– Сколько раз я это слышала! – Она протянула мне руку, и я помог ей встать. – Позволь догадаться… Не так уж много здесь уголков, где мы могли бы укрыться, учитывая поздний час и те неприятности, в которые нам удалось влипнуть. Оба мы промокли, оба – чужаки в незнакомой стране. С деньгами у нас не особо. Итак, ты только что подумал о своей комнате. Угадала?

Я не сдержал улыбку, а зря: уж очень озорной и по-волчьи голодной она вышла.

– Насчет неприятностей ты права. Час действительно поздний. Мы и вправду до нитки промокшие странники в чужой стране. И все же я подрядился дать здесь несколько представлений, за что мне выделили комнату в этой таверне. – Я повернулся и указал на выход с крыши: – Устроит ли тебя подобный вариант? – Подмигнув ей, я расплылся в улыбке.

Элойн нахмурилась, хотя ее глаза весело блеснули. Хмыкнув, она подобрала юбку и прошла в дверь.

– Надеюсь, что устроит.

Я изобразил полный достоинства кивок и последовал за певицей. В коридоре обогнал ее и направился к своей комнате:

– Уж не знаю, стоит ли оно того…

– Это смотря что ты сейчас скажешь.

Я не видел выражения ее лица и оборачиваться не стал, однако что-то подсказывало: Элойн наслаждается происходящим.

– Я ничего не имел в виду, кроме предложения посидеть в тепле, подальше от ливня, где ты послушаешь продолжение истории. Просто не знаю, выдержишь ли ты до конца.

– Хм… Я все-таки женщина и способна выдержать куда больше, чем тебе кажется. Впрочем, некоторые дамы оскорбились бы, подумав, что этим твои предложения и ограничатся.

– И ты – одна из таких дам?

– Еще не решила. Дай мне время. Прояви терпение, как со своими камешками, – и все выяснится.

Мы дошли до моей двери, и я, распахнув ее настежь, отступил в сторону:

– Моя история стоит того, чтобы дождаться ее окончания. Однако слово за тобой.

Элойн положила ладошку мне на щеку и приблизилась почти вплотную, так, что я ощутил ее теплое дыхание.

– Что ж, наверное, зайду к тебе в гости – дослушать-то хочется. – Она мягко оттолкнула меня и перешагнула порог. – Считай, что я любопытна. А любопытство мое удовлетворить нелегко.

– Уж не знаю, что о тебе и думать.

Вроде бы я бормотал себе под нос, и все же Элойн обернулась, уперла руки в бедра и наградила меня взглядом, обещающим новый щипок. Раз обещала – сделает, причем наверняка в самый неожиданный момент.

Впрочем, похоже, наказание я заслужил. Пытаясь успокоить свою даму, я указал на ширму в углу комнаты:

– Если желаешь, могу просушить твою одежду.

Элойн вопросительно приподняла бровь и заметно смягчилась:

– Вот как?

Положив руку на грудь, она сжала в кулачке ткань своего платья, словно опасаясь, что я немедленно его сниму.

– Значит, стоило нам войти в твою комнату, и ты уже замыслил меня раздеть? – Гостья испустила преувеличенно гневный вздох. Хорошая игра…

Разумеется, я понимал: меня дразнят. И все же мои щеки окрасились румянцем.

– Я лишь думал просушить…

Ее улыбка была столь порочной, что я сбился с мысли и решил – не стану пытаться сплести теплый ток воздуха.

– Не каждый мужчина сделает подобное предложение. Извини, я-то решила, что ты хочешь согреть меня, а не мою одежду, – улыбнулась Элойн, прижав ладошку к щеке.

Ни дать ни взять – застенчивая девица.

– Нет-нет, – заикаясь, пробормотал я, ощущая себя полным идиотом. А так хотелось сказать что-нибудь умное…

– Нет? – взлетели вверх брови Элойн. – Знаешь, настоящую женщину подобный ответ серьезно обидел бы. – Она отвернулась. – Значит, затащил меня в свою комнату, а теперь в кусты?

Ее плечи вздрогнули, и несведущий наблюдатель мог бы решить: вот-вот заплачет. Однако, услышав тихий смешок, я вздохнул спокойно и бросил на Элойн сердитый взгляд:

– Забавляешься? Рад за тебя.

