с того самого вечера в Оранжерее увидела искреннюю улыбку на разбитых губах. – Но нам с тобой не привыкать, верно?

На это возразить было нечего. И пользуясь тем, что с ним в кои-то веки не стали спорить, Артур снова прижался губами к её макушке, а потом наконец выпутал из своей мантии. Немедленно поёжившись от холода, Флор в последний момент успела подхватить шлем, который сунул ей в руки Хант, и под внимательным взглядом безропотно надела. Рядом нацепил маску Герберт. Сам же Артур лишь плотнее запахнул полы мантии. И только сейчас в тусклом свете, что лился из коридора, Флор вдруг увидела, насколько та была грязной и мятой. Однако ни бурые пятна, ни следы уже добравшейся до ткани голодной плесени так и не смогли справиться с алым цветом Правителей. А ведь прошло столько дней… Но ни время, ни камера, ни грязь, ни сочившаяся из раны в боку кровь, ни босые сбитые ступни не могли испортить или как-то опошлить это одеяние хозяина Города. Город и правда выбрал себе лучшего.

Флор вздохнула. Услышав это, Артур оглянулся.

– Идёшь строго за мной. Не отставать. Ясно? Льюис, проследи за ней.

Герберт молча кивнул и встал позади.

– К чему мне готовиться? – запоздало поинтересовалась Флор и вздрогнула от неожиданности, когда Хант потянулся проверить зажимы на её маске. Да что с ним? Однако все вопросы мигом вылетели из головы, когда она поймала взгляд Артура.

– Ты уже знакома с «Иерихоном», – медленно произнёс он, и Флор задохнулась.

Боже!

Наверное, следовало хотя бы попытаться его отговорить. Потребовать придумать что-то ещё. Умолять, спорить, сопротивляться. Наконец, можно было просто самой остаться в этой до боли знакомой камере. Видит Бог, ей не привыкать! Но Флор промолчала. Только стиснула зубы и вцепилась в большую ладонь, словно это её сейчас будет швырять на порождённые обезумевшим мозгом галлюцинации. В ответ Хант усмехнулся, в последний раз проверил на шлеме Флор крепления и кивнул Герберту.

– Идём.

Эхо их первого шага прожило ровно секунду, прежде чем потонуло в ошеломительном вое. Флор даже споткнулась, словно звуковая волна могла сбить её с ног. А может, оно так и было, потому что даже сквозь закрывший голову шлем она слышала это гудение – выматывающее, бесконечное, и удивительно плотное, отчего пробираться вперёд выходило с трудом. Воздух словно сгустился, наполнившись звуком, и каждый шаг давался с таким надрывом для измученного организма, что у Флор едва получалось дышать. О том, каково было Артуру, которого не защищал ни шлем, ни костюм, было страшно даже представить. Но его шаг оставался по-прежнему твёрдым, а потому она старалась не отставать от стремительно удалявшегося от них Ханта.

Однако, чем дальше они отходили от камеры, тем невыносимее перекатывался из частоты в частоту дикий вой. В какой-то момент начало даже казаться, что тот сочится прямо из стен, отчего задребезжали и осыпались на пол мелкой каменной крошкой плотные стыки. И уже через пару шагов Флор ощутила, как зазудели внутри неё кости, вошедшие в резонанс с окружавшей её какофонией звуков. От этого она споткнулась один раз, затем второй, а потом покалывание, что сначала показалось столь незначительным, переросло в настоящую боль.

Всё-таки «Иерихон» был идеальной машиной, чтобы довести до безумия. Глухо вскрикнув, Флор налетела на незамеченный угол, и в этот момент ей померещилось, что пол под ногами изогнулся дугой. Она медленно подняла голову и увидела, как вдалеке, где уже показалась заветная дверь, он начал медленно схлопываться с потолком. Флор попробовала было крикнуть, остановить шедшего впереди Ханта, которого грозило вот-вот раздавить, но её голос, конечно же, никто не услышал. Собственный вопль потонул в вое «Иерихона», но, словно что-то почувствовав, Артур неожиданно замер, а потом оглянулся. И Флор почувствовала, как её затошнило от ужаса.

И без того хаотичное дыхание сорвалось, а истошно колотившееся сердце дёрнулось так, что едва не лопнуло от напряжения, потому что на мгновение… За миг до того, как в спину прилетел отрезвляющий удар Герберта, она вдруг увидела, как шевельнулась на плечах Артура алая мантия. Та колыхнулась, будто живая, а потом быстро поползла вверх красными кривыми дорожками. Её щупальца стремительно обвили сначала шею, затем тронули щёки и скулы, а потом резко устремились прямо к глазам, словно хотели их выдавить. Они нырнули в глазницы и заполнили череп своим алым цветом. Флор задохнулась от страха, а в следующий миг над ухом раздался крик Герберта, который она лишь чудом услышала:

– Живее, Мэй! Живее!

Человеческий голос будто острым клинком прошёлся по родившейся в голове Флор галлюцинации. Она моргнула, а затем внезапно почувствовала, как, схватив её за руку, Герберт рывком потащил их дальше по коридору. И, спотыкаясь, едва ли не падая, Флор поспешила за ним. На Ханта она не смотрела. Боялась. Она вообще больше не глядела по сторонам, опасаясь вновь попасть в лапы своего сумасшедшего мозга. Флор лишь часто дышала и торопливо переставляла непослушными от страха ногами.

