В прошлой жизни, рассказывалось в «Махабхарате», Драупади была очень красивой и благочестивой, но несчастной девушкой, которая не нашла себе супруга… Встав на этот путь, она так поразила Шиву, что тот решил одарить ее. Она могла выбрать себе супруга, но красавица повторяла: «Я желаю супруга, наделенного сразу всеми добродетелями». И могущественный Шива предрек ей пять мужей. Так и случилось: пятеро братьев влюбились в девушку, и старший из них решил, что Драупади будет женой всем пятерым^[12].

Еще один древний эпос, датированный 1100 годом до нашей эры, «Ригведа», рассказывает, как богиня Родаси стала женой сразу двух богов – грома и молнии. Трудно представить, но в XX веке в штате Керала полиандрия продолжала существовать, как и 3000–5000 лет назад!

К многомужеству прибегали иногда от отчаяния – из-за острой нехватки женщин. Был такой эпизод в истории воинственной Древней Спарты. Античный историк Полибий писал об этом:

«У лакедемонян был искони распространенный обычай, в силу которого трое-четверо мужчин, если они братья, имели одну жену, и дети их были общие; потом, делом похвальным у них и обычным почиталось и то, если какой-либо гражданин, произведши с женой достаточное количество детей, предоставлял ее кому-либо из друзей»^[13].

Таким образом, женщина могла быть как женой нескольких братьев, как в Индии, так и разных мужчин, которым требовалось потомство. С учетом того, что дети оставались на воспитание у мужей (как и в Древнем Риме) и распоряжаться ими могли только отцы, а не матери, это был античный вариант нынешнего суррогатного материнства. Ведь получалось, что вынашивает женщина потомство не для себя, а для продолжения древнего рода, то есть для общественного блага…

В V веке до нашей эры аристократка Телезиппа^[14] из рода Алкмеонидов, тоже стала «переходящим знаменем» для нескольких знатный мужей. Сначала она вышла замуж за Гиппоника, родила ему сына, а потом сочеталась браком с афинским политиком Периклом. Когда долг Телезиппы перед семьей был выполнен – она и Периклу подарила двух наследников, а отношения с мужем «перестали обоим нравиться», женщина захотела развода. Плутарх уверяет нас, что все было сделано по взаимному согласию и Перикл сам помог Телезиппе подыскать нового супруга (возможность жить самостоятельно, не обслуживая ничьи интересы, даже не рассматривалась). Однако есть и другая версия – политик попросту влюбился в красавицу-гетеру Аспасию и изгнал ненужную и «отслужившую» жену. Так или иначе, но Телезиппа за короткий срок побывала в браке с тремя разными мужчинами.

Древнеспартанский реформатор Ликург был уверен, что общество станет куда более здоровым и целостным, если избавится от таких глупых чувств, как ревность и собственничество. Он считал нужным воспитывать в соотечественниках спокойное отношение к собственному и чужому телу. Пусть юноши и девушки занимаются спортом на равных, забыв «об изнеженности, баловстве и женских прихотях». Как говорится – в здоровом теле здоровый дух! Если спартанец взял жену, а у его друга или родственника нет достойной половины, вполне нормально, говорил Ликург, одолжить ее на время (помните Горакла, который пришел свататься к Марции?).

Прибегать к полиандрии политик считал возможным и в том случае, если «исходное качество материала» оставляло желать лучшего. То есть в союзе пожилого мужчины с юной девой дети могли и не появиться. Тогда допустимо пригласить в семью третьего, отнюдь не лишнего, – с чьей помощью и удалось бы осуществить зачатие…

Однако в биографиях лаконских царей о многомужии нет ни слова. Разумеется, измены встречались с той и с другой стороны, но полиандрические отношения не были приняты на государственном, так сказать, уровне. Значит ли это, что теория осталась теорией? И да, и нет. «Общим явлением» многомужие в Древней Спарте не стало. Его могли придерживаться в каких-то отдельных случаях, но вряд ли подобное можно считать распространенной практикой.

В конце концов, и в недавней истории мы можем тоже встретить случаи «многомужества». Вот, например, всем известный любовный треугольник Лиля Брик – Маяковский – Осип Брик.

