– Жду вас в моем кабинете через пятнадцать минут. Приведите себя в порядок. В моем кабинете постелены ценные ковры. Будет жаль, если вы замараете их своей кровью.

* * *

ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ввели в кабинет Джулиани двадцать минут спустя, был воистину приведен в порядок, отметил Джулиани, однако он не ел с тех пор, как его вырвало вчерашним вечером, и не спал после утомительной поездки из города в город. Лицо Сандоса сделалось восковым, кожа под глазами приобрела пурпурный оттенок. Кроме того, совсем недавно он подверг себя адскому испытанию. Хорошо, подумал Джулиани. Он не стал предлагать Сандосу сесть, но оставил его стоять посреди комнаты. Сам он сидел за широким письменным столом, спиной к окну, и понять выражение его лица было невозможно. Если не считать тиканья старинных часов, в комнате не было слышно ни звука. Когда наконец Отец-генерал заговорил, слова его были полны кротости и спокойствия:

– Не существует такой разновидности пыток или казни, которую не перенесли бы миссионеры-иезуиты. Нас вешали, колесовали и четвертовали в Лондоне, – продолжил он невозмутимо. – Потрошили эфиопы. Сжигали заживо ирокезы. Травили в Германии, распинали в Таиланде. Морили голодом в Аргентине, обезглавливали в Японии, топили на Мадагаскаре, расстреливали в Эль Сальвадоре. – Он встал и начал неторопливо бродить по комнате, отдавая дань старой привычке профессора, преподавателя истории, однако вдруг остановился возле книжного шкафа, достал из него какой-то старинный томик и, так и этак поворачивая его в руках, продолжил свое хождение, монотонно разговаривая на ходу: – Нас терроризировали и запугивали. Нас оговаривали, нас незаслуженно обвиняли, до конца жизни держали в тюрьме. Нас били. Увечили. Насиловали. Мучили. И ломали.

Он остановился перед Сандосом, так чтобы видеть блеск его глаз. Выражение лица Эмилио не переменилось, однако заметно было, как его колотит дрожь.

– И мы, принесшие обеты целомудрия и покорности, – проговорил Отец-генерал мягким и проникновенным тоном, не отрывая взгляда от глаз Эмилио, – в одиночестве, не имея поддержки, принимаем решения скандальные и заканчивающиеся трагедией. В одиночестве мы совершаем ужасающие ошибки, которых никогда не совершили бы, находясь в обществе.

Джулиани рассчитывал увидеть в глазах Эмилио признание, смиренное понимание неприглядной истины. И на мгновение усомнился в собственной правоте. Однако он видел стыд, видел отчаяние, сомнений в этом не могло быть.

– Неужели вы почли себя единственным, попавшим в подобную ситуацию? Не гордыня ли вдруг овладела вами? – спросил он, явно недоумевая. Сандос заморгал. – Неужели вы решили, что лишь вам одному пришло в голову усомниться в том, что плоды наших деяний стоят той цены, которую пришлось заплатить за них? Неужели вы искренне поверили в то, что лишь вы, единственный из всех ушедших туда прежде нас братьев, утратили веру в Бога? Неужели вам не понятно, что у нас не было бы имени для греха отчаяния, если бы только вы один испытали его?

Отдав должное отваге своего собеседника, не ставшего прятать взгляд, Джулиани изменил тактику. Вновь усевшись за стол, он открыл экран ежедневника.

– Из последнего полученного мной отчета о вашем здоровье следует, что состояние ваше не настолько плохо, как может показаться. Какими терминами воспользовался врач? Ах да, психогенное соматическое расстройство. Мерзкий жаргон. Насколько я понимаю, он хотел сказать, что вы находитесь в состоянии депрессии. Только я высказался бы более откровенно. На мой взгляд, вы утопаете в жалости к себе.

Эмилио резким движением поднял голову, лицо его казалось вырезанным из влажного камня. На какое-то мгновение Сандос напомнил собой расстроенного младенца, которого только что отшлепали за слезы.

Мгновение это было настолько неожиданным, настолько коротким, что почти не запечатлелось в памяти генерала Ордена. Только по прошествии месяцев Винченцо Джулиани вспомнит его и не забудет до конца дней своих.