Однако, когда до двери и спасения оставалась лишь пара шагов, а алая мантия почти полностью сожрала череп Артура, он вдруг остановился. И Флор, что шла следом, впечаталась носом в красную ткань, отшатнулась, но тут же оказалась укрыта спинами обоих мужчин. Сирена взвыла сильнее, неожиданно булькнула, а потом резко оборвалась. Стало тихо и очень тревожно. И в этом звуковом вакууме, который чувствовался даже сквозь звон в ушах, неожиданно раздался тоненький голосок:

– Раз, два, три, четыре, пять… Больше некого спасать, – пропел он так ехидно, что Флор вздрогнула. – Четверо живых вошло сюда, четверо же и выйдет. Дурацкая система, Артур. Тебе следует подумать, как изменить её в будущем.

Ну а в следующий миг раздался звук глухого удара тела об пол, и Герберт отшатнулся, едва не сбив с ног растерявшуюся от неожиданности Флор. Он отступил, и теперь сквозь образовавшуюся между ним и Артуром брешь, она могла рассмотреть, кто стоял перед ними.

Больше всего эта женщина напоминала ангела. Не из тех херувимов, что с отпечатком великих мучений на нежном лице летали где-то на фресках в главной городской церкви, а существо абсолютно жестокое в своей справедливости. Её почти бесцветные волосы будто фосфоресцировали в бившем из-за спины свете, а белое полупрозрачное платье облаком скрывало фигуру. В правой руке она держала тонкий кинжал, и с его узкого лезвия прямо на светлую ткань падали тёмные тяжёлые капли. Неожиданно женщина шевельнулась, и только тогда Флор заметила, что на полу перед ними распростёрлось чёрное тело. На мгновение вздрогнув от вида знакомого плаща Карательной службы, она вновь подняла взгляд и посмотрела в глаза, чью жемчужную серость не смог заглушить даже полумрак коридора. Женщина некрасиво скривила губы и отвернулась.

– Твоя маска, Артур Хант, – ровно произнесла она и, высвободив, из бесконечных воздушных складок своего одеяния левую руку, протянула знакомый уродливый шлем. Тускло блеснули черепообразные свинцовые контуры.

– Лина.

– А я смотрю, мантия Советника больше не кажется такой уж тяжёлой ношей? – перебила она, шагнула вперёд и коснулась алой ткани таким же алым от крови клинком. Артур аккуратно отвёл её руку, но маску забрал. Ну а названная Линой женщина усмехнулась.

– Что ты здесь делаешь?

– Вард идёт за тобой. – Она бросила презрительный взгляд в сторону Флор и снова некрасиво скривила свой правильный рот, качнув в длинных и тонких пальцах клинок. – Этих двоих видели. Службе Щита пришлось внепланово проводить какие-то работы, поэтому данные о проникновении пришли только сейчас. Похоже, у вас хороший союзник.

Послышался немного визгливый смех, но Хант не шевельнулся, лишь чуть по привычке склонил голову на бок, словно разглядывал стоявшую перед ним женщину, и та замолчала.

– И ты решила помочь? Прости, но я в это не верю. В прошлый наш разговор ты выразилась довольно категорично. А потому я снова спрашиваю: что ты здесь делаешь?

– Тебе-то какое уже до этого дело? – огрызнулась Лина, но отвела взгляд и посмотрела на тёмную стену, словно там было что-то до ужаса интересное. Нервно дёрнув щекой, она договорила: – Ты ведь у нас вздумал бежать. Так беги.

– Лина…

– Что?! Что ты хочешь услышать? Тебе нужен доспех, если хочешь убраться отсюда. Тащить твой было бы слишком опасно, поэтому я решила, что он принесёт себя сам.

С этими словами она зло пнула лежавший перед ней труп Карателя.

– И поэтому ты убила… – Босой пяткой Артур чуть повернул голову мертвеца, обнажив инвентарный номер на закрытой щитком шее. – Он был неплох.

– Помолись о нём на досуге, – огрызнулась Лина, но Хант лишь покачал головой.

– Канцлеру плевать на твою жизнь. Тебе не следовало приходить.

От тона Артура вздрогнула даже Флор, ну а Лина, у которой, видимо, закончился отведённый генетикой запас храбрости, вдруг сорвалась. И её слабый крик неожиданно многократно отразился от стен, прежде чем замер где-то вдали у приоткрытой двери в ту самую камеру.

– Знаю! Я знаю! – попыталась проорать она то ли в бешенстве, то ли в отчаянии, но голосу не доставало ни эмоций, ни силы. И поняв это, Лина вдруг отчаянно зарычала и швырнула в стену жалобно зазвеневший клинок. Ну а Хант скрестил на груди руки. – Но так было нужно. Просто… нужно. Господи, Артур! Я была создана, чтобы предугадывать твои желания. Чтобы быть твоей тенью! Не будет тебя – не станет меня. Ты же знаешь…

– Но теперь он тебя точно убьёт.

– Я… – Лина вдруг прервалась и зажала рукой рот, заморгав так часто, словно хотела заплакать, но не смогла. Не получилось, или же она попросту не умела, Флор не знала, однако от следующих её слов стало удивительно тошно: – Ты знаешь, что я всегда на твоей стороне. Хочу этого или нет, но пока Артур Хант верен Городу – я верна Артуру Ханту, даже если ему это не нужно. Иного выбора мне дали. Ну а ты… ты свой, видимо, уже сделал. Я лишь надеюсь, что не ошибся.