История этих отношений началась в 1915 году обычным вечером на даче в Малаховке. Поэт приехал за город в качестве приятеля и кавалера Лилиной сестры, Эльзы^[15], и никакого впечатления на Бриков тогда не произвел. Зато несколькими месяцами позже, уже в Петербурге, когда он прочитал в гостиной свою поэму «Облако в штанах», то сорвал аплодисменты. Лиля писала, что сразу почувствовала во Владимире Маяковском большого автора. Высокий, громкий, яркий, он притягивал взгляды. Чего стоили только его удивительные «концертные» наряды вроде желтых или красных рубашек! Осип Брик был буквально обескуражен талантом молодого гения. Настолько, что сразу принял решение оказать ему финансовую поддержку – «Облако» и следующее произведение были напечатаны на деньги Осипа Брика. 1916-й год троица уже отмечала вместе, а спустя какое-то время, после Октябрьской революции, съехались. Их союз вызывал восхищение, презрение, ненависть и непонимание.

Поэту Андрею Вознесенскому Лиля Брик рассказывала: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал».

Занятно, что она же писала, что с мужем они «физически расползлись» еще задолго до встречи с поэтом. Так где же правда?

Сам Маяковский в поэме «Флейта-позвоночник» отчасти признавался в том, что его отношения с Лилей пересекались с ее отношениями с мужем.

А я вместо этого до утра раннего
В ужасе, что тебя любить увели,
Метался и крики в строчки выгранивал,
Уже наполовину сумасшедший ювелир…

Несмотря на непростой «тройственный» союз, поэт не чурался легких увлечений. Одним из них стала Татьяна Яковлева, парижская манекенщица-эмигрантка. С этой женщиной связывают красивую легенду. Якобы Маяковский был настолько покорен Татьяной, так сильно ее полюбил, что заплатил одной цветочной фирме, чтобы она регулярно на протяжении долгих лет поставляла Яковлевой букеты. Когда его не стало, цветы по-прежнему приносили, с тем же комментарием: «От Маяковского». Они помогли женщине выжить в голодное военное время – с продажи букетов получалось выручить денег! …Красиво? Да! Однако, скорее всего, это всего лишь литературная байка.

На самом деле все было намного прозаичней. В октябре 1928 года Маяковский действительно приехал в Париж. При нем был длинный список вещей, которые требовалось купить, написанный Лилей Брик, – от чулок до «автомобильчика». С Татьяной Яковлевой поэта познакомила Лилина сестра, Эльза, причем с весьма определенной целью – Маяковский должен был забыть о своем кратковременном увлечении Элли Джонс. Та (кстати, у нее была дочь от поэта) находилась во Франции и могла попробовать уговорить Маяковского уехать вместе с ней в США.

Яковлева была красивой и жизнерадостной девушкой, поэтому понравилась мужчине с первого взгляда. Увлеченный поэт любил широкие жесты – он позвал Татьяну вернуться в Советский Союз и предложил выйти за него замуж. Та ответила отказом. Возвращаться на Родину она не планировала.

Эльза Триоле писала: «Он всегда ставил на карту все, вплоть до жизни. Откуда ей было знать, что она в жизни Маяковского только эпизодическое лицо?»^[16] – и была совершенно права. Поэт быстро влюблялся, но так же быстро остывал. Была у него короткая связь с Натальей Брюханенко, которой он предложил «любить ее на втором месте», ведь первую ступень пьедестала всегда занимала Лиля. С Яковлевой долгих отношений не получилось. Брик ждала его – вместе с туфлями, чулками, бусами и машиной. Поэтому, оставив Татьяне букет цветов, Маяковский вернулся назад. Тем не менее «Таник» – так он обращался к Яковлевой – продолжала получать от него письма – лихорадочные, страстные послания, сбивавшие девушку с толку, ведь она принимала ухаживания не только от Маяковского, который к тому же находился далеко и казался слишком ненадежным! Краткая встреча в феврале 1929 года – снова в Париже – ничего не изменила. Таник осталась в прошлом, сердце поэта вновь забилось сильнее в присутствии Вероники Полонской, а Яковлева вышла замуж за виконта Бертрана дю Плесси.