Она повернулась и, сдерживая смех, приложила ладошку ко рту:

– Ох, еще как!

Я подавил желание показать ей язык.

– Что ж, если ты намерена остаться в мокрой и холодной одежде…

– Хм… Значит, выбор невелик? Либо сидеть в сыром платье и мерзнуть, либо позволить тебе меня согреть?

Я пришел к выводу, что обыграть Элойн в словесной пикировке не удастся, и, решив схитрить, поманил ее к себе:

– Подойди, кое-что покажу.

Она сделала шаг вперед, и наши носы едва не соприкоснулись.

– Так достаточно?

Опасаясь стукнуть ее головой в лоб, кивать я не стал. Взял за руку и заставил приложить ладонь к моей груди. В голове немедленно замелькали древние формулы.

– Вент – это раз…

– Что-что?

Я не обратил внимания на ее вопрос, начав сворачивать материю разума. Моя одежда выстирана и разложена для просушки на летнем солнце… Образ удвоился, затем отразился уже на четырех гранях восприятия. Еще миг, и сознание уподобилось пчелиным сотам, в каждой из которых висела сухая и теплая одежда.

– Эрн – это два…

Я твердо удерживал в сознании созданные образы, обретя несокрушимую уверенность в том, что под ливень и вовсе не попадал. Свежая рубаха, на улице погожий день, тепло…

Рука Элойн на моей груди вздрогнула. Похоже, женщина испытала невольное желание отпрянуть, однако справилась с собой и провела ладонью по совершенно сухому рукаву.

– Ни капли воды… Но как?

– Об этом ты узнаешь из продолжения истории, – улыбнулся я и многозначительно на нее посмотрел. – Если, конечно, у тебя есть время и терпение. Хорошая история подобна плотской любви. Она увлекает, обещает, дразнит, и если слушатель терпелив, а повествование выстроено как должно – то рано или поздно наступит катарсис.

Элойн закатила глаза:

– Похоже, у нас разный жизненный опыт. Мужской и женский катарсис – далеко не всегда одно и то же.

Я оттянул вдруг сдавивший шею воротник.

– Эншае позволила мне получить серьезный опыт… очень серьезный.

– У нее вполне определенная репутация. – Голос Элойн вдруг стал сухим и хрупким, словно керамическая ваза.

Я поздно осознал, какую сделал глупость, однако попытался исправить положение:

– Люди по большей части знакомы лишь со сплетнями об Эншае. Правду же могу рассказать только я. Кстати, разница действительно есть. Хороший сказитель всегда знает, когда следует испытать на публике магические умения, – история от этого только выиграет. Итак, позволишь ли ты просушить свое платье? – Я медленно вытянул руку и зажал между пальцами складку ее юбки.

– Договорились, – кивнула Элойн. – Все же тебе следует объяснить, почему свою одежду ты высушил прямо на себе, а я обязательно должна была скинуть платье.

По ее лицу промелькнула порочная улыбка, и мое тело окатила теплая волна. Вот только магия тут была ни при чем.

Сделав вид, что откашливаюсь, я взял паузу, ибо своему языку уже не доверял.

– Ощутить плетение непосредственно на себе и сохранить самообладание дано не каждому. Кроме того, мне не хотелось бы вторгаться в твою личную ауру.

Слегка отстранившись, Элойн прошептала, словно размышляя вслух:

– Не каждый мужчина задумается о том, что его поступки могут нарушить чужую ауру…

Мне вдруг захотелось положить руки ей на плечи, успокоить, однако, судя по ее напряженной позе, желаемого я не достиг бы. Элойн дрожала, словно лист под осенним ветром. Тронь его – сорвется с ветки и улетит.

Стараясь не делать лишних движений, я вновь заговорил:

– У человека имеются разные ауры. Далеко не все об этом знают, однако священные оболочки могут быть не только внутри нас, но и снаружи. – Я развел руки в стороны и очертил большой круг. – Каждый человек занимает невидимое глазу пространство, созданное одной из наших составляющих, и оно больше, чем физическое тело. Кто-то отождествляет его с душой, хотя они неправы. Плетение, к которому я прибегну, затронет этот невидимый кокон. Не знаю, какие ощущения ты испытаешь, потому и прошу удалиться за ширму и снять платье. Вот и все.

