Оливию, красную от злости, смущения и обиды, как ураганом вынесло за занавеску. Она даже не поняла, как так быстро спустилась по опасным ступенькам, и пришла в себя только внутри злополучной кареты, от того, что прищемила подол дверцей. Со злостью она захлопнула дверь снова и упала на шелковый диванчик.

От полыхающей внутри ярости стало жарко, и Оливия дернула на спине завязки корсета, чтобы стянуть ненавистное свадебное платье. Какая наглость! Да как этот крестьянин посмел быть недовольным, когда его поцеловала баронесса?! Больше не бывать такому! Пусть она будет ходить в обносках и голодать, но больше не сделает и шага в это проклятое логово!

Оливия стянула грязное платье и разложила его на сиденьи, чтобы понять, что тут можно сделать. И через пять минут поняла – ничего. Грязь пристала к подолу намертво и набилась в плотную вышивку. Без специального мыла вытереть ее не представлялось возможным. На лифе платья чернел отпечаток чьей-то ладони, одна оборка оторвалась, вторая держалась на честном слове.

Нижнее платье было в лучшем состоянии, но ходить только в нем было верхом бесстыдства. Все правила поведения, все воспитание, вся стыдливость – все вместе противилось тому, чтобы показываться в таком виде даже перед этим сбродом.

Оливия закрыла лицо руками и заплакала. За что ей такое? Разве она заслужила подобное? Начиная от брака с отвратительным женихом и заканчивая оскорблениями от разбойника. Она всегда была примерной дочерью и хорошей хозяйкой и мечтала стать верной женой, а тут…

Внезапно в дверь грубо и сильно постучали. Оливия вздрогнула, схватила в охапку платье.

– Подождите, я не одета!

– Что я там не видел? – веселый голос Ройса раздался из-за двери, и следом в нее снова требовательно постучали. – Отпирай, баронесса, или я сломаю карету, и ночью будет прохладно.

– Сейчас! Не надо ломать! – испугалась Оливия, зная, что у этого разбойника слова и дело не расходятся.

Она отщелкнула задвижку и вжалась в сиденье.

Ройс распахнул дверь, но вместо того, чтобы выволочь ее наружу или самому войти внутрь, кинул на сиденье два огромных мешка. Посмотрел на Оливию, которая все еще прижимала к себе грязное свадебное платье, прищелкнул языком, сказал:

– Талер просил передать! – и захлопнул дверь.

Оливия, прислушиваясь, дождалась, пока Ройс отойдет от кареты, и несмело коснулась завязок первого мешка, потянула за узел, который неожиданно легко распустился, и раскрыла горловину.

Платья. Ее платья. Одно плотное, еще ни разу не надетое, из жесткого зеленого бархата со вставками коричневого тройного льна. Оно шилось специально для выездов на охоту и было прекрасно приспособлено для прогулок по расчищенным охотничьим угодьям. Не такой тугой корсет – больше из кожи, чем из ткани. Двойная юбка – не пышная, но с легким теплым подкладом. Плотный, обшитый по краю подол.

Второе платье – из красной шерсти, практичное, для домашних дел. И третье – воздушно-голубое, которым Оливия не раз тайком любовалась, для приемов и балов.

В другом мешке лежали нижние платья и смены белья, чулок, а также чехол с расческами, гребнями, лентами и заколками. Обувь – плотные охотничьи сапожки и еще одна пара простых домашних туфелек.

Выходит, Талер вернул почти половину вещей. Оливия прижала к себе несессер и выдохнула. Внутри внезапно стало тепло и радостно, хотя она осознавала, что никаких поводов для этой радости нет. Бандит всего лишь смилостивился. На время.

Но все-таки воспоминание о его нежном поцелуе согрело Оливию перед сном.

10.

Следующий день начался с крика и переполоха. Кто-то ругался – такими словами, от которых хотелось провалиться под землю, другой отвечал с не меньшим пылом, а потом голоса стихли.

Пока Оливия одевалась и закалывала волосы, мимо кареты прошагали еще трое разбойников, а когда баронесса попыталась выйти, дверцу ее убежища грубо придержали снаружи.

– Куда?! Не велено сейчас! – рыкнул сторож и для верности подпер дверцу спиной.