Жена виконта не испытывала нужды, так что вряд ли ей требовалось продавать букеты, чтобы прожить даже в суровые годы Второй мировой войны. Да и в своих письмах Яковлева не упоминала о продолжающихся подарках от Маяковского. Кроме того, после смерти дю Плесси она снова вышла замуж и покинула Париж. Куда же доставляли цветы? Какая скромная цветочная фирма, получившая столь невероятный заказ, согласилась бы умолчать о нем? Так что история – просто романтичная легенда.

Еще одним своеобразным полиандрическим союзом отметились Николай Некрасов, Авдотья Панаева и ее законный супруг. Красавица была дочерью артиста Александринского театра, а ее крестной матерью стала знаменитая Елизавета Сандунова^[17]. Все говорило в пользу того, что Авдотья тоже станет актрисой, но она выбрала другую стезю – литературную. Выйдя замуж за начинающего писателя Ивана Панаева, женщина и сама проявила себя как мастер слова. Например, роман Некрасова «Мертвое озеро» – одно из самых значительных его произведений, настоящая энциклопедия русской жизни – написан в соавторстве с Авдотьей.

Панаевы жили вместе с Некрасовым, связь Авдотьи с писателем продлилась 17 лет. Эти отношения называли в то время по-французски menage a trois, и о них много говорили в Петербурге. Известно, что от Николая Некрасова у Авдотьи было двое сыновей, но оба мальчика умерли в детстве. В конце концов мучительный союз распался. Литератор увлекся французской актрисой Селиной Лефрен, а потом женился на бывшей крестьянке Фекле Викторовой (злые языки утверждали, что она была работницей борделя и поэт выиграл ее в карты), ну а Авдотья после смерти мужа и разрыва с Николаем вышла замуж еще раз.

Законными третьими, и совсем не лишними, в XVIII веке в Италии становились… чичисбеи. Так называли мужчин, чьей задачей было хранить честь дамы, сопровождать ее повсюду, словно дуэнья, оберегать от посторонних глаз и становиться гарантом ее целомудрия.

Нанимать чичисбеев вызывались сами мужья, а затем платили «кавалерам» жалованье. Их выбирали из числа обедневших дворян или рыцарей-иностранцев, не имеющих средств к существованию. Главное, чтобы они были приятны внешне, умели вести себя в обществе и строго следили за каждым шагом женщины, к которой их приставляли.

Считалось, что знатная итальянка не может выходить на публику без сопровождения. У незамужней девушки обязательно имелась компаньонка, с ней могла появиться няня, старшая родственница (правда, незамужняя старшая сестра таковой не считалась) или кто-то из мужчин ее фамилии. Дама, у которой был муж, имела право выходить из дома с горничной, допускалось общество деверя, свекрови или… чичисбея.

Вообще-то изначально дворян нанимали, чтобы они выполняли роль охраны. Апеннинский полуостров – место кипящих страстей! Женщин воровали с целью выкупа, невест крали для тайной женитьбы… Затем их роль стала ассоциироваться с социальным статусом: если у дамы есть чичисбей – значит, она занимает высокое положение в обществе, а у ее супруга имеются деньги, чтобы оплачивать столь дорогостоящую прихоть!

Мы знаем, добродетель Дездемоны
От клеветы бедняжку не спасла.
До наших дней от Рима до Вероны
Случаются подобные дела.
Но изменились нравы и законы,
Не станет муж душить жену со зла
(тем более – красотку!), коль за нею
Ходить, как тень, угодно чичисбею.

Д. Г. Байрон. Беппо

Ах, этот Байрон! Он ведь и сам добровольно стал чичисбеем красавицы графини Терезы Гвиччиоли. Только яркая аристократка доверяла ему не свою безопасность, а влюбленное сердце. Дело закончилось тем, что она ушла от мужа и даже потребовала развода. В католической Италии! В XIX веке! Разразился скандал, на который Гвиччиоли не обращала никакого внимания.