14

У нас с собой была картошка, но пока никто не успел проголодаться. Мы сгрудились вокруг DJ Кривды, я подбросил дров, и огонь раскрыл красные ладони перед его мокрым лицом. Ему все время надо было что-то держать в руках, банку, палочку, горсть травы. Он переводил взгляд, ища спасения. Никто из нас не мог ему помочь, никто из нас об этом не знал. Сикорка сказал:

– Давайте скажем прямо. Барышня на тебя запала. Видал того дебила, с которым она гуляла раньше? Хапнула тебя – и порядок. Но еще можно отбиться. Надо узнать, твой ли это ребенок. Как знать, может, она совсем дура?

– Не знаю. Говорила как обычная девушка.

– Вот увидишь, так и будет. Телка к тебе приклеится, совьете гнездышко, а она так тихонько устроит выкидыш и все вернется в норму. И вообще, говорю тебе, может быть, ребенок того парня, а не твой?

– Как это не мой? Иисусе…

– Кстати, говоря об Иисусе, может, она того, избавится? Выходы найти можно, деньгами скинемся. В одной Польше с этим трудности. В Лондоне матери дочкам аборт покупают на восемнадцатый день рождения, а у нас тут три года за факт склонения. Это чтоб ты знал. Не шучу.

Я пытался вклиниться, но думал о себе. Я никогда не хотел иметь детей, но завидовал DJ Кривде – сделал с Никой то, чего я не смог. Хорошая она девушка-то. Рассказала ли ему о моей неудаче? Если останутся вместе, то рано или поздно расскажет.

– Я рос без отца, и было не так уж плохо. – Пришла моя очередь давать советы. – Плати честно, но не женись, если Ника тебе не подходит. Ты нормальный парень. Тетка тебе поможет, да и ребенок не так уж дорого обходится. Сначала, конечно, будет говно, Ника встанет на уши, чтоб тебя удержать. Но и мы в свою очередь встанем за тебя стеной. И твоя тетка из Кракова тоже. И ни у кого не будет права назвать тебя подлецом, и ты не смей о себе так думать.

Девичий смех от соседнего костра становился все громче. Трудно было не узнать в нем призыв. Слышался стук стекла о камни. DJ Кривда поглядывал туда, как на дом, вход в который ему заказан. У Блекоты светились глаза.

– Дети важнее всего, – сказал он. – Мы должны уважать наших родителей и воспитывать собственных детей так, чтобы они нас уважали.

– Сиськи у тебя режутся, что ли, – отозвался DJ Кривда, но слушал дальше.

– Возьми ребенка себе. Ты умный парень. Иначе Ника отдаст его дедам или еще кому-то, найдет какого-нибудь утырка, сварганит с ним еще одного ребенка, а на твоего ребенка забьет. Ника на такое пойдет. Она ведь хочет закончить институт.

– Так и я хочу.

– И закончишь. Тетка им займется. От матери-одиночки все хотят избавиться. А отцу-одиночке каждый звездочку с неба достанет. Преподаватели пойдут навстречу. Работу получишь получше, а работать придется поменьше. И знаешь, что еще? Телки обожают таких папаш. У тебя впереди лет десять потрахушек точно. Отвечаю. Дети самое главное.

– Да тебе-то откуда такое знать? – вступил молчащий до сих пор Тромбек, и Блекота понурил голову. Тромбек сидел неподвижно, опустив ладони между колен, и смотрел в огонь. – Вы все неправильно рассуждаете об этом. DJ Кривда сделает то, что ему судьба подсунет. То, что ему велят. Вот так оно все на самом деле. Так что я бы вообще этим себе голову не морочил. Важно, чтоб ты понял, что это не конец света. Через двадцать лет ребенок вырастет, а ты все еще будешь молодым, и ничего от тебя не уйдет. А теперь задумайся хорошенько, что для тебя важно, что радует и что ты хочешь спасти. Ответственность – это одно. Ты должен быть ответственным. Но второе – это сохранить себя, потому что важны все. Ты, она, ребенок. Никто не важнее других. Так что говорю тебе, спаси себя.

Его равнодушный голос звучал так, словно говорил кто-то много старший. Тромбек, похоже, был сам поражен своими словами, не ожидал, что может такое сказать. Вдали зазвучал плеск. Одна из девушек прыгнула в воду, расплескивая отражение костров. Вынырнула, от нее пошли волны. Волосы растекались по черной поверхности. Позвала подруг за собой.