– Что случилось? Почему? – спросила Оливия, которая не понимала, в чем дело.

Может, бандиты передумали и теперь хотят забрать вещи обратно? Так забрали бы сразу, кто им мог помешать? Или вдруг у герцога получилось добраться до помощи раньше, и теперь на подходе королевские войска? Но почему так быстро? Ведь если разбойники дали ему лошадь, то добраться до своих земель он мог только сегодня утром. Может, отец прознал, что ее держат в плену?

Оливия на всякий случай поплотнее зашнуровала корсет, перестегнула туфельки и прихватила накидку с капюшоном. Но суета вскоре стихла, а потом и вовсе в возгласах бандитов послышалась радость. Оливия приникла к окошку. На главную поляну лагеря волоком втащили двух женщин – служанок герцога. Обе были в грязной одежде, так, словно долго пробирались по лесу. У одной из них подол юбки был темным от воды, а у второй расплелась прическа. Обе плакали и умоляли их не трогать.

Бандиты вытащили женщин на центр поляны, но ничего не предпринимали. Ждали. И Оливия понимала кого.

Талер подошел через минуту, как всегда с легкой улыбкой. Отпустил какую-то шуточку – из кареты не было слышно какую – и бандиты разразились смехом. Потом постоял напротив служанок и с той же улыбкой отдал короткий приказ. Обеих несчастных тотчас же схватили, связали им руки, а длинные концы веревок перекинули через нависшую над поляной дубовую ветвь. Натянули, так что женщины привстали на самые кончики пальцев, и завязали вокруг сука.

А потом один из бандитов, повинуясь слову Талера, небрежно распорол у служанок платья, обнажив спины. Наказание! Вот что собирались сделать бандиты!

Наверняка женщины попытались бежать, их выследили, поймали и теперь…

– О нет! – прошептала Оливия и зажмурилась от ужаса.

Разбойники не походили на тех, кто знает меру в том, как и когда наказывать провинившихся слуг.

В замке де Соль иногда происходило подобное, но отец всегда строго следил за теми, кого наказывают, и теми, кто наказывает, прекрасно понимая, что такой момент – лучше не придумаешь для сведения старых обид или счетов. И если уж кого-то из слуг пороли за провинность, то бедняга, отлежавшись день, вполне был способен встать и дальше исполнять свои обязанности. В том, чтобы тешить внутреннего зверя, запарывая слуг до смерти, бароны де Соль не нуждались.

Оливия прикусила губу чуть ли не до крови. Она угадала – один из бандитов, сухопарый и уже не молодой, скинул куртку, чтобы она ему не мешала, и снял с пояса кнут.

Неспешно распустил его, пару раз взмахнул – сквозь стекло Оливии не было слышно, но наверняка кончик свистел, рассекая воздух. Потом бандит дождался разрешающего кивка от Талера и ударил.

Оливия не знала, силен удар или слаб, но крик девушки зазвенел в ушах. За первым последовал второй, потом третий.

Палач бил по очереди, разукрашивая спины служанок красными полосами.

Оливия смотрела на их мучения и сжимала кулаки, понимая, что ничего не может сделать. Собственное бессилие ужасало и доводило до бешенства. Разбойники не смели так поступать! Эти люди – слуги герцога – ни в чем не провинились.

Хотелось броситься вон из кареты и остановить ужасную забаву, но при всей своей неприспособленности к жизни вне замка Оливия понимала – она сделает только хуже. Чтобы насладиться ее муками, забаву никто не остановит, напротив, могут сделать еще хуже.

Особенно сильный крик резанул по ушам, и Оливия, не выдержав, все-таки рванулась к выходу, но вместо дверцы со всего маху врезалась в чужую твердую грудь, вскрикнула и отшатнулась.

Ройс, а это был именно он, спокойно закрыл за собой дверь на задвижку, стянул с головы черный платок, удерживающий волосы, и расположился напротив. Похоже, что он лично принимал участие в погоне – сапоги у него были грязные, рукав рубашки порвался на плече, а кожаный жилет был испачкан смолой.

– Как тебе зрелище?

– Отвратительно, – Оливия нахмурилась. – Бить женщин, да еще кнутом. Я думала, что вы мужчины…

– Дорогая овечка, мы конечно, мужчины, в чем в скором времени ты убедишься.

