Завоевание Западной Римской империи варварами надолго погрузило некогда процветавшие области и расположенные в них города в хаос и запустение. Оживление старых античных городов пришлось на VI–VII века, а позднее к ним прибавились и те города, которые были основаны в период раннего Средневековья (таковы, например, Венеция, Феррара, Витербо). Жизнь в них развивалась в соответствии с закономерностями, присущими феодальной системе, утвердившейся повсюду в Европе. Монастыри и крупные феодалы (гранды, магнаты), владевшие большими поместьями и крепостными крестьянами, стремились подчинить города своей воле, наложить ограничения на их экономическое развитие. Городское население, конечно, противилось этому и постепенно добивалось все большей самостоятельности, обеспечивавшейся успехами в торговле и ремесле. Уже в XI–XII веках во многих городах были созданы самоуправляющиеся коммуны во главе с представителями знати («капитанами»). Этот процесс натолкнулся на легко объяснимое сопротивление со стороны императоров, но в 1183 году даже один из самых могущественных среди них – Фридрих I Барбаросса – все же вынужден был признать коммунальные свободы. Однако возможности городов самим определять свою судьбу в действительности стали существенно ограничивать подеста – присылавшиеся императором наместники, наделявшиеся широкими полномочиями (первое упоминание о подестате как уже сложившейся форме исполнительной власти относится к 1193 году). В противовес императорским наместникам советы городских коммун назначали собственных полномочных представителей – «капитанов народа» (capitano del popolo).

Укрепление авторитета городов вызывало ожесточенное сопротивление окрестных феодалов («сеньоров») и духовенства, что нередко приводило к кровавым стычкам. Но постепенно сеньорам приходилось менять привычный образ жизни. Многие из них переселялись в города, где продолжали борьбу за власть и привилегии. В городах для бывших сеньоров сооружались хорошо укрепленные дворцы, похожие на загородные замки; нередко они приобретали вид высоких крепостных башен. Такие башни, как и крепостные стены, как правило, окружавшие города, придавали им облик, характерный для Средневековья. В такой же мере типично средневековыми становились постепенно планировка и застройка городов Италии – и это несмотря на то, что в основе планов тех из них, которые вели свое происхождение от лагерей римских легионеров, нередко сохранялись следы былой регулярности. Со временем, однако, на смену римским «кардо» и «декуманус» – то есть главным прямолинейным магистралям, ориентированным по странам света, – приходила запутанная сеть узких, искривленных улиц и переулков с плотно застроенными кварталами между ними.

Экономическому прогрессу большинства итальянских областей помогало освобождение крестьян от крепостной зависимости, что давало возможность некоторым из них становиться жителями городов и пополнять ряды «пролетариата» – превращаться в наемных рабочих. Этот процесс активнее всего развивался во Флоренции, где раньше, чем в других городах, зародилось мануфактурное производство – далекий прообраз будущих капиталистических предприятий. Победу коммуны над грандами во Флоренции ознаменовало принятие новых городских законов – Конституции 1250 года (Primo popolo) и «Установления правосудия» (Ordinamenti della giustizia) 1293 года^[27]. Последний акт существенно подорвал былое всесилие дворянства, отдав власть в руки пополанов – то есть свободных горожан, объединенных в ремесленные цехи (в Италии, в отличие от городов других европейских стран, в них входили не только собственно ремесленники, но и торговцы). Уже к началу XII века цехи сумели стать в городах влиятельной общественной силой. Их количество в каждом городе зависело от численности населения и хозяйственной специализации. Во Флоренции, в частности, в 1282 году насчитывалось 32 цеха, но спустя пять лет в результате объединения некоторых из них это число уменьшилось до двадцати одного. В цехе могли состоять представители разных профессий, зачастую имевших не много общего. Во флорентийский цех врачей, к примеру, входили также живописцы и шорники^[28].

Вид Флоренции. Фрагмент картины делла Катена (копия). Между 1470 и 1480

Цехи отнюдь не ограничились ролью профессиональных объединений, но активно занялись и политической деятельностью. Ремесленники-пополаны не представляли собой однородной массы. Члены более влиятельных («старших») цехов составляли «жирный народ» (popolo grasso). Ниже в социальной иерархии располагались те, кого объединяли младшие цехи («тощий народ», popolo minuto). Положение, промежуточное между ними, занимали средние цехи. Наемные рабочие, жестоко эксплуатировавшиеся цехами, практически не имели никаких гражданских прав. Противостояние разных сословий не раз приводило к волнениям и даже кровопролитию. Так, в XIV веке сильные народные волнения произошли во Флоренции, Сиене, Перудже и других городах Италии. Из этих волнений самым ожесточенным, сопровождавшимся жертвами, стало восстание «чомпи» – флорентийских чесальщиков шерсти, к которым примкнули не только рабочие других профессий, но и кое-кто из «тощего народа». Тогда впервые в истории восставшие наряду с экономическими претензиями предъявили властям и политические требования, но успеха не добились; восстание было подавлено. Эти события произошли в 1378 году, когда из памяти горожан еще не успели изгладиться ужасы «черной смерти» – чумы, опустошившей Флоренцию, как и многие другие города, тридцатью годами раньше.

