– Это говорил Енох Спидекур – величайший мудрец современности, – с придыханием сообщила девица. – Его можно поставить в ряд с Платоном, Аристотелем и Тертиниусом-младшим.

– Да? – недоверчиво протянул я. – А я-то думал – это мой приятель Енот сочинил. Он, как напьется, та-акие перлы выдавал!

– Приятель… – презрительно фыркнула девица, осматривая меня с головы до ног, словно бы видела в первый раз. – Сомневаюсь, что ваши приятели на трезвую голову способны сочинить хотя бы строчку.

А вот тут она попала в самую точку! Мой университетский приятель Енох Спидекур, прозванный Енотом за вытянутую рожицу и узкие глазки, все свои сочинения писал только в подпитии. Врать не стану, пьяным до поросячьего визга его никто не видел, а трезвым – тем более. Говорят, именно он считал шары на защите моей магистерской диссертации. Сам я не помню… Верно, белые у него двоились, а черные куда-то запропастились. Спидекура я не видел лет двадцать пять. После университета наши пути разошлись. Я подался в наемники, покрыв родовой герб позором, а он стал светилом науки.

– Господин Артакс, – вмешалась в мои воспоминания фройляйн Кэйтрин. – Вы хотели со мной поговорить? Я вас внимательно слушаю.

– Не знаю, с чего бы начать, – честно признался я, усаживаясь подальше от фройляйн.

– Верно, вы хотите обсудить сроки свадьбы? Мне кажется, с этим не стоит спешить. Мне нужно сшить свадебное платье. Опять же, – кивнула Кэйтрин на пуховые подушечки, – нужно принести в дом хоть какое-то приданое. Понимаю, что с вашими деньгами купить можно все, но есть еще и традиции. Обычно приданое запасают лет с десяти. Когда были живы мои родители, мое приданое занимало пять сундуков!

– Фройляйн, вы мне сказали, что готовы выйти за меня замуж только ради усадьбы?

– Если у вас плохо со слухом, могу еще раз это повторить.

– Стало быть, если вы получите усадьбу, то я вам не нужен? – уточнил я.

– Что вы этим хотите сказать? – насторожилась Кэйтрин.

– Да ничего особенного, – пожал я плечами. Вытащив из сумки купчую, бросил ее на постель. – Вот, фройляйн Йорген, это ваша усадьба. Забирайте ее с домом, конюшней и всеми потрохами в придачу.

Фройляйн Йорген недоверчиво взяла в руки бумаги. Полистала все три страницы – саму купчую, где оставались автографы фрау Йорген и ростовщика, реестр с описанием недвижимого имущества. Сглотнула…

– Господин Артакс, нужно сделать передаточную надпись. Надеюсь, вы умеете писать?

Я сделал обиженный вид:

– Фройляйн Йорген, судите сами – на кой хрен мне писать? Все, что мне нужно было – поставить крестик, когда выдавали жалованье.

– Ну, ничего, – отмахнулась фройляйн. – Сама напишу.

Фройляйн опустилась на колени. Я испугался – не передо мной ли, но оказалось, ей нужно было извлечь из-под кровати небольшой сундучок. Вытащив из тряпок и игрушек бурую склянку, девица глухо застонала. За столько лет чернила успели высохнуть.

Фройляйн Кэйтрин кинулась к очагу. Вытащив комок сажи, помяла, поплевала в ладонь. Ткнула туда пальцем, мазнула по полу – проба пера! – потом по табурету.

– Вот и чернила! – торжествующе продемонстрировала фройляйн чёрную полосу. – А перьев у нас много. Сейчас очиню.

– Не пойдет, – вздохнул я, досадуя, что сам не подумал о такой малости – запастись какой-нибудь склянкой чернил. – Высохнет, осыплется.

Конечно, девица мне не поверила. Пришлось ждать, пока полоска не высохнет и провести по ней ладонью. Ладонь стала черной, табурет чистым. Насколько я помню, сажа для изготовления чернил не годится, иначе школяры и студиозы тратили бы деньги лишь на вино.

– А если кровью? – в отчаянии предложила фройляйн. Закатав рукав, потребовала: – Дайте кинжал!

– Нет уж, любезная фройляйн, – прикрыл я рукоятку. – Чужой кровью бумаги не подписывают, а свою я не дам. Да и глупо, кровь тратить.

– И что делать? – растерялась Кэйтрин.