– О да! Бить беззащитных…

– Но мы мужчины, которые очень хотят жить, – лениво продолжил Ройс, а потом обезоруживающе улыбнулся. – Эти две шлюхи рванули в лес прямо в сторону одной из пограничных крепостей. А крепости, как сама понимаешь, не стоят пустыми, в них есть солдаты. И вот, дорогая овечка, мы отловили этих двух заноз, когда они уже добрались до реки. Одна из них, оказывается, дочка лесничего герцога и неплохо разбирается в здешних чащобах. Пришлось погоняться. Хорошая вышла охота.

– Вы убьете их? – с замиранием сердца спросила Оливия.

– Скорее проучим. Отобьем охоту убегать без спроса. Но…

Ройс многозначительно пошевелил темными бровями и снова улыбнулся во все зубы.

– Но что? – недоуменно спросила Оливия.

– Но ты можешь сократить их мучения, моя милая овечка.

Бандиты снаружи опять загоготали, видимо, обсуждая умение одного из них владеть кнутом. Талер все также стоял отдельно, лениво рассматривая вздернутых за руки жертв, и его лицо не выражало ничего кроме скуки.

– Как?

– Я хочу, чтобы ты разделась.

11.

– Что?

– Лесные ветры продули эти очаровательные ушки? Я хочу, чтобы ты разделась. Чтобы ты сняла с себя эти тряпки, которые так щедро отдал тебе братец, и показала мне себя.

– Раздеться? – Оливия моргнула ошарашенно.

Предложение было настолько неприличным, что она не понимала, как реагировать. Раздеться догола для знатной дамы – нет большего позора! Даже перед мужем, в темноте супружеской спальни, положено находиться в специальной брачной рубашке, которая, кстати, лежала на дне одного из сундуков с приданым. А здесь, среди бела дня…

– Да, моя овечка. Раздеться. Я уверен, что под этими тряпками есть на что посмотреть… Или докажи мне, что я ошибаюсь.

Снаружи снова долетел женский крик. Оливия вздрогнула.

Ройс наклонился к ней так близко, что она почувствовала запах костра от его волос, и, приподняв брови, договорил:

– Эти девки заставили нас побегать, и будет справедливо, если они тоже помучаются. Стефан, тот, что с кнутом, был у барона Грохи в палачах. Умеет бить так, чтобы растянуть удовольствие. Так что, баронесса, будешь спасать своих служанок?

– Я…

– Я жду. Но знаешь, крошка, я нетерпелив. Или ты сейчас же начинаешь развязывать свой корсет, или я ухожу. Считаю до трех.

Оливия метнулась взглядом к окну. Похоже, что Ройс не врал. Сейчас из-за толпы, обступившей служанок, ей не было видно самого наказания, но крики становились все громче и отчаянней.

– Раз.

Если она согласится, то девушек отпустят. Только вот наверняка этот бандит всем расскажет, что баронесса де Соль…

– Два.

Оливия трудно сглотнула пересохшим горлом. Очень некстати ощутив, как напрягается грудь. От одной мысли о том, что Ройс увидит ее голой и будет смотреть, соски стали твердыми, как горошины. Какой позор! Почему она не может держать в узде желания своего тела… Почему?

– Три.

Ройс пожал плечами разочарованно и поднялся с диванчика, когда Оливия решительно рванула шнуровку корсета.

Распустила первые три стяжки, затянула в прическу выбившуюся прядь и развернулась к Ройсу спиной.

– Если хочешь быстрее – делай сам.

– Быстрее? – голос Ройса стал обманчиво ленивым, как лесная река над омутом. – Нет, крошка, быстрее не хочу. Но помочь такой славной малышке, которая готова показать мне все… Почему бы нет? Тем более что на твои титьки я уже полюбовался, когда их мял его светлость. Неплохие, я бы присоединился. Правда, в другой компании.

Он живо потянул за шнуровку, резкими и четкими движениями вытаскивая тесьму из дырочек, пока верхнее платье не сползло вниз по плечам Оливии.

Она замерла, понимая, что порыв, которому она поддалась – результат шантажа. А значит, в эту игру можно играть вдвоем. Или хотя бы попробовать.

– Пусть девушек развяжут, – сказала она. – Это мое условие. Сейчас же.