15

Блекота рвался искупаться, но ни у кого, кроме него, не было желания. Он разделся, открыв татуировку на худом плече. Два дракона переплетались между собой, черный смыкал клыки на белом, а белый – на черном. Попросил подождать его, сложил ладони над головой и прыгнул с громким плеском. Крикнул, что вода отличная и мы дураки, что сидим на берегу. DJ Кривда буркнул, что он пьян и может утонуть, от контраста тепла и холода остановится сердце. Уткнулся подбородком в колени и повторял: «Может, так и лучше, может, так и лучше».

Я вытащил толстый короткий сук, разворотил угли и уложил картошку. Картофелины показались мне яйцами в гнезде саламандры. Старательно засыпал их обратно, добавил дров. Тромбек подсел к DJ Кривде, и они шептались о чем-то, чего я не мог услышать. Думаю, жаловались друг другу на то, как тяжела жизнь, и наверняка считали себя старше, чем на самом деле были. И были правы, ибо нет никого старше восемнадцатилетнего парня, который избил собственного отца или только что сделал ребенка.

Блекота сделал пару кругов, собрался с духом и двинулся в сторону девушки. Плыл баттерфляем, высоко взметывая воду. Как назло, девушка, казалось, ничего не замечала, но, когда наконец посмотрела в его сторону, не выказала удивления. Все так же качалась на воде и кричала подругам что-то, а Блекота двинулся вокруг нее, сменив стиль: повернулся на спину, так что грудная клетка его, худая и мокрая, заблестела под слепой луной.

– О, тащатся к нам, – сказал Сикорка из-за костра.

Так и было, хотя и не совсем точно: одна из девушек отделилась от остальных, чтобы исчезнуть вне круга света. Мы слышали, как она продирается сквозь кусты и ломает ветки. Она шла над самым обрывом, и Тромбек начал задумываться, не выйти ли ей навстречу. Я ответил, что так мы ее только испугаем, и глянул, как дела у Блекоты. Тот прекратил свой брачный танец. Висели с девушкой в воде друг напротив друга, разговаривали. Одновременно поплыли в сторону берега, остановившись в воде у известняковой ступеньки. С длинными распущенными волосами, они напоминали подводные создания, радующиеся последнему теплому дню; скоро осень загонит эту пару обратно в глубину.

Вторая девушка сошла с тропинки над обрывом и встала, освещенная, близ нас. Это была Ника. Явно ожидала застать тут кого-то другого. Я сразу увидел, что DJ Кривда говорил правду. Ника тоже поняла, что мы уже знаем. DJ Кривда выглядел так, словно увидел привидение. Он попробовал встать, но не удержался на ногах и рухнул задницей обратно на траву. Ника просто исчезла. Только что стояла с нами, и через мгновение ее уже не было. Мы услышали тихий плач, сразу оборвавшийся. DJ Кривда попытался пойти за ней, но тут же вернулся и достал очередную банку пива.

Блекота, вцепившийся в скалу, еще сильней напоминал гнома. Рухнул в воду, поджимая ноги. Девушка последовала его примеру. Они смеялись. Она закинула руки ему на шею. Ника вернулась к своим, бросила в огонь пару щепок, встала на берегу и начала что-то кричать. Не знаю, что это было, но девушка в воде оттолкнула Блекоту и оставила его одного, возвращаясь на берег.

16

Я думал, Блекота дрожит от холода. Он вытерся майкой, надел рубашку, но продолжал дрожать. Глотал слезы. DJ Кривда сидел, повесив голову. Блекота выдавил:

– Что со мной не так? Руки-ноги разве не на месте? Или с мордой чего не в порядке? Или что вообще не так? Ведь любой дурак из ПТУ может, вы все можете, и только я вообще никак не могу. Вы и представления не имеете, насколько это трудно. Иногда я думаю уже, что не выдержу. А потом как-то выдерживаю, до следующего раза. Я бы даже с тобой поменялся бы, – указал на безучастного ко всему DJ Кривду. – Сейчас, вот прямо сию секунду. Я ведь никогда еще… Курва, я сам не верю, что говорю это. Вот просто никогда. И этим чертовым летом я хотел все же пройти это. Дело-то ведь не просто в чпок-чпок и тык-тык, чтоб хоть как-то быть вдвоем, разве нет? Я бы такой всё, слышите? Весь мир бы мне заменила. Дело же в этом, а в чем еще-то? В чем? Вы меня вообще слушаете? Тут опять что-то случилось?

