И всё же, эта версия русского кажется мне искаженной. Ударения ставятся не всегда адекватно, произношение… даже не знаю, как объяснить. Словно язык морфировал на протяжении нескольких десятилетий, но не катастрофично.

– Говорил – не ходи без меня, – ворчит старик, привычным жестом вкладывая меч в ножны. – Леса тут дикие. Неизведанные.

Я начинаю кое-что припоминать.

Моя прошлая жизнь кажется волшебным сном – несбыточным и недостижимым. Уютная квартира, ванна, горячая вода. Гипермаркеты, доставка пиццы. Онлайн-магазины. Это как инопланетная культура. ЗДЕСЬ нет попаданца Леонида Ивашкевича, есть опальный боярич Платон Верский.

Стоп.

Какой, к херам собачьим, боярич?

Мы же не в Москве при Иване Грозном. Здрав будь, боярин, и всё такое. Это же двадцать первый век… или нет? Бешеный Енотик забросил меня в лесную мясорубку, ничего толком не рассказав.

Итак, я – Платон Верский.

Мне семнадцать, я брожу по глухим чащам средней полосы России со своим престарелым родственником, смахивающим на персонажа «Слепой ярости». У меня есть мачете, я даже умею им пользоваться. Но я, судя по всему, не звезда гонконгских боевиков.

Сейчас мы идем по узкой звериной тропке, вьющейся меж деревьев. Я отираю сорванным пучком травы мертвячью кровь с клинка, слушаю раздраженный дедов бубнеж и думаю о своем безрадостном положении.

Личность Платона стерта.

Или перенесена в иное место.

Не знаю, что там замутили хозяева Бешеного Енотика, но я – вовсе не инкарнация в классическом понимании этого слова. Я занимаю тело, которое мне не принадлежит. Тело беглого аристократа в неправильном мире, пережившем зомби-апокалипсис. Тут есть очаги цивилизации, полисы, но мы за каким-то дьяволом держимся от всего этого подальше.

Жизнь господина Верского перевернулась два года назад.

Точнее – моя жизнь.

Теперь уже моя.

Из наследника богатого и влиятельного рода я превратился в изгоя, сражающегося каждый день за собственное существование. Всё началось в одном из прикарпатских полисов, куда я был отправлен на обучение. Такова традиция – юный аристократ живет и учится в заведении закрытого типа для одаренных. Предполагалось, что из меня сделают талантливого силовика, опору семьи, но Дар так и не пробудился. Сверстники насмехались надо мной, учителя ни во что не ставили. Клан, руководящий советом попечителей, всё чаще намекал родителям, что не мешало бы забрать бездаря, перестать тратить на него ресурсы.

А затем случилось страшное.

Меня вызвали к директору и сообщили, что мои родители мертвы, за обучение платить некому. Так что я должен собрать вещи и покинуть гимназиум.

Мертвы?

Я не поверил собственным ушам.

Мы жили по разным полисам и постоянно держали связь. В мире утраченных технологий никто не помнил о смартфонах и мобильниках. Бумажная почта доходила медленно, и лишь немногие аристо могли пользоваться проводными телефонами и телеграфом. Визоры, разумеется, наблюдали за далекими землями без помощи каких-либо устройств. В общем, я отправился на переговорный пункт, заплатил пять медных монет и заказал разговор с родительской усадьбой. Телефонистка не смогла нас соединить – никто не отвечал.

Дальше события закрутились с сумасшедшей скоростью.

В гимназиуме меня ждал дед, о котором я прежде не слышал. Дед, игнорируя замки и ключи, влез в мою комнату. Я открыл дверь и обнаружил старика с мечом и рюкзаком. Дед заявил, что мне угрожает опасность, и надо уходить из полиса как можно скорее.

Мой род оказался втянутым в клановую войну.

Это всё, что я знаю.

Родители, братья и сестры, все, кого я знал, – мертвы. В полис Визбург нельзя возвращаться. Как и в Умгард. Кроме того, по моему следу пустили убийц, так что мы вынуждены держаться подальше от крупных поселков и торговых трактов. Я больше нигде не учусь. Мой удел – Пустошь.

Судя по воспоминаниям Платона, я сморозил какую-то глупость. Решил в одиночку прогуляться по лесу к заброшенному городку. Чудом не нарвался на мародеров, а вот уйти от небольшого стада зомби не смог. Даже не стада, а группировки. Счастье, что дед почуял неладное и последовал за мной. До этого мы три недели провели в лесной хижине без света, газа и электричества. Питались грибами и ягодами, расставляли силки на птиц. Удили рыбу в небольшой речушке. Я учился работать с мачете и боевым ножом. Не очень успешно. Старик всё время ворчит. Мол, век у него недолог, а я толком не умею за себя постоять. Это правда. Платон Верский – позор своего рода. Рожденный силовиком, не умеющий накапливать пси-энергию, не освоивший фамильные боевые техники. Никто и ничто.

– Какой у нас план? – спрашиваю я.

За прошедшие два года я понял, что единственный способ переключить старика на позитивный лад – обсуждение конкретных вопросов.

– Ищем новое убежище, – нехотя ответил дед.

– А старое чем не годится?

– Ты видел наших соседей, – дед ткнул большим пальцем за спину. – Они тебе понравились?

– Не очень.

– Мне тоже.

Сейчас разгар лета и путешествовать удобно. Если не идет дождь. А дожди в этих местах, по словам деда, начинаются в июле. Осень и зиму мы стараемся проводить в заброшенных коттеджных поселках. Выбираем добротные дома – каменные или печатные. Автономные. С дровяной печью, теплыми стенами, не протекающей крышей. Отыскать нечто подобное – большая удача. Человеческое жилье, если за ним не присматривать, постепенно разрушается.

Путешествуем пешком.

В мире почти не осталось бензина, так что автомобилями пользуются единицы. Кочевники переходят на лошадей и собачьи упряжки. За два года нам повезло лишь однажды – на какой-то богом забытой даче мы напоролись на два композитных велосипеда. Такие штуки не ржавеют, но колеса приходится подкачивать. Мы проездили на этих великах до самой зимы, а после выпадения снега их пришлось бросить. И встать на самодельные лыжи, которые дед выпилил из листов, напоминающих фанеру.

Вот такая у меня теперь жизнь.

Чем-то напоминает «Дорогу».

Или «Безумного Макса».

Хотя нет, о чем это я. Тут же бензина почти не осталось. Когда зомби наводнили мир, накрылась медным тазом вся промышленность. Химическая, в том числе. Планета медленно, но упорно скатывается в пасторальное средневековье. Кланы поддерживают в полисах некое подобие цивилизации, но за пределами укрепленных городов начинается дичь.

Тропинка вывела нас к железнодорожным путям.

Редкий образец сохранившегося полотна.

По лицу деда вижу – недоволен. Еще бы. Новые шпалы, гравийная насыпь. Рельсы не ржавые. О чем это говорит? Правильно. Веткой пользуются. Тут могут проезжать дрезины мародеров, охотников за хабаром, либо водородные поезда западных кланов. На открытой местности мы превращаемся в легкую добычу.

– Тормозни, – говорит дед.

И лезет в боковой карман рюкзака за картой.

Я принадлежу к вырезанному роду Верских. Как и мой дед, если принять его слова за правду. Вот только фамилию свою этот странствующий самурай никому не называет, а себя предпочитает именовать не иначе как Хидео. И да, вы же помните, что этот чувак похож на бурята? А я на него совсем не похож. Руки чешутся раздобыть какое-нибудь зеркало и увидеть там свое отражение, вот только зеркало мне в походе явно не светит. Разве что гладь лесного озера на рассвете. Память подсказывает, что лицо у меня славянское. Так что старик Хидео – вообще не пойми кто.

Как вы понимаете, я уже задавал ходячей мясорубке скользкие вопросики. На что получил уклончивые ответы. Дескать, были у нас в роду выходцы из Забайкалья. А как так вышло, что всех перебили, а дед остался? А не был он, видите ли, в родовом поместье. Путешествовал, созерцал, выполнял всякие-разные задачи.

Выглядит всё это дерьмо притянутым за уши.

И я бы, наверное, не дернулся в Пустошь из защищенного полиса с неизвестным хрычом, если бы не одно «но». Сразу после того, как Хидео объявился в городе, на меня напали. Впрочем, это отдельная история.

– Прогуляемся по путям, – изрекает Хидео. – Километра два.

– А потом?

– В лес.

Никаких подробностей.

Фирменный стиль сурового пенсионера.

***

Хутор – редкая удача для путника.

Начну с того, что их почти не осталось. Когда пандемия выкосила две трети населения Земли, многие ушли из городов, стали обустраиваться в заброшенных деревушках и дачных поселках. Решение казалось мудрым, но появились зомби. А вслед за ними – одаренные. Ну, и банды мародеров, куда ж без них. А чем поживиться в опустевших городах? Явно не просроченными консервами и заплесневелыми крупами. Еду выращивают слабаки. Сильные приходят и забирают всё, что им нужно. Попутно насилуя и убивая. Кто поумнее, сколотил регулярные мини-армии – так появились влиятельные рода и кланы. Да-да, нынешние бояре – потомки бандитов, воров и убийц. Человеческая жизнь в середине века не стоила и гроша, да и сейчас ситуация не изменилась. Разве что дачники превратились в крепостных, а мародерствующие банды взяли под контроль полисы.

В общем, хутора не давали гарантий безопасности.

Чтобы выжить, сто лет назад было нужно объединяться и вооружаться. Так думали нынешние холопы, сбиваясь в племена. А потом за их головами пришли одаренные.

Хутор должен стоять на отшибе.

Нет, не так.

В глухомани, добраться до которой по известным дорогам практически невозможно.

И вот мы здесь. Это как отыскать иголку в стоге сена, а посему я склоняюсь к мысли, что Хидео мухлюет. Наверняка присмотрел избушку много лет назад, а сейчас делает вид, что нам люто повезло. Бла-бла-бла.

Тропинка вывела нас к заклиненным откатным воротам и двухметровому бревенчатому забору. Сразу видно – хозяева защищались от мертвецов. Чтобы попасть внутрь, нам пришлось обойти весь периметр, отыскать брешь в виде рухнувших бревен и пролезть в образовавшуюся щель.

– Придется чинить, – буркнул дед.

За укрепленным периметром обнаружились поросшие бурьяном грядки, яблоневый сад, небольшой пруд, хозпостройки и нечто наподобие спортивной площадки – ровная поляна с прибитым к сосне баскетбольным кольцом. Турник, брусья. Ржавые штанги и перекладина футбольных ворот…

И, собственно, дом.

Бревенчатый, двухэтажный.

С черепичной крышей, деревянными рамами, массивной входной дверью. С крыльцом, балконом и открытой верандой под навесом. Печная труба. Загадочная пристройка. И совершенно неуместный в такой глухомани гараж.

– Ты видишь колодец? – спросил дед, критически осматривая наше убежище.

– Нет.

– А сортир?

Безусловно, он имел в виду деревянный туалет. На хуторе нет и не может быть канализации. Все удобства на улице. По умолчанию.

Мне остается лишь покачать головой.

– Значит, ищем генератор, – выдал старик.

Я не сразу, но проследил цепочку его размышлений. Нет колодца – значит, вода качается из скважины электронасосом. Нет туалета – ищи санузел внутри. Откатные ворота тяжелые, сами по себе не ездят. Значит, электричество. А откуда его взять? Ветряка и солнечных батарей не видно. Получается, генератор. Но не бензиновый же? Тогда водородный. А это плохо – мы не знаем, как добывать водород, чтобы привести всю эту хренотень в рабочее состояние.

– Ты уверен, что здесь никого нет? – спросил я.

Поймать арбалетный болт за проникновение на чужую территорию – сомнительное удовольствие. Утешает, что этого еще не произошло. На хуторах люди живут большими семьями. Иногда несколько родов объединяются, чтобы держать оборону и выращивать еду. Вот, например, те сооружения смахивают на загоны для скота. А вон курятник и крольчатник. Никто не оставит такую локацию без охраны. Если оставили – значит, надолго. Возможно, навсегда.

– Думаю, года три здесь никто не живет, – сообщил дед. – Или пять.

Дверь оказалась незапертой.

Хидео даже не стал вынимать меч из ножен – настолько был уверен в своей правоте. Впрочем, старик владеет искусством одного удара. Иайдо – кажется, так.