Итак, Брам с помощью рожденных от плоти его детей занялся обучением Ситров. И научил их многому, и узнали Ситры свою роль в новом мире.

Ненадолго успокоился Брам. Однако Ситры не слишком оправдывали его ожидания. Отличались они от богов и в то же время на них походили, хотя стать богами им было не дано. Пусты были они и растеряны. Ничего не выражала улыбка их, и напоминала она безжизненную маску. И падающий в глаза их свет счастья бытия становился холодным и далеким отражением.

Ничего не меняется… Слишком много в этих созданиях первозданной пустоты. Слишком близки они к сущности моей, и потому не удастся избавиться им от моей древней боли. Что же делать? Должен я пытаться еще и еще. И пусть на этот раз все будет иначе!

Обиделся на отца своего Сайтан, поняв, что задумал тот. Сайтан – первенец и гордость Брама – был не просто звездным светом и белым пламенем. Именно он служил вместилищем для одиночества и страданий отца, именно в нем скрывалась давняя боль богов. И зашевелилась она, но надеялся Сайтан, что прекратит Брам ненужные попытки и удовлетворится тем, что уже создал.

Однако не суждено было сбыться мечтам его, ибо продолжил Брам поиски свои.

И новое страдание угнездилось в сердце первенца его, и достанется той боли всем, и плакать будет весь мир.

Не обратил Брам внимания на муки сына и вновь приступил к творению. Шел он по прежнему пути: от звезд брал лучи света, от богов – волосы, от Ситров – дыхание. Своим телом более он не делился и потому надеялся на то, что на сей раз появятся иные сущности. Впервые вложил он в творение не плоть и кровь свою, а страсть и гордость.

Вот так и появились на свет существа, которых знаем мы под именем Шаен – безупречные и благородные создания. И поручил им Брам управлять нашим миром, присматривать за сушей и водой.

Охотно взялись Шаен за его поручение. Придавали форму сущностям нашего мира, подобно самому творцу. Возводили первые города, но знания, что применяли они, ныне утеряны. Вызывали к жизни такие создания, что Брам испытывал священный трепет.

Только посмотрите, как они творят… Создают, наполняют содержимым… О, сколько в них необузданного воображения! И все же за ними нужно приглядывать…

Царство свое Шаен построили во тьме, разбавленной звездным светом, и продолжили творить собственный рай как умели.

Время текло, и забыли Шаен о божественном начале. Предпочли отвратить свой взор от Брама и его сыновей.

Как же быстро они меня забыли! Но почему? Разве дал я им недостаточно? Разве не осталось у них в душах ни тепла, ни благодарности? Должно быть, я что-то упустил…

Новая боль пронзила сердце Брама, однако не позволил он ей подчинить себя. Он найдет иную форму жизни, посеет ее семена. Давнее одиночество по-прежнему звало Брама созидать, однако ничего не менялось – семена давали все те же всходы. Что оставалось ему? Замешать творение свое на радости, божественном разуме и небесном огне – и посмотреть, что из этого выйдет.

Слишком много терзающей меня боли вкладывал я в создаваемые сущности… А ведь какую радость и блаженство довелось мне изведать при рождении первой звезды и первого сына, при сотворении нового мира…

Итак, теперь излучал Брам в процессе творения радость и волнение. Не было у него на сей раз намерения создать нечто идеальное. Пусть станет новая сущность скромной, независимой и необузданной, решил он – и впервые засмеялся от счастья. Ибо испытал Брам восторг, родив нечто столь не похожее на все, что получалось до того.

* * *

– Так что же у него получилось?

Вопрос Ниши меня покоробил, а почему – я до сих пор затрудняюсь объяснить. Наверное, мое повествование лилось подобно мелодии, исполняемой мастером; голос Ниши прозвучал фальшивой нотой, что издает случайно соскользнувший со струны палец.

Я откашлялся и бросил на девочку сердитый взгляд. Сердитый, но не злой – ссориться с ней я не желал. Взглянув на меня, она притихла, позволив продолжить рассказ.