Не дождался ответа. Смолк, закрыв лицо руками. Вскоре его, видимо, отпустило. Девушки оставили дымящийся очаг и пошли вокруг карьера, длинной дорогой. Звезда зажигалась от звезды, а ветки помалу превращались в столбики пульсирующего жара, над которым дым сплетался в черную косу.

В красноватом круге появился Тромбек, разгреб кострище и палкой выкатил картофелины под камни. Потом переложил их на кусок фольги, разрезал каждую и начал подавать их нам на раскрытой ладони, словно перестал ощущать их нестерпимый жар. Смотрел, как мы жадно ели их, молча вгрызаясь в опаленную шкурку, пока наши щеки не почернели от угольных улыбок.

17

Тромбек не хотел уже больше вести машину; за руль сел Блекота и привез нас обратно в Рыкусмыку. Мы припарковались под огромным каштаном, близ кузнечных мастерских и подальше от любопытных взглядов. Надо было идти, однако разгорелся спор – куда. Сикорка предложил вернуться ко мне, но Тромбек с DJ Кривдой уперлись, чтоб зайти выпить по одной у Дызя. Я удивился и спросил, а что будет, если в бар заглянет Кроньчак. Тромбек сказал, что ему наплевать и, может быть, он там вообще до утра останется.

Мы пошли по Тополиной в сторону заправки, там нас остановила богачка Владислава. Выскочила из серебристого «Рено Меган» и спросила, не видали ли мы где-нибудь Теклу, потому что, мол, ищет ее уже десятый час. Внимательно приглядывалась к нам из-под меховой шапки. Я ответил, что да, видели ее на рынке, но около полудня, а Сикорка бросил, что с Теклой нам никогда не было по пути.

– И на том спасибо, – отрезала богачка Владислава, завела машину и медленно удалилась в глубь Рыкусмыку. Тромбек рявкнул на Сикорку, чтоб тот держал язык за зубами. Сикорка огрызнулся, что всего лишь сказал правду, а место Теклы в смирительной рубашке. Иначе что-нибудь с собой сделает.

Над Рыкусмыку воцарилась тишина. Окна домов были темны. Я заметил две маленькие ладони, тянущие шнурок с посылкой между зарешеченными рамами исправительного дома. Из подворотен на Старомейской доносились шумы и шелест. Мы прошли под Пястовской башней и оказались на рынке, где под арками кто-то долбал банкомат, недавно прибитый к стене. Около городского театра на лавке под фонарем сидел Габлочяж и рассматривал разбитое колено.

Под арками тянулись покинутые магазинчики, ожидающие новых хозяев. Двое мужчин покорно сидели перед решеткой винно-водочного. Я спотыкался о торчащие плиты тротуара. Из мусорного бака несло гарью. Мы повернули, и нас залил мягкий свет улицы Храброго, на которой размещалась забегаловка, настолько сизая от дыма, что казалось, там что-то горит. В открытых подворотнях собирались тени, маленький мальчик с трудом догонял банду подростков. Из открытых дверей круглосуточного магазина свет падал на брусчатку.

И над всем этим вздымался замок, вырезанный из темноты. И казалось, именно он, а не что-то иное воплощает собой последнюю ночь лета.

18

У Дызя было пусто, не считая Вильчура, тянущего сигарету за барной стойкой. Я спросил, можем ли мы тут передохнуть, а он жестом пригласил нас войти. Очки добавляли ему мягкости, татуировки и шрамы на предплечьях ее уменьшали. Мы сели. Все заказали по пиву, только я колу. Пахло старым маслом и хотелось домой.

Мы долго сидели в молчании. Сикорка свесился на подлокотник и презрительно поглядывал на пустые столы и портрет Святого Отца, висевший над баром. Пробормотал, что стройка в Варшаве уже не кажется ему такой страшной, как раньше. И снова повисла тишина. Вильчуру надоело крутиться в подсобке, он подсел к нам и спросил, может ли чем-то помочь.

– Кроньчак тебя разыскивает, – обратился он к Тромбеку. – Тут все разговоры были только о тебе. Мое мнение – ты был прав, давно пора было это сделать. И надеюсь, что Кроньчак тоже так считает. Не сдавайся, парень.

– И не собирался.