– Мне, со своей стороны, такое положение дел надоело, – продолжил Отец-генерал более житейским тоном; откинувшись на спинку своего кресла, он созерцал Сандоса как наставник новициата.

Как это странно: быть на год моложе и одновременно на десятилетия старше этого человека. Отодвинув ежедневник в сторону, генерал выпрямился в кресле, соединив обе ладони перед собой на столе в позе судьи, готового вынести приговор.

– Если бы вы обошлись с другим человеком так, как обходились с собой последние шесть часов, вас обвинили бы в физическом насилии, – ровным тоном сказал он Сандосу. – Это следует прекратить. Начиная с сего мгновения, вы обязаны относиться к собственному телу с таким уважением, какого заслуживает Божье творение. Вы позволите исцелиться собственным рукам, а затем пройдете разумный и умеренный курс физиотерапии. Вы будете регулярно принимать пищу. Вы будете должным образом отдыхать. Вы будете заботиться о собственном теле, как о старом друге, перед которым находитесь в долгу. Через два месяца вы явитесь ко мне, и мы в подробностях обсудим историю миссии, в которую вас направило, – голос Джулиани сделался жестким, последние слова он произносил по отдельности, – руководство вашего Ордена.

После сего Винченцо Джулиани, Отец-генерал Общества Иисуса, милостиво принял на свои плечи жуткое бремя, по праву принадлежавшее и ему лично, и всем его предшественникам.

– И во время сих месяцев и далее, – велел он Сандосу, – вы перестанете возлагать на свои плечи ответственность, не вам принадлежащую. Это понятно?

После долгой паузы Эмилио почти незаметно кивнул.

– Хорошо. – Джулиани спокойно поднялся на ноги и направился к двери своего кабинета. Открыв ее, он, отнюдь не удивляясь тому, обнаружил за дверью встревоженного брата Эдварда, не скрывавшего своего беспокойства.

Кандотти сидел чуть подальше, сгорбившись, сложив руки на коленях, усталый и напряженный.

– Брат Эдвард, – самым любезным тоном произнес Отец-генерал, – отец Сандос в самое ближайшее время изволит позавтракать. Надеюсь, что вам с отцом Кандотти будет приятно присоединиться к нему в трапезной.

Глава 10
Сан-Хуан, Пуэрто-Рико

2–3 августа 2019 года

ВСПОМИНАЯ ВПОСЛЕДСТВИИ ТО, ЧТО произошло тем теплым августовским вечером, Энн Эдвардс всегда хотела откопать где-нибудь гороскопы всех присутствовавших на обеде. Это стало бы великолепной проверкой астрологического метода. Где-то, под чьим-то знаком непременно обнаружилось бы предупреждение: «Крепитесь. Сегодня ночью меняется все. Абсолютно все».

Эмилио, когда она пригласила его на субботний обед, с красноречивой непринужденностью намекнул на то, что Джордж тоже может пригласить Джимми Куинна и Софию Мендес. Конечно же, Энн согласилась, отодвинув дурные предчувствия в сторону. Чем больше народа, тем веселее.

Эмилио еще ни разу не встречался с Софией после Кливленда, и Энн начинало казаться, что он преднамеренно избегает ее общества, что самым неуютным образом похоже было на истину. Энн, конечно же, знала, чего стоит превращение влечения в ценимую дружбу, и полагала, что Эмилио способен на это; и потому готова была предоставить нейтральную территорию для такого дела. Что же касается Софии… Эмоциональная анорексичка – поставила ей Энн свой тайный диагноз. Эмоциональная скупость наряду с красотой, возможно, и привлекала к ней мужчин. Джимми уже давно признался ей в своей влюбленности, не замечая, что София оказывала подобное воздействие на Эмилио. И, кстати говоря, на Джорджа. И мне не на что жаловаться, подумала Энн. Боже мой, какой неуместный сексуальный накал! Сегодня в доме моем будет потоп феромонов.

И посему, решила она, запирая субботним днем клинику, мое дело превратить сегодняшний вечер в семейную пирушку, так чтобы все чувствовали себя кузенами, что ли… Но в первую очередь следует следить за собой, чтобы не указать на то, что считаешь парой Эмилио и Софию или даже Софию и Джимми. Веселись, приказала она себе, но в игру не вступай.

