Едва мысль об этом промелькнула, как туман начал редеть, становиться полупрозрачным. Сквозь него Лад уже отлично видел происходящее: сражались воины, группа людей-мороков быстро уводила колдуна, и остальные не давали страже преследовать его. Так вот из-за чего они напали! Они освобождали колдуна. Видел бы дядька, понял бы, что кричал на Лада зря, нет ничего хуже, чем связаться с этими нелюдями.

Лад взволнованно оглядывался. Да где же дядька? Куда он пошел? Неужто помочь? Но не его это битва, да и людей-мороков на торжище было немеряно. Хоть и силен дядька, но любого, даже самого сильного богатыря, можно взять числом. Звенела сталь, слышались крики, люди падали раненные, но если человека-морока тотчас заменял другой, то стражников было мало, да и сражались они странно: словно слепые махали мечами, отбивая удар противника только в последний момент. Лад не понимал, что происходит. Не могли ж они разом все ослепнуть?! Или это на них так колдовской туман влиял? Вот интересно, что после этого дядька скажет о колдунах?!

И тут его волной тревога накрыла. А вдруг и дядька зрение потерял? Лад забрался на ближайшую телегу, стараясь наставника высмотреть. Неподалеку оборону держали армерийцы. Они, словно ежи иголками, ощетинились оружием, но люди-мороки на