– Да ничего не делать, – буркнул я. – Бумаги я оставляю вам. Коль скоро они у вас – вы владелица земли и домов. Можете кинуть купчую в огонь, вставить в рамочку. Или, чтобы соблюсти все процедуры – завтра приедете в Талле, найдем чернила – все подпишу. Даже у стряпчего можно заверить.

Оставив документы обалдевшей от счастья фройляйн, я, ужасно довольный разрешившейся ситуацией, поспешил уйти.

Вернувшись в Урштадт, я думал, как бы мне отпраздновать свое избавление от хомута, но придумать ничего не сумел. Ограничился лишь походом к цирюльнику.

Как отыскать брадобрея мне подсказали добрые люди. В этом городе не было привычных багровых тряпок, развевавшихся над цирюльней, а существовали особые вывески – красно-белые столбики.

Брадобрей был занят – выдирал очередному страдальцу коренной зуб, а за занавеской полулежал тучный бюргер, ожидавший очереди на отвертывание крови из вены.

Ждать мне не хотелось и, потому, дошел до лавки, где торговали всякой всячиной, включая бритвенные принадлежности, купив-таки то, что давно собирался приобрести – небольшой медный тазик и острейшую бритву. В прежние времена эти «приспособления» мне были не нужны – зачем таскать лишнюю тяжесть, если есть кинжал? А тут, решился-таки.

Я гордо поставил приобретение в номере и потратил целый час, чтобы придать голове привычный шарообразный вид, а не облик ежа со шрамами.

Утром следующего дня в мою дверь робко постучали – так стучит хозяин гостиницы. Странно. Мы с ним договаривались, что завтрак мне подают по моему сигналу, а никак иначе.

– Что у тебя? – поинтересовался я, зевая от всей души.

– Господин Артакс, к вам посетительница, – виновато сказал хозяин. – Сказала, по срочному делу. Говорит – ее зовут фройляйн Йорген.

– Так пусть заходит, – зевнул я еще раз.

– А…? – открыл рот хозяин, кивая на мою постель.

Я скосил глаза. Ну, постель не заправлена и подушке лежит голова с длинными волосами. Но все остальное-то прикрыто! Вчера, обрадовавшись избавлению от свадьбы, взял к себе девушку, рекомендованную хозяином.

– Может, выгнать? – предложил хозяин, уже делая шаг. – Эй, Лота!

– Пусть спит, – одернул я. – Проснется – сама уйдет.

– Так ведь фройляйн – дочь рыцаря Йоргена! – вытаращил глаза хозяин. – А Йоргены – родичи самому герцогу. Мы уж про фройляйн Кэйтрин и думать забыли, верно, у герцога жила, а теперь имение хочет выкупить. Узнала, где вы обитаете, вот и пришла. Придет благородная девица, а у вас шлюха в постели…

Я усмехнулся. Положив руку на плечо хозяина, слегка нажал и тихонько сказал:

– Друг мой, ты сам вчера говорил, что Лота не шлюха. Мол, жених ее девственности до свадьбы лишил, бросил, а теперь ей деваться некуда. Было такое?

– Б-было… – проскулил хозяин. – Но я же, как лучше хотел. Никто не хочет со шлюхами спать.

– Ладно, прощаю, – милостиво разжал я руку. – Фройляйн веди сюда, а белье ты сегодня же новое постелешь.

– Так ведь недавно стелили, как вы заехали! Еще и недели не прошло! – попытался возразить хозяин, но оценив мое недовольное лицо, скорбно умолк. Он же прекрасно понимал, что его гостиница не единственная в городе.

– А фройляйн во что одета? – заинтересовался я. Неужели явилась в драных лохмотьях?

– Как положено одета, – пожал плечами хозяин. – Скромненько, но как сироте иначе? Не в шелках да бархатах щеголять.

Очень даже любопытно. Не иначе, фройляйн успела пошить себе платье. Интересно, где денег взяла? А, вспомнил… Старуха же сказала – надо вначале девочку одеть. Ну, посмотрим.

– Господин Артакс, вы бы хоть штаны на себя надели! – чуть ли не со слезой в голосе возопил хозяин.

Точно, надо надеть штаны. Неприлично предстать перед юной особой в нижнем белье.

Платье простое, из недорогого серого сукна, но новое, еще не обмятое. Вон, плечами поводит – не привыкла. И на голове не бесформенный старушечий чепец, а что-то вроде помеси чепца и шляпы. Как там его – капор, что ли?