* * *

В ПЯТНИЦУ той же недели, Джимми Куинн начал объяснять часть своей работы, связанной с поиском внеземных цивилизаций.

– Исследования по этой программе ничем не отличаются от прочих, разве что не первоочередностью наблюдений, – сказал он ей. В наушниках и перчатках они ощущали себя сидящими перед каким-нибудь старомодным осциллографом, – как в розыгрыше, отснятом каким-нибудь мастером виртуальной реальности. Когда телескоп оказывается свободным, начинается систематический поиск радиосигналов от других планет. Программа отмечает все сигналы, потенциально способные оказаться посланием внеземлян – например, имеющие постоянную частоту, не совпадающую с частотами известных и зарегистрированных источников – радиопередач, военных баз и так далее.

– Насколько я понимаю, вы должны уже обладать очень сложными программами распознавания и обработки таких сигналов, – проговорила София.

– Ага. Программы эти стары, но вполне надежны, кроме того ИКАН модернизировал оборудование, занимающееся обработкой сигнала, когда телескоп перешел к ним. Таким образом, система уже умеет отбрасывать известные нам шумы, производимые естественными источниками, такими, например, как вибрации атомов водорода или звуки, производимые звездами. – Он привел пример: – Видите, какой хаос? Это радиосигнал, приходящий от звезды, и в аудиодиапазоне выглядит примерно так, – изобразил Джимми губами хаотическое шипение и перешел к следующему примеру: – Хорошо. Радиосигнал, используемый для общения, имеет постоянную несущую частоту и как-то модулирован по амплитуде. Видите разницу? – София кивнула. – Программа поиска сканирует более четырнадцати миллионов отдельных каналов, просматривает миллиарды сигналов, чтобы выделить среди них искусственно упорядоченные. Когда система улавливает нечто интересное, она записывает время, дату, местоположение источника, частоту и продолжительность сигнала. Проблема здесь заключается в том, что технику приходится просматривать регистрационный журнал.

– Итак, ваша работа заключается в том, чтобы опровергнуть стандартную гипотезу о том, что передача может иметь разумный источник.

– Итак… – Подняв перо, отодвинув окуляр, она приготовилась воспринимать следующую дозу информации.

Сняв наушники, Джимми молча смотрел на нее, пока девушка не кашлянула.

– А можно я сперва кое о чем спрошу вас? Быстро-быстро, – уверил он Софию, когда та вздохнула. – Почему вы пользуетесь ручкой и блокнотом? Разве не проще записывать на звуковоспроизводящее устройство наши собеседования? Или сразу вводить в файл?

Об используемой ею методике Софию спросили впервые.

– Я не просто записываю ваши слова, слушая, я организую информацию. Если я буду записывать на ленту наш разговор, мне придется потом потратить столько же времени на прослушивание, как и на саму беседу. За прошедшие годы я изобрела собственную скоропись. Я пишу быстрее, чем набираю текст на клавиатуре.

– Ох, – отреагировал Джимми. Так долго она с ним еще не разговаривала. Не свидание, но хотя бы разговор. – Вы пойдете завтра вечером к Джорджу и Энн?

– Да. Мистер Куинн, пожалуйста, давайте продолжим?

Вновь надев наушники, Джимми заставил себя вернуться к экрану.

– Я начинаю с того, что просматриваю отмеченные флажками сигналы. Большинство их в наши дни оказывается закодированными сигналами наркофабрик, находящихся в радиусе пятисот километров от нас. Они постоянно перемещаются и все время меняют частоту. Обычно программа вычищает их, как находящиеся слишком близко к Земле, однако иногда сигнал случайным образом отражается от астероида или чего-то еще и приобретает такой вид, будто пришел откуда-то извне.

Начав просматривать журнал, Джимми погрузился в процесс, разговаривая скорее с самим собой, чем с Софией. Поглядывая на него одним глазом, она подумала: неужели мужчины не понимают, что гораздо более привлекательны, когда занимаются собственным делом, чем когда пытаются очаровать женщину?