Но что-то и беспокоило. Заставило сердце биться по-иному, как-то взрослее. Это трудней всего понять. Всё же она разобралась. Вот, оказывается, в чём дело! Друзей, а вернее сказать, дружбу нельзя бросать на полдороге. Нельзя так: подружилась немного и до свидания. В следующий раз ещё подружимся через месяц. На такую твою дружбу люди обижаются и чувствуют себя неуютно на свете. Оказывается, даже такие самостоятельные и взрослые, как Огоньков или старик ботаники.

Ольга прикинула, сколько же она с ними не виделась… Выходило, что недели две или даже больше. В общем, как стала с Галинкой ходить в путешествия. Значит, это из-за Галинки получилось?.. Вот как, из-за Галинки… Но ведь и Галинку теперь не бросишь, не оставишь на полдороге. Тем более, она младшая…

Уже лёжа в постели, в тёмной пустой комнате (мама ушла и сказала, что вернётся часов в десять), Ольга опять стала думать про это… Вот Огоньков, скажем. Сам он дружбу на полдороге может бросить очень легко. Ольга в этом убеждалась не раз. А теперь тот же Огоньков, будто забыв про свои собственные поступки, обижается как ни в чём не бывало… Странно!

* * *

На следующий день по школе гремела история. Огромный ком слухов, былей и небылиц катился по старшеклассным этажам. И когда скатился наконец в Ольгин коридор, был уже, наверно, величиною с земной шар. А в середине его сверкало, больно ударяя Ольге в глаза, одно имя – Огоньков!

Ужас, чего только не наговаривали! Что Огоньков подрался с учителем рисования, что разбил со злости витрину с кубками и грамотами, что целых два урока сорвал… Галинка ей шептала на ухо ещё и ещё всякие злодеяния. Такого, пожалуй, не могла бы натворить и целая банда отпетых второгодников.

– Ты зачем шепчешь-то? – сердито спросила Ольга. – Какой тут секрет? Все об этом треплются!

– А… а чего? – удивилась Галинка. – Я ничего!

– Просто неохота враньё слушать!

Галинка растерянно на неё уставилась. Они продолжали идти по коридору в длинной-длинной веренице пар. Так уж было заведено на втором этаже… Галинка сняла руку с Ольгиного плеча. Кто-то уже нетерпеливо наступал им на пятки: «Не отставай, не отставай!»

– Ты чего, с ним знакома, с этим Огоньковым? – медленно спросила Галинка.

Но ответить Ольга не успела. Какой-то шелест, какой-то ветер пронёсся вдруг по второму этажу. Все смотрели в одну сторону. Даже, можно сказать, в одну точку. По коридору свободной своей походкой, никого не замечая, шёл Огоньков. И все безропотно расступались перед ним, будто он ехал на невидимом автомобиле. Только одна пожилая учительница сказала ему очень спокойно:

– Что же ты не здороваешься, Геннадий?

– Здрасте. – Он сказал это и так кивнул – легко, словно здороваться с учителями не была его прямая обязанность, словно он встретился с нею на улице или мельком в метро.

Огоньков искал кого-то глазами. И Ольга поняла кого – её.

А длинная вереница пар уже сбилась, завихрилась, оттеснив двух-трёх дежурных учительниц куда-то к стенкам. Народ валом валил за Огоньковым. Ольга на мгновение поймала его взгляд и сразу крикнула:

– Генка! Гена!..

Опять шелест пронёсся по коридору. Народ вокруг Ольги начал таять, таять. Ольга одна осталась. А вокруг пустое пятно коридора. Лишь Галинка стояла рядом с нею, словно прилепленная.

– Привет, – кратко сказал Огоньков и взглянул на Галинку. – Это кто такое?

– Подруга моя!

– Да? Хм…

Звонок зазвенел, извечный школьный возмутитель спокойствия. Галинка ойкнула, ещё раз быстро чиркнула глазами по Огонькову и помчалась к своему классу. Огоньков этого словно даже не заметил.

Ольга закусила губу: ей самой надо было бежать. Всё же она осталась. Но слова огоньковские доходили до неё плохо, как будто застревали где-то и потом медленно просачивались в голову. Огоньков говорил что-то важное, а Ольга вместо этого слышала громкие команды учителей и топот сотен тапочек: классы бежали строиться – каждый перед своей дверью.

Ольга изо всей силы постаралась прислушаться к Огонькову.

– Значит, поняла? Поднимешься к нам, в дверь не звони. Тихонечко стукни, чтоб дед ничего не слышал… Я тебе сам открою.