Процессия с реликвией Св. Креста на площади Св. Марка в Венеции. Картина Джентиле Беллини. 1496

Напряженность, создававшаяся в городском сообществе социальным расслоением, усиливалась еще и из-за политических разногласий. В итальянских городах-государствах существовали две крупные политические партии – гвельфов и гибеллинов, объединявшие сторонников соответственно папы и императора. Однако разницей в политических предпочтениях партии не ограничивались; опорой им служили все-таки разные социальные слои: крупные феодалы – для гибеллинов, городские пополаны (нередко в союзе с рыцарями-нобилями) – для гвельфов. Неудивительно, что гвельфы и гибеллины всегда находились в состоянии острого соперничества, часто переходившего в открытую вооруженную борьбу. Но и в рядах одной партии нередко возникали противоречия. Ими объясняется появление во Флоренции враждовавших друг с другом «черных» и «белых» гвельфов. Противостояние закончилось тем, что в 1301 году «черные» гвельфы, одержав при поддержке папы Бонифация VIII победу, изгнали из Флоренции «белых», лишив их имущества и домов. Среди изгнанников оказался великий Данте. Он никогда уже не смог вернуться в родной город; выдающийся сын своего времени в 1321 году скончался в Равенне.

Двор герцога Гонзага. Фрагмент фрески Андреа Мантеньи в Камере дельи Спози замка Сан-Джорджо в Мантуе. Между 1465 и 1474

В результате общественных преобразований конца XIII столетия во Флоренции утвердился, по существу, республиканский строй. Городским правительством стала синьория; в ней был образован совет в составе девяти членов, причем семеро из них избирались старшими цехами. Послужившая в какой-то мере образцом для ряда других городов, республиканская форма правления во Флоренции просуществовала до 1434 года, когда в городе окончательно утвердилась «тирания» семейства Медичи. Но и при диктатуре Медичи сохранялась синьория во главе с «гонфалоньером справедливости». Позже гонфалоньер стал выполнять функции председателя синьории, число членов которой постепенно увеличилось^[29].

Иная система управления городом сложилась в Венеции, республиканский строй которой не подвергался изменениям на протяжении нескольких столетий – до конца XVIII века. Всей полнотой власти здесь обладал Большой совет, выражавший интересы нобилитета – правящей знати. Из числа его членов ежегодно избирался Совет десяти, управлявший текущими делами государства; пожизненным главой Совета десяти был дож^[30]. Но республиканская Венеция была далека от демократизма Флоренции и представляла собой достаточно яркий образец олигархического режима. Его стабильность, однако, современники могли воспринимать (особенно на фоне, образуемом большинством других итальянских государств) не только как свидетельство поразительной устойчивости избранной венецианцами формы правления, но и как признак застоя, неспособности к развитию. Правда, подобные сомнения довольно убедительно опровергались экономическими успехами республики, обеспечившими ей подлинное богатство. Внешне оно наглядно выражалось, например, в особой пышности городских праздников и торжественных процессий (нередко возглавлявшихся самим дожем), очень любимых венецианцами. Да и внешний облик города поражал всех, кто его видел, живописной красочностью, заметно отличавшей Венецию от гораздо более сдержанной и даже суровой Флоренции того же времени.

В ряде других итальянских городов-государств тоже возникали предпосылки для формирования демократической системы, подобной флорентийской. Однако в них нередко раньше, чем во Флоренции, система такого рода уступала место режиму единоличной власти – синьории, или тирании. Обычно на вершину этой власти восходили представители наиболее влиятельных и удачливых аристократических фамилий, обладавшие большими состояниями. Первые итальянские тираны громко заявили о себе еще в XIII веке. В Ферраре, в частности, это были представители семейства д'Эсте, в Сиене – Петруччи, в Падуе – Каррарези, в Вероне – Скалиджери, в Перудже – Бальони. Мантуей в 1328 году начало управлять семейство Гонзага. В 1433 году Джан Франческо Гонзага получил титул маркиза, а столетием позже правители из этого семейства стали именоваться герцогами. В Милане в 1317 году пожизненным сеньором города провозгласили Маттео Висконти. На исходе того же столетия один из его преемников был удостоен титула герцога. Но в следующем веке к власти в Милане пришел Франческо Сфорца – сын крестьянина, отважный кондотьер и мастер политической интриги. Он явился основателем новой династии тиранов, одним из наиболее ярких представителей которой был Лодовико Моро, правивший с 1479 по 1499 год.

Для того чтобы захватить, а затем и удержать власть, тем, кто претендовал на роль тирана, надо было не только забыть о нравственности, но и доказать свою способность к настоящим злодействам. Основываясь на исторических свидетельствах, Я. Буркхардт дает в своем труде яркую характеристику «государства как произведения искусства» – искусства интриговать, шантажировать, обманывать и убивать, невзирая ни на какие моральные запреты и христианские заповеди. Именно такой подход к разрешению государственных проблем своего времени теоретически оправдывал Никколо Макиавелли (1469–1527) – один из крупнейших мыслителей и писателей эпохи Возрождения, видевший главный источник несчастий, постоянно обрушивавшихся на Италию, в политической ее раздробленности. «Государи, – утверждал Макиавелли, – должны обладать гибкой способностью изменять свои убеждения сообразно обстоятельствам и… если возможно, не избегать честного пути, но в случае необходимости прибегать и к бесчестным средствам»^[31].

От светских властителей того типа, существование которого допускал Макиавелли, ничем не отличались и папы. При папском дворе тоже процветали интриги, подлоги, обманы, там тоже не брезговали самыми бесчеловечными методами для того, чтобы избавиться от соперников на пути к прибыльной должности или вожделенному сану. По сравнению со светскими городами-государствами Рим в XIV веке находился в еще более трудном положении. В период Авиньонского пленения город испытал длительный упадок, он был лишен устойчивой власти, способной позаботиться о жителях, дать им работу и защитить от произвола соперничавших знатных фамилий или заурядных разбойников, гнездившихся в античных развалинах и предместьях. Безрезультатной оказалась в этих условиях попытка Кола ди Риенцо «утвердить новое господство над Италией» в расчете на «непостоянный энтузиазм выродившейся римской толпы»^[32].