Оставалось надеяться, что мое объяснение успокоит Элойн.

Ответила она быстро, сделав пару шагов навстречу и прижавшись к моей груди. Мокрым платьем – к сухой рубахе. Впрочем, я нимало не возражал.

– Хотелось бы испытать это ощущение…

На подобный ответ я рассчитывал и, прикрыв глаза, погрузился в глубь граней восприятия.

Каждый из нас подсознательно осязает свой внешний кокон. Частенько от этого ощущения отмахиваются, считая его детскими выдумками или суевериями. Тем не менее оно существует – если угодно, можно назвать его шестым чувством. Точно такая же сверхъестественная способность проявляется у любого животного, почуявшего на себе посторонний взгляд.

И мы сознаем, когда нечто вторгается в нашу ауру. Неважно, зряч человек или слеп. Он знает.

Я впитал в себя ауру Элойн, тихо гудевшую, подобно вибрирующей струне мандолины. Кроме звука, мое внимание привлекло кое-что еще. Одна из ее душевных составляющих напоминала закаленный железный стержень, не желающий сгибаться, что бы с ним ни делали. Я ощутил настороженность и в то же время силу. Элойн никого не боялась.

Я не глядя вытянул к ней руки, и она, сжав мои кисти в ладонях, медленно провела их вдоль своего тела, позволив мне создать необходимую мысленную картинку.

– Вент…

Платье без единой морщинки, сухое и теплое…

– Эрн…

Элойн содрогнулась, однако стояла твердо.

– Как странно!

Я промолчал, удерживая плетение до тех пор, пока оно не завершило работу. Мои руки скользнули по теплой женской коже; холод из нее ушел, словно Элойн посидела у костра. Захотелось задержать ее в объятиях, однако в мозгу тут же всплыло давнее воспоминание о человеке, словно согретом солнечным лучом, с которым мы обнимались точно так же. Я инстинктивно отпрянул.

Ворот плаща как будто налился свинцом и снова сдавил мне шею. Я встряхнул головой, избавляясь от видения.

– Прости, если что-то не так.

Элойн молча осмотрела свое платье, перебирая пальчиками его складки, словно искала подвох.

– Я не почувствовала, как из него уходит влага… Раз – и сухое. Никакого перехода вроде «холодно, тепло, горячо». Как во сне. Даже следов не осталось, будто и не была под ливнем. – Она задумчиво примолкла, плавно взмахнув рукой. – Вокруг меня что-то двигалось и менялось, будто в воздухе зарождались токи.

Умна… Мне в свое время не удалось понять смысл формулы с первого раза.

– Это и было воздействие на внешний кокон. В конце концов мы дойдем до рассказа о созданном мной плетении. – Я опустился на кровать. – Но не сразу. Мои первые опыты были совсем иными, они и вошли в первую часть истории. Впрочем, все зависит от того, кто ее рассказывает.

Присев рядом со мной, Элойн уставилась на меня удивленно распахнутыми глазами.

– Итак, ты получила ответы на все вопросы и дала мне право кое о чем спросить тебя. – Метнув на нее выразительный взгляд, я намекнул, что право свое обязательно использую. – И все же, коли приходится сегодня играть роль джентльмена, мои вопросы подождут.

Откашлявшись, я слегка наклонил посох, чтобы его рукоять оказалась от меня на расстоянии вытянутой руки.

В груди зародился глубокий вздох, и я представил себе, как он набирает силу, способную сдвинуть с места облако или захлестнуть волной морское судно.

– Ан…

Я выдохнул, нарисовав в уме картинку: струя воздуха, обвившись вокруг посоха, смыкается в тугое кольцо. Внутри меня возник клубок пламени, и я размотал огненную спираль, свернув ткань разума, как делал в той таверне. Потянул пылающую нить за хвостик и заговорил:

– Вент… Эрн…

Выпущенная из легких струя воздуха вспыхнула и расцвела извивающимся оранжевым языком пламени.