* * *

Итак, получились у Брама первые люди, что возникли в мире, населенном дикими тварями и Шаен. Названия их племени никто уже не помнит, давно позабыта их внешность, и сказаний о них не найдешь ни в одной книге. Однако был у них неповторимый яркий дар, который многое изменил для Брама. Первые люди принесли в мир новую магию – пение. Играли они словами и дыханием своим, и ничего подобного ранее никто не слышал. В звуках их пения слышался голос Брама, но не только. Было в них что-то еще непостижимое. Жили они в дарованном им мире и не пытались, подобно Шаен, выйти за его пределы. А еще первые люди танцевали под луной и звездами, не страшась холода, наслаждались – и вспоминали Брама.

– Вы слышали их, дети мои? Только посмотрите, какие звуки издают они, какие песни поют… Они сами выдумали нечто такое, о чем я и помыслить не смел. О, как прекрасно…

И как больно… Однако боль уж не та, что прежде. Хочется плакать, только на сей раз не от одиночества. Прекрасно, прекрасно…

Первое время все шло чудесно – или, во всяком случае, так казалось Браму. Тем временем первый сын, Сайтан, продолжал копить в себе гнев. Жаждал он безмерной любви и внимания от родителя своего, а тот испытывал несравненное блаженство, всецело отдавшись созиданию. Понял он, что способен творить так, чтобы всего в новых мирах было в достатке. За первыми людьми появились вторые, которые остались уже навсегда. Вторым людям была дарована способность менять жизнь народа своего.

Называли их Рума. Родились они под черными небесами и боролись за жизнь, держась подальше от старших братьев своих. Неустанно странствовали Рума во тьме, подобно самому Браму, удовлетворяя жажду познания. Брам следил за их судьбой, и болело за них сердце его, однако новых даров он вторым людям не делал, полагая, что дал им достаточно.

Как затеряны они в огромном мире… Блуждают в потемках, вспоминая долгий путь мой. Вижу я в них искру, и напоминает она то пламя, которым я некогда горел. Молю, докажите мне, что не ошибся я снова. Прошу вас! Прошу…

Брам ждал и смотрел, желая понять, на что способны Рума, чем отличаются они от предыдущих его созданий.

И Рума все ему доказали. Трудились они много и упорно, только никак не могли добиться того, что требовалось. Однако жажда тепла и света позволила им победить, и добыли они огонь.

И вспомнил Брам, как родился в пламени, а затем родил его сам. Нужда заставила Рума сделать нечто, подвластное лишь богам. И возрадовался Брам, и захотел он преподнести вторым людям еще один дар.

– Смотрите, смотрите! – кричал он, радуясь, словно ребенок. – Не имея ничего, возожгли они собственный огонь!

Обязан я вознаградить их…

И Брам сдержал свое слово, и подарил Рума сокровище.

Выдохнул он изо всех сил – и родилось в пустоте солнце. Наше солнце.

Итак, Рума странствовали по своему миру, заглядывая в самые дальние его уголки. Рассказывали истории об огне, о зверях, о море и о суше. Способность сочинять сказания – те самые сказания, что мы любим, – стала для них еще одним даром.

Дни Рума проводили в пути, а ночи коротали у костра, внимая сказителям.

Прошло время, и появились новые люди – уже не столь значительный народ, которому многому предстояло научиться, однако и он произошел от того первого трепещущего язычка небесного пламени. Первые люди были позабыты, вторые стали тайной, а уж третьи – это мы с тобой и есть. У всех нас одно начало, которое дали нам те, что наполнили форму содержанием.

Лишь Сайтан не радовался. Не мог он подавить свою боль, свой гнев.

Время шло, и решил первенец Брама действовать. Выступил он против отца перед лицом прочих богов:

– Посмотри, что наделал ты, отец! Проклинаю я тех, кого создал ты! Сотворил от одиночества и отчаяния пустые оболочки, дабы заполнить ими еще большую пустоту. Разве тебе было недостаточно нас? Неужели не любит Брам первых детей своих, не желает заботиться о них? Кто мы для тебя, отец? Кто для тебя я?

Вопросы Сайтана поразили Брама в самое сердце. Не ожидал он подобных мук.

Что происходит? Какую боль причинил мне сын мой… Слабеет мой огонь, становится хилым и холодным. Что сделать мне, чтобы избавиться от боли? Что сказать?

Так рассорились отец с сыном.

И становились разногласия их все сильнее, ибо Сайтан, пылая ненавистью, нанес удар, метя по любимым созданиям Брама. Отделил он от себя частицы плоти, как учил отец, и породил существ, которым лучше бы никогда не рождаться. И проклял он людей, родившихся от Брама. Наслал на них горе, ненависть и лишения, заставил познать непосильный труд и боль, которую испытывал сам и которая никогда не отпускает.

– Будь проклят ты и создания твои, отец! Обрекаю их на муки от руки моей или от рук тех, что придут вслед за ними! И пусть ненавидят их лишь за то, что существуют они, – точно так же, как презираешь нас ты за то, какие мы есть! Неужели тебе недостаточно меня? Меня!

– О нет… Не делай этого, сын мой… не причинили люди зла тебе и не заслуживают гнева твоего. Пощади их!

И ударил Брам в ярости сына, и проклял его:

– Не смей вредить им! Каждый гнусный поступок твой я обращу против тебя! Как только осмелишься выйти из света, что источаю я, погаснет твой собственный огонь и ослепнешь ты!

И Брам сдержал слово свое. Погасил он огонь Сайтана, оставив сына пустым и немощным – жалкой тенью первого пламени. Наказал первенца, хоть и знал, что на самом деле пожалел его. Ибо Сайтан выбьется из сил, но попытается извратить дело отца своего и, пока жив, будет сеять страх и ужас.

Итак, отец в гневе и тоске разорвал Сайтана и забросил части его тела в неведомые дали. Такую боль испытал Брам, такую тоску, что покинул вселенную и бросил созданный им мир на произвол судьбы.

Слишком больно мне смотреть с высоты на то, что творится тут. Хочу я вновь остаться один, хочу ото всех спрятаться. Затеряюсь я в черных далях и снова примусь странствовать. Стану вечным путником. Спущусь с небес на землю…

– Не забывайте меня, дети мои, запомните то, что желал сделать я! Запомните, как творил, какие цели вынашивал, как заботился о созданиях своих. Теперь ваша очередь. И – если на то способно ваше сердце – полюбите их. Ухожу я. Не ищите меня – вам не суждено меня найти. Помните последние слова мои: не забывайте, во имя чего жертвовал собой отец ваш и проливал кровь свою…

Боги простились с отцом своим и заставили Ситров сражаться с созданиями Сайтана. Пережил наш мир века боли, как переживал их Брам. Чередовались взлеты с падениями. Но в конце концов воцарился с трудом завоеванный мир. И все населявшие вселенную создания возрадовались.

Вот и вся история о том, откуда взялась жизнь, – история, воспетая тысячелетиями, история Брама и сотворения мира.

* * *

Ниша сидела, покачиваясь на месте и округлив глаза. Резко выдохнув, она обняла меня за шею:

– Спасибо, Ари! Это было… чудесно!

Мои щеки невольно заалели. Заметила? Непонятно. Я быстро отломил кусочек хлеба, макнул его в подливку и бросил в рот. Можно будет списать предательский румянец на горячую пищу и пряности.

Лицедей я, в конце концов, или нет? Пусть даже Халим не допускает меня до сцены – неважно.

Остаток ночи прошел незаметно: мы с Нишей сидели, прижавшись друг к другу, и разговаривали о всякой всячине, о которой только могут болтать дети, и наконец уснули.

Как хорошо становится на душе, когда проводишь время с симпатичным тебе человеком! Можно даже помолчать – не страшно. Эта ночь стала одним из лучших воспоминаний детства, хоть вечером я поцапался с Махамом. Хорошая компания и отличная история – а что еще надо?