– Это ещё вопрос, искривляется ли пространство под воздействием массы, или же масса возникает как результат искривления пространства. Но это уже излишние детали, а в целом ты прав. Мы воспринимаем пространство, как что-то неизменное и стабильное, но оно не более стабильно, чем вода в пруду. Оно непрерывно растягивается, обеспечивая расширение Вселенной. Оно реагирует на движение тел. Даже пролетающая мимо муха порождает серию возмущений метрики пространства. Ничтожных возмущений, потому что масса мухи ничтожна, но таких воздействий очень много, и пространство непрерывно волнуется – растягивается, сжимается, искривляется. Иногда слабые воздействия входят в резонанс и порождают относительно долговременные искажения вроде разнообразных складок. Примерно, как из небольших воздушных потоков возникает большой стабильный вихрь. Вот эти искажения пространства ты и наблюдал. Кстати, принято считать, что потоки Силы двигаются вдоль пространственных аномалий, так что возле вашего источника наверняка есть большая стабильная складка.

– Хорошо излагаешь, Гана, – с некоторой завистью заметил я. – Очень понятно. Студенты наверняка твои лекции любят.

– Скоро сам узнаешь, – улыбнулась она.

– Ну с этим я понял, а как это можно использовать?

– Ты, по-моему, уже знаешь об этом больше, чем я, – покачала она головой. – Сам мне это расскажи.

– Можно портить дирижабли и вообще предметы, – начал я.

– Не совсем так. Когда разделяешь предмет разрывом пространства, нужно очень быстро развести части, иначе предмет восстановится, когда разрыв исчезнет. У тебя будет всего лишь несколько мгновений – разрывы метрики не могут существовать долго. В случае с дирижаблем баллон рвался вверх, а гондолу тянуло вниз, вот они и успели достаточно разойтись. Могли не успеть, и тогда никто ничего даже не заметил бы.

– Ещё применение – это пузырь пространства, который я сделал вокруг себя на экзамене. Выглядит, как полная неуязвимость. Наверное, и через стены можно так проходить.

– А как ты себя при этом чувствовал? – с любопытством спросила Драгана.

– Очень устал, – признался я.

– Вот-вот, – кивнула Драгана. – Я же тебе говорила, почему никто особенно не рвётся заниматься воздействием на лес вероятностей. То же самое и с контролем пространства. Работа с основами мира требует слишком много сил. Перспективы выглядят просто поразительно, но нужно заниматься этим столетиями, чтобы изучить хотя бы пару фокусов. И ещё неясно, хватит ли у тебя воли продвинуться дальше фокусов. Вот ты сказал, что можно проходить сквозь стены. Можно, но если бы ты попытался, то потерял бы сознание и остался замурованным в стене. Не очень приятная смерть, да и тому, кому пришлось бы тебя оттуда выковыривать, тоже не позавидуешь.

– Почему потерял бы сознание? – не понял я.

– Потому что усилие зависит от отклоняемой массы. Ты очень устал, всего лишь отклоняя шарики и прочую мелочь. Стена потребовала бы совсем других усилий.

Я вспомнил, как чуть-чуть по инерции не вошёл в стену, и внутренне содрогнулся.

– Лена ещё считает, что можно использовать складки пространства для быстрых путешествий, – вспомнил я.

– Интересно, – задумалась Драгана. – Я никогда не слышала, чтобы кто-то такое умел, но мы не особенно охотно рассказываем о своих умениях. В принципе, это выглядит возможным. Если научитесь такому, это будет здорово. Главное, чтобы на другой конец приходить одним куском.

– Именно этот вопрос меня и заботит, – помрачнел я.

– Без риска прожить невозможно, – пожала плечами Драгана. – Во всяком случае, на том пути, который ты выбрал. Так значит, ты всерьёз заинтересовался работой с пространством?

– Не я. Этим Лена интересуется, а мне по-прежнему больше нравится лес вероятностей.

– Вы с ней определённо не мелочитесь, – покачала головой Драгана, то ли одобрительно, то ли осуждающе.

* * *

На столе пискнул селектор и послышался голос Миры:

– Господин, Антон Кельмин просит передать, что доставили.

– Очень хорошо, Мира, – отозвался я. – Скажи ему, что я сейчас спущусь.