В новом платье фройляйн выглядела более привлекательно. Встретил бы я ее на улице, принял бы за дочку бюргера. Вон, на пальчике какое-то дешевое колечко. Единственное, что портило облик – истертый до белизны сундучок для бумаг, более присущий стряпчему.

– Доброе утро, господин Артакс, – поприветствовала меня девица, вытаскивая из сундучка купчую и чернильницу. – Передаточную надпись я сделала на отдельном листе, вам осталось только поставить подпись. Или крестик…

– Ага, – кивнул я, взяв перо. – Щас крестик нарисую.

Так, что там она написала? Делая вид, что ищу место, куда ткнуть перышко, быстренько прочитал: «Я, Юджин Артакс, находясь в здравом уме и твердой памети перидаю девице Кэйтрин Йорген свое недвижимае имущество, именуемаего усадьбой Апфельгартен».

Ну, кто учил девицу грамматике? И с каких пор имение стало называться Апфельгартеном? Хотел возмутиться, но вспомнил, что я неграмотный. По сути – все правильно, а ошибки не в счет. Размашисто нарисовал две скрещенные палочки, с облегчением вытер пот со лба. Ну, вроде бы все. Вернув фройляйн Йорген купчую и орудие труда, подождал, пока она не уберет все в сундучок и, осторожно взяв девицу под острый локоть, чтобы скорее выпроводить.

– Постойте, господин Артакс, – резко выдернула руку дочь рыцаря. – Теперь, когда сделано главное, я хочу вас спросить… Вот, это вот, что такое? – кивнула девица на мою постель.

– А вы что, сами не видите? – удивился я.

– Потому и спрашиваю – что в вашей постели делает шлюха?

– В данный момент она спит, – простодушно ответил я. Хотел сказать, что девушка поздно легла, но не стал. Зачем фройляйн пикантные подробности?

– Я вижу, что спит. Но я хочу знать – что она делает!

Ну, пойми этих женщин. Никакой логики!

– Да какое вам дело, кто пребывает в моей постели?

– Господин Артакс, я понимаю, что все мужчины – ну, или почти все, похотливые свиньи, но вы могли бы не демонстрировать уличных девок перед невестой.

– Перед кем? – обомлел я. Взяв себя в руки, веско изрек: – Фройляйн, мы же вчера с вами договорились…

– О чём мы договорились? Вы вчера уступили усадьбу Апфельгартен, не спорю. Но мое слово остается в силе. Впрочем, если вы отказываетесь на мне жениться, я буду только рада, – улыбнулась Кэйтрин, обнажив мелкие зубы. – Вы отказываетесь?

Потихоньку я начал злиться.

– Любезная фройляйн, вчера вы мне дали понять, что не желаете выходить за меня замуж. Я вернул вам ваше родовое гнездо. Так какого… черта вам еще нужно? Может, дать денег? Сколько вам нужно? – с надеждой посмотрел я на девушку.

– В моем роду не принято отказываться от своих слов, – высокомерно вскинула нос фройляйн. – Если девица из рода Йоргенов отдала свою руку и сердце – значит она их отдала. Так вы отказываетесь от своего предложения?

Я сделал последнюю попытку.

– Скажите, а шлюха в моей постели, это не основание для расторжения помолвки? Вы можете с чистой совестью взять свое слово назад.

– Нет, господин Артакс, – серьезно сказала Кэйтрин. – С кем вы сейчас спите – это ваше личное дело. Вы мне глубоко омерзительны, но слово есть слово.

Я чуть не взвыл! Да что б тебя приподняло и стукнуло, со своей верностью слову! И откуда такие дуры берутся? Наверное, оттуда, откуда такие же дураки, как я.

– Увы, фройлейн, – помотал я головой. – У меня тоже нет обыкновения брать назад собственное слово.

– Жаль, – вздохнула фройляйн. Добавила с грустью: – Очень жаль. Значит, придется нам становиться мужем и женой. Честно говоря, не хотелось бы делить с вами постель!

– Можете спать отдельно, – хмыкнул я. – Хотите, я дам вам слово, что не зайду в вашу спальню?

– Хочу, – поспешно сказала фройляйн Кэйтрин.

– Считайте, что вы его получили. Надеюсь, теперь все?

– Почти все, – кивнула фройляйн. – Теперь нам осталось договориться о свадьбе.

– Фройляйн, будьте добры – все хлопоты на ваше усмотрение! – почти проскулил я. – Я все равно ничего не смыслю в этих делах.