Она исчезла (страница 6)
– Перестрелка на улице Ферсмана произошла позавчера примерно в двадцать три часа. С одной стороны в ней участвовали двое мужчин на «Ауди А4», первый сидел за рулем, второй стрелял. С другой – двое прохожих, мужчина и женщина. Огонь открыл тот, что прибыл в транспортном средстве. Но, по словам свидетелей, пешеход сумел организовать отпор. Прикрыл собой девушку, вытащил ствол, стал бить в ответ. Тот, кто отстреливался, использовал не боевое оружие, а газовый пистолет. На месте происшествия обнаружена кровь, группа устанавливается, пробиваем по базе ДНК. Свидетели называли номер автомобиля довольно уверенно, но под таким номером никакого «А4» не обнаружено, числится старая «ВАЗ-2104». Поэтому одно из двух: либо номера подменили, либо свидетели ошиблись. Пока работаем с мобильными операторами: чьи телефоны вчера болтались в это время в указанном районе.
– Спасибо, Александр Олегович! Будешь и дальше держать в курсе?
– А у тебя, Синичкин, какой к этому делу интерес?
– Да помощница моя пропала, Римка, ты ее знаешь. Есть догадки, что это в нее палили на Ферсмана.
Он присвистнул:
– Эта рыжуля замечательная! Помню ее. Обязательно надо найти, живой и невредимой. Перешли мне, кстати, номер или номера мобильников, принадлежащих твоей красавице, пробьем и их. А сам звони, если что надо. Буду держать тебя в курсе.
– Окей, номера вышлю. И поставь их тогда в розыск. Я уверен, что Римка ничего плохого не совершила, просто оказалась в неправильное время в ненужном месте.
– Сделаем.
Какая прелесть все-таки, что есть в жизни настоящие друзья! Как пелось в детской советской песенке: «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит – вот что значит настоящий верный друг!»[2] Вот и Санька безо всяких понуканий и посулов кинулся мне на помощь. Это дорогого стоит.
За разговором я выкатился за МКАД и полетел, насколько позволяли светофоры, по Щелковскому шоссе. На скоростные ограничения плевал – какая разница, сколько штрафов придет, лишь бы Римку спасти!
Римма.
Вчера утром
Миня что-то пытался рассказать ей в электричке, и вроде бы важное: почему он в Москве появился и отчего снова ее нашел, – но Римму неудержимо клонило в сон. Хорошо, если на два часа в квартире Клима она забылась. Там сквозь приоткрытое окно непрестанно шумело Садовое, Пан все шептал ей на ухо: то пытался выяснить, что случилось, то желал близости. Пришлось ему уступить, конечно, а то такое положение, что не знаешь: может, это последний любовный эпизод в твоей недолгой оставшейся жизни. Поэтому в пустом вагоне она клевала носом и ничего толком не слышала.
Зато пока ехали, немного выспалась, и сразу кофе захотелось. Адреналин в крови перегорел, и на смену дикому возбуждению, напряжению и страху пришла апатия.
Слава богу, на станции Ильинское оказался кофейный автомат. И хоть Мишка торопил, она взяла себе двойной.
– Мы не спросили Клима: есть в его деревне магазин? Что мы там у него есть-пить будем?
– А… – Миня пренебрежительно махнул рукой. – Магазин или автолавка сейчас всюду есть. Лучше не терять время и провизией запасаться, а поскорее свалить из города.
Договорились с таксистом, дежурившим на площади, чтоб довез до деревни. Тот заломил с ранних любовников (как он сам для себя определил статус парочки) дикую цену. А когда Римма попробовала поторговаться, высказал:
– Да ты знаешь, какие там ямы? Смерть подвеске!
И впрямь: дорога когда-то по пути из Ильинского в Селищи имелась, даже асфальт вроде некогда лежал, только на проезжей части оказались хаотически разбросаны огромные дыры. Ехать приходилось, пыля, со скоростью двадцать километров в час по более-менее ровной обочине. Но временами она обрывалась и авто ухало в ямы. Странным казалось, что всего в ста километрах отсюда Москва, где каждый год по новой перекладывают асфальт, бордюры и плитку.
Домишко, сосватанный Паном, оказался под стать шоссе: покосившийся плетень, заросший бурьяном участок, осевшая на бок изба. В доме кислый запах, мутные стекла, дохлые мухи. Дощатый туалет в конце участка. Колодец на улице через три дома.
– Не «Хилтон», конечно, – потянулся всем телом Миша. – Но все-таки типа дом. И, как говорят, нищие не выбирают.
Сама деревня оказалась по части благосостояния разной: большинство изб кривые, темные, полузаброшенные. Но имелись и добротные каменные особнячки за высокими заборами. И что интересно: несмотря на лето, разгар, казалось бы, полевых работ, – ни единого человека ни в огородах, ни на улице.
Зато нашелся магазин, Римме с Мишей удалось закупить там хлеб, колбасу и «Доширак». Вдобавок кофе, йод, бинт и репелленты.
– А вы чьи будете? – подозрительно спросила объемистая продавщица.
– А вы из контрразведки? – парировал Миня.
Когда они вышли, Римма спросила:
– Ты мне теперь скажи, почему нас преследуют? За что стреляли? И чего ты в итоге добиваешься? Что мы дальше будем делать?
Однако на эти самые насущные вопросы Мишка не отвечал, лишь хмыкал многозначительно, гмыкал, да болтал ерунду:
– Подождем, отсидимся, забьемся под камень, как щука в реке. А он, может, сам к нам придет, своими ножками. И тогда мы его: цап!
– Да кого «цап»? И что ты затеял?
Но Минька только отшучивался и переводил разговор на другое:
– Скажи, у тебя с тем красавчиком накачанным, Климом с Садово-Черногрязской, все серьезно?
Или:
– А с твоим начальником, Пашей, ты сейчас в каких отношениях? Помню, до того как мы с тобой в двенадцатом году в Питере встретились, ты ведь с ним жила?
Или:
– Бог троицу любит! Первый раз, в пятом году, у нас совсем не задалось, потом, в двенадцатом, – случился приступ жаркой любви, но без продолжения. Теперь, наверное, все наконец сладится.
На последнее она в сердцах ответила:
– Ты говоришь, был приступ любви. Почему ж тогда меня отпустил?! Дал вернуться в Москву? И не позвонил потом ни разу?!
– Извини, красавица, то была моя самая большая в жизни ошибка. Сам себе простить не могу.
Короче: балагурил и подсмеивался. А она не могла сопротивляться, потому что тогда, в двенадцатом году, заимел он над ее сердцем власть – не такую, как некогда Синичкин, но ощутимую. Никакому Пану и не снилось.
И только одно по делу Миня сказал – не считая того странного лепета, под который она в электричке засыпала:
– Может, Павла твоего Синичкина в долю взять? Или, как думаешь, сами справимся? – И единственное добавил полезное: – Надо ведь для начала установить, кого конкретно и на сколько он тогда кинул. Можно, конечно, Георгия Степановича позвать в наш бизнес, но тот хитрющий мужик, может попросту оттереть и из дела выкинуть, ни копья не получим.
– Кто такой Георгий Степанович? – вопросила Римма.
– А это типа твоего Синичкина: главарь детективного агентства, только питерский. Я у него подрабатываю.
– Мы, значит, с тобой коллеги? Вот не знала.
– Вот именно, Римма Анатольевна. Но хватит нам с тобой на посылках бегать. Пора самим куш отхватить. Ты не менжуйся, Римка, дело у нас будет миллионодолларовое.
– Рассказывай, о чем речь.
– Да погоди ты! Дай в себя прийти, подумать да сообразить: как нам дальше действовать, чтобы свой интерес сберечь.
– Но пока мы с тобой только чуть по пуле не словили. И в грязной избе сидим.
А Мишка только хохотал:
– Все гигантские состояния начинались с самого низкого старта и минимума возможностей!
Павел.
На следующий день
По дороге я успокаивал себя: может, бандиты не сразу бросятся в погоню за Римкой и ее спутником?
Нападение на парочку носило все приметы заказного убийства. Значит, у него имеется заказчик? А исполнитель не сам интересант убийства? Тогда, стало быть, бандитам для начала потребуется доложить «наверх» обстановку и получить санкцию на дальнейшие действия? Но, с другой стороны, нынче «доложить» и «получить санкцию» – дело одного звонка, совершаемого на ходу.
Другой разговор, что подельник Римкин, кем бы он ни был – человек, судя по перестрелке на Ферсмана, совсем не простой и далеко не лох. Да и Римма моя Анатольевна не промах. Задешево их не возьмешь, в голые руки они не дадутся.
И если бандитам свойственна минимальная осторожность, то для начала они проведут рекогносцировку: развернут свои силы близ деревни Селищи, понаблюдают за парочкой.
Вдобавок я уповал на счастливый случай. Мало ли что бывает! Остановят гангстеров, к примеру, на трассе менты: не все же им с честных водителей тысячи сшибать. Обыщут, к примеру, бандитскую машину. Оружие найдут…
Мечты, мечты, где ваша сладость!
На счастливую (для меня) случайность и на то, что я успею в деревню до возможного начала боевых действий, только и оставалась надежда.
Можно, конечно, позвонить другу моему Перепелкину и сказать: имеются у меня сведения, что по такому-то адресу (называется деревня Селищи Ильинского района Владимирской области) готовится преступление. И пусть он позвонит в область, а они подошлют ОМОН.
Но! Опять-таки я не знал, что происходит с Риммой и в каком она статусе: заложница или, может, подельница? И тот хмырь, с которым она прогуливалась позавчера по Ферсмана, ей кто и почему оказался рядом? Я хоть не жалую – точнее, ненавижу Римкиных хахалей, – но все равно подставлять под статью ее приятеля не хочу.
Поэтому оставалось мчаться – я и мчался.
Я пролетел поворот на Щелково и город Чкаловский. Потом пронесся под новым ЦКАД, миновал Черноголовку, затем Киржач.
Шоссе делалось все хуже. Наконец я добрался до райцентра Ильинское и свернул на изрытую (как предупреждал меня навигатор) трассу до Селищей.
А когда доехал наконец до деревни, то сразу понял, что опоздал.
Римма.
Двумя часами ранее
Никаких поползновений Мишка вечером не проявил. Постельное белье в избе оказалось ветхое, влажное, поэтому стелить его Римма побрезговала. Легли одетыми: девушка на никелированную кровать с шарами, прямиком из сороковых годов прошлого века, а Миня на продавленный диван.
Перед сном на всякий случай он ее вооружил. Нашел в избе старый нож, долго его оттирал от ржавчины, потом точил. У него хорошо получалось все делать руками, можно залюбоваться. Миня снял рубашку, и тело у него проявилось не такое накачанное-оформленное, как у Пана, но жилистое и загорелое. Повязка, которую они поменяли в квартире у Клима, больше не кровоточила. Он и себе наточил тесак с лезвием сантиметров двадцать. А еще – топор.
Рано утром (она спала) встал, сходил на разведку. Пришел через пару часов, когда Римма кофе пила, доложил:
– Въезд в деревню один, по той трассе. По другим дорогам проехать можно только на танке. Если они вдруг появятся, то только как мы. Поэтому ты сиди здесь, а я пойду подежурю.
– Я с тобой.
– Перестань. Это опасно.
– А тебе не опасно?
– Зато ты, если что, успеешь убежать.
– Не надо мне этого, Миня. Идем вместе. А по дороге ты расскажешь, в чем дело. Хотя бы знать, за что погибаем.
– Типун тебе на язык.
Все-таки она его уболтала, и они пошли на опушку вдвоем.
Сознание опасности будоражило кровь – как тогда, почти двадцать лет назад. И тот же Миня был рядом.
В тот раз им обоим удалось выйти сухими из воды – причем почти в буквальном смысле.
Но вот теперь, кажется, прошлое их догнало.
Но, может, обойдется?
Они остановились за кустами, в стороне от дороги. Присели на поваленную и бесхозно брошенную березу.
– Давай, рассказывай, – напомнила Римма Мишке.
– Я по порядку, – сказал он. – Итак, все случилось с неделю назад. Мы с Веткой поехали купаться на залив, в Лебяжье…
– Ветка – это кто?
– Какая разница! Не перебивай! Вот мы в Лебяжьем сидим с ней на берегу на песочке, и вдруг я вижу…
По трассе, ведущей из райцентра, прибывало по машине в час. Кое-кто из деревенских тоже редко-редко отправлялся в обратный путь, в город.
Но вот на дороге, прерывая Мишкин рассказ, появилась «Ауди А4». Черная, явно та же, что позавчера охотилась за ними на Ферсмана.
Машина съехала на обочину и остановилась в лесу, не доезжая изб. Метрах в двадцати от Риммы с Минькой.
Открылись дверцы, из авто вышли двое. И еще один оставался за рулем. Полку бандитов прибавилось – теперь их оказалось трое.
Римме представилось, что один из них – тот, кто стрелял в них ночью после ресторана.
Мишка заставил ее пригнуться, спрятаться за упавшим деревом.
Двое бандосов стояли и разговаривали. Посматривали на деревню, показывали руками.