И ушёл. Ольга осталась одна в пустом, торжественном коридоре. Двери классов были уже закрыты. Ольга пошла по этой тишине, словно канатоходец по канату – осторожно, чтобы не оступиться, не наделать шуму…

Робко вошла в класс. Остановилась. Все смотрели на неё. Таня Лазарева шептала что-то на ухо Светлане и незаметно показывала на Ольгу пальцем.

– Садись, Яковлева! – сказала Наталья Викторовна. – И никогда больше не опаздывай!

Ольга быстро села к себе за парту, раскрыла тетрадь. Сейчас была арифметика. По одному, по одному в её памяти стали выплывать огоньковские слова. Надо после уроков пойти в шестой «В», взять Генкин портфель и отнести к ним домой. Но так, чтоб старик ботаники ничего не понял…

Кончилась арифметика, словно одна минута прошла. Наталья Викторовна сказала:

– Все быстро выходят из класса. Дежурные открывают окна. Ольга Яковлева подойдёт ко мне.

Класс опустел. Ольга стояла подле учительницы.

– Ты сегодня на арифметике ничего не делала, девочка. (Ольга молчала.) Дома решишь две задачи, вот эту и эту. – Она показала Ольге по своему учебнику, – а потом задание, что всем. Запомнишь?

Ольга кивнула.

– А этот Гена Огоньков, он что?.. Ты дружишь с ним?

– Он же мой вожатый! – поспешно оправдалась Ольга. Но тут ей стыдно стало, она добавила: – И дружу.

* * *

Огоньков ждал её на лавке у своего подъезда. Помахал рукой, пошёл навстречу. Ольга, пыхтя, сгрузила оба портфеля прямо на асфальт – уморилась.

– Ну что? Ни жива ни мертва? – усмехнулся Генка.

Она сердито пожала плечами, не стала отвечать. Знал бы этот Огоньков, каково было войти в чужой класс, влезть в чужую парту! Хорошо ещё, шестиклассники на труд ушли!.. А потом надо через всю школу красться с двумя портфелями. А почему с двумя? Любой спроси – вот тебе и попалась!.. А потом надо ещё было пройти мимо нянечек, которые разговаривали, стоя у входных дверей!..

Но странно, никто даже не посмотрел на неё. Несёт человек два портфеля – ну и тащи себе на здоровье! Лишь один мальчишка (совершенно чужой, не из их даже школы, кажется) крикнул вслед:

– Профессорша! В одном портфеле двойки, в другом колы!

Но это уж было что… Ерунда!

Огоньков легко взял оба портфеля в одну руку, сказал:

– Пойдём к нам, с дедом повидаешься. Лифт он почему-то не вызвал. Потопали пешком по широкой и пологой лестнице. Огоньков рассказывал:

– Гога на меня орёт…

– Какой Гога?

– По рисованию… Орёт: «Без родителей не пущу!» А родители мои на том свете. – Огоньков криво усмехнулся. – Да что я ему, объяснять буду? Повернулся и ушёл.

Ольга вздохнула. Сбоку, снизу вверх глянула на Огонькова. Лицо у него было злое.

– Подходит Карпова: «Огоньков, тебя вызывают на совет дружины». Воскресенский, прилипало: «Пора, Гена, за ум браться». Я бы с ним поговорил один на один!..

Ольга не знала ни Карпову эту, ни Воскресенского, ни других шестиклассников, про которых говорил Генка, всё время как-то небрежно, хмуро. Ольге тяжело было слушать его. И чувствовала она: так не бывает, чтобы целый свет был виноват против одного человека. И когда Огоньков снова начал свою злую руготню, она прямо так ему и сказала.

– Много ты, я вижу, знаешь! – Генка обиженно дёрнул плечом. – Я ж тебе честно рассказываю, как дело было: один лезет, другой дёргает, третий ещё чего-нибудь!.. А ты говоришь: не бывает.

– А первый кто начал? Ты или они?

Огоньков удивлён был её вопросом:

– Первый? Какой первый?.. Не всё ли равно!

– Конечно, нет! – загорячилась Ольга. – Например, я тебя тресну… (Тут Огоньков улыбнулся на её слова.) Погоди!.. Вот я тебя тресну, а ты мне сдачи. И нас к директору. Кто виноват будет?

Огоньков хмыкнул:

– Обоим в дневник и запишут. За драку.

– Ну пускай даже обоим запишут! А по справедливости?.. Кто виноватее – ты или я?

Они стояли уже на площадке перед огоньковской квартирой. Генка подкидывал на ладони ключ от английского замка`.

– Ну, тут всё ясно, Оль. Только не всегда же так бывает, что во всём разберёшься до ниток, правда?.. Вот, например, две вещи. Утюг горячий и тряпка мокрая. Что утюгом по тряпке, что тряпкой по утюгу – одинаково получается.

– Что одинаково? – не поняла Ольга.

– Шипение будет! – сказал Огоньков наставительно. – Так же и у меня с этой школкой.

– А как же… – Ольга растерялась немного. – А почему ж ты…

Она хотела сказать: что ж ты, мол, не разберёшься. Взял бы да и разобрался раз и навсегда!.. Но Генка, видно поняв её, не дал договорить, перебил на полуслове:

– А почему ж ты?..

– Чего?

– В футбол не играешь.

– Я?!

– Ну ты, конечно! Я-то, лично, играю.

– А мне не нравится. – Ольга удивлённо пожала плечами: зачем он спрашивает? – Я и не умею…

– О! – Генка многозначительно поднял палец. – То же самое и я, понятно?

– Хитрый! – засмеялась Ольга. – То футбол, а то учиться!

– «Учиться, учиться»! – сказал Огоньков раздражённо. – Можно и в другом месте поучиться.

– Не надо тебе в другом! – тихо попросила Ольга. Ей опять представилось, что она одна в этой школе, а Генки нет. – Оставайся. Учись, да и всё.

– Какая ты милая! – ехидно сказал Огоньков. – Сама бы оставалась, когда за каждую мелочь цепляются! Ты чихнёшь, а на тебя целый горный обвал катится… В общем, не буду я здесь. Из школы сматываюсь, понятно?.. Деду – ни звука!

– Как это «сматываюсь»?

– Рвану в школу юнг в Одессу!

– Ты чего, правда?

– Кривда! – усмехнулся Огоньков. – Конечно, правда!

Господи! Как глупо он придумал. Ольга училась всего лишь во втором классе, но всё-таки знала – в детских передачах слушала, в одной какой-то книжечке даже прочитала, – что всегда мальчишки куда-то убегают. И всегда получается ерунда! Выходит, Огоньков сейчас говорил как самый обычный мальчишка. Ольга посмотрела на него другими глазами, будто она была старшая, а не он.

– И никак тебя туда не примут.

– Почему это?

– Так тебя там и ждут!

– Ладно!.. Не бойся!..

– И туда экзамены надо сдавать!

– Замолчи ты!.. – Он запнулся. – Дед услышит…

Нет, Генка, не потому ты закричал: «Замолчи!», что дед услышит. Просто ответить тебе было нечего!..

* * *

Квартира Огоньковых празднично изменилась. Ольга сперва не поняла, в чём дело. Потом поймала новый запах. Верней, не такой уж новый. Однако поверить себе не могла. Быстро пошла в комнаты… Ой! Вот так чудо! Все окна, и верхушки шкафов, и островки свободных мест на книжных полках, и письменный стол старика ботаники, и даже обеденный стол – всё уставлено было цветочными горшками!

Борис Платоныч ходил по комнатам следом за Ольгой, словно заново любовался своим богатством. Говорил:

– Вот и вернулись! Видишь, какие красавцы! Тут что ни горшок, то и диковинка… Такие умницы!

– Где ж они были? – спросила Ольга.

– Да всё по знакомым, по соседям, – вздохнул старик ботаники. – Скитались кто где…

Он говорил о растениях, как о людях почти!..

– Деду врач сказал, – пояснил Огоньков, – что от цветов сердечникам вред, а если ещё астма… – Огоньков рукой махнул, помолчал. – Вот мы и отдали временно. А вышло, без них он ещё хуже извёлся.

Старик ботаники смущённо хмыкнул, словно Огоньков его в чём-то уличил.

– Я теперь и на воздухе больше бываю, – сказал Борис Платоныч, как будто оправдываясь. – Я ведь на пенсию, девочка, вышел. Уж теперь на окончательную! (Сердце у Ольги сжалось.) Геня мне обещал в школе выправиться… И по его словам… – Старик ботаники выжидательно посмотрел на Ольгу.

– Говорят же тебе, всё путём! – быстро включился Огоньков. – Кончай, дед, свою бодягу!

Ольгу такое зло взяло на этого Огонькова! Сам же врёт и сам же ещё орёт!.. А старик ботаники, как всегда от огоньковского крика, растерялся, голову опустил и тихо вышел из комнаты. Странно было на него смотреть и жалко. Не умел он ссориться и никого, видно, не умел воспитывать, кроме своих цветов…

Ольга шёпотом накинулась на Огонькова.