Спуститься в секцию подвала, которую занимал Кельмин, можно было по довольно незаметной лестнице в конце коридора, по которой можно было также выйти на задний двор, к хозяйственным постройкам. Не то чтобы Антон сильно в этих помещениях нуждался – у него было своё здание рядом с базой дружины, откуда он обычно и руководил своим непростым хозяйством. Подвальчик в Масляном он подгрёб скорее от жадности, но иногда он действительно оказывался полезным, вот как сейчас.

Здесь проходили беседы с посетителями, которые ещё не заслужили действительно вдумчивой беседы в специально предназначенном для этого помещении, но и почётными гостями тоже не были. И обстановка здесь была соответствующая – ещё не допросная с бетонными стенами, но уже и не гостиная с бархатными портьерами. Мрачноватые безликие кабинеты с огромными сейфами, неудобными стульями, и вывешенными на самом видном месте правилами внутреннего распорядка, выдержанными в стиле такого беспощадного канцелярита, что неподготовленный мозг отказывал уже на втором абзаце. Словом, такое место было знакомо любому, кому когда-либо случалось побывать в отделении полиции.

Я толкнул дверь, выкрашенную в грязновато-оливковый цвет, и оказался именно в таком кабинете – сейф в углу, голая лампочка под потолком, и правила конвоирования задержанных в рамке на стене. Обстановка, несомненно располагающая к откровенности.

В кабинете обнаружился худой паренёк довольно потёртого вида на стуле в центре, по обе стороны от него пара здоровенных парней с дубинками и кобурами на поясе, и Антон Кельмин, который сразу же поднялся из-за стола.

– Вадим Кошелев, господин, – представил парня Антон.

– Не Жданов? – переспросил я, усаживаясь за стол.

– Нет, у неё сестра была Кошелева по мужу, – пояснил Кельмин.

– А муж где?

– Никто не знает, давно исчез куда-то. Прикажете разыскать?

– Да нет, зачем он нужен, – махнул я рукой. – Просто спросил.

Наконец я обратил внимание на парня передо мной и начал задумчиво его рассматривать. Да, непохож он на организатора грабежа, да и вообще ни на какого организатора не похож. В банде своей он, скорее всего, шестёркой бегал, потому и пошёл отсиживать за всех. По виду это был типичный трудный подросток из тех, что показывают характер только перед родителями. Хотя какой он уже подросток? Подросток подрос, но ума так и не набрался. Или всё же набрался в тюрьме? Посмотрим…

Я молчал, разглядывая его, и парень неловко заёрзал на неудобном стуле. Не сильно-то он уютно здесь себя чувствует, впрочем, ничего удивительного, что неуютно. Не успел выйти из тюрьмы, как его сразу повезли сюда, а здешний пейзаж от тюрьмы не сильно-то отличается. И вряд ли парни Кельмина его вежливо приглашали – скорее всего, просто закинули в машину без лишних слов.

– Знаешь, кто я? – наконец обратился я к нему.

Он начал было отвечать, но голос у него дал петуха. Он прокашлялся и со второй попытки ответил:

– Мне сказали.

– Как дальше жить собираешься?

– Не знаю ещё, – ответил он. Ну, хоть честно.

– Я не советую тебе связываться со старыми друзьями, – с лёгким напором сказал я.

– Они сами со мной свяжутся, – угрюмо ответил он.

– Им объяснили, что тебя надо оставить в покое. Если там найдётся кто-то тупой, кто не понял, позвонишь по номеру, который тебе дадут, и про этого тупого больше никто никогда не услышит.

– Всё равно мне жизни не будет, – с тоской сказал он. – Пацаны же из-за меня сели.

– Они из-за себя сели, – с некоторым удивлением заметил я. – Мы с ними по душам поговорили, и они решили пойти в стражу и во всём честно признаться. Потому твоё дело и пересмотрели. Они ничего чужого на себя не брали.

– Они же не по своей воле в стражу пошли сдаваться. Мне уже предъяву кидали, что я ссучился.

– Ты, случаем, не собрался из меня слезу давить? – я уже начал слегка злиться. – Мне плевать и на тебя, и на твоих дружков-бандитов. Я вас всех хором в прорубь спущу, и у меня ничего внутри не дрогнет. Ты это понимаешь?

– Понимаю, – он исподлобья сверкнул на меня глазами, крысёныш.

– Так вот, я тебе сейчас обрисую ситуацию, а ты лучше это сразу уясни себе как следует, потому что я повторять не буду. Мне плевать на тебя. Жив ты, сдох ты – мне разницы нет. Но на тебя не плевать Есении Ждановой, а мне не плевать на неё. Понимаешь связь? И вот оказалось, что ты её расстраиваешь, а это расстраивает меня. Я это терпеть не буду. Можешь с ней не мириться, мне ваши отношения безразличны, но я тебе очень советую порвать со старыми дружками и взяться за ум. За тобой будут присматривать, и если окажется, что ты опять взялся за старое, или как-то по-другому тётю огорчаешь, я тебя уговаривать больше не стану. Ты просто исчезнешь. Твоя тётя получит письмо, написанное твоим почерком, из Гамбурга или ещё откуда-нибудь, о том, что ты решил посмотреть мир и нанялся на судно. И потом она будет изредка получать письма из Нихона^[7] о том, что ты осел там, счастлив и домой не собираешься. Она тебя постепенно забудет, может, наконец, своего ребёнка родит. И всем будет хорошо, кроме тебя, конечно. Уяснил?

– Уяснил, – мрачно отозвался он.

– Ну вот и замечательно, – обрадовался я. – Я рад, что сумел до тебя достучаться. Видишь, Антон – нужно всего лишь подобрать правильные слова, и человек сразу всё понимает. А все те, кто до этого безуспешно пытались до него достучаться, они просто верных слов не знали.

Кельмин заухмылялся, и даже у двух его громил промелькнули ухмылки.

– Сейчас тебя проводят к тёте, – продолжил я, снова становясь серьёзным. – Веди себя там прилично. А потом можешь валить куда угодно. Но мои слова не забывай, потому что с тобой никто больше разговаривать не будет. Если ты опять огорчишь тётю, за тобой придут вот они и безо всяких разговоров отвезут тебя в болото. На этом всё, ведите его.

Очень надеюсь, что он всё-таки не станет огорчать тётю. На самом деле я совсем не уверен, что выполню свою угрозу, скорее даже наоборот – уверен, что не выполню. Не то чтобы я особенно переживал об этом гадёныше – общество только выиграет, если одним бандитом станет меньше. Такой вариант в самом деле наилучшим образом решал проблему, но что если до Есении дойдёт, куда на самом деле делся её племянник? Риск слишком велик, так что, скорее всего, придётся в случае чего искать менее радикальный способ. Для начала надо бы поговорить с Есенией, чтобы она помогла ему порвать с прошлым – купила квартиру в другом месте, помогла поступить учиться, ещё что-нибудь.

Я тяжко вздохнул – вот уже докатился до того, что вынужден нянчиться с бандюками. Вообще – это слуги для меня или я для слуг? Интересный вопрос…

Глава 6

Лена прошла знакомой тропинкой мимо трансформаторной будки, на всякий случай привычно просканировала ближайшую окрестность и сунула ключ в неприметную скважину. Ржавая дверь бесшумно отворилась на хорошо смазанных петлях. Короткий коридор, лестница, ещё одна хорошо смазанная железная дверь, и перед ней открылось помещение архивного отдела. Впрочем, сотрудники отдела очень смутно представляли себе, что такое архив, и зачем такая бесполезная штука могла бы кому-то понадобиться. Разумеется, никаких архивов здесь и не водилось, зато присутствовала Марина Земец с медной туркой, которая распространяла одуряющий аромат свежего кофе.

– Мне тоже налей, Марин, – распорядилась Лена. – Здравствуй, кстати.

– О, Лена, – обрадовалась Марина. – Где ты пропадала? Я уже начала беспокоиться.

– У нас экзамены были просто жуткие, – поморщилась та от неприятного воспоминания. – Преподы как с цепи сорвались, решили припомнить нам всё. А сразу после экзаменов надо было готовиться к княжескому приёму. Ну и потом я же знаю, что вы сейчас отдыхаете после командировки, вот и не торопилась. Ты-то зачем здесь сидишь?

– Скучно дома, – пожаловалась Марина. – Здесь, правда, тоже скучно. Ну так что – получилось у преподов вам всё припомнить?

– Не особо, – усмехнулась Лена. – То есть, они очень старались, но только до тех пор, пока Кеннер не разозлился всерьёз. На этом все сразу же и успокоились.

– А что он сделал? – загорелась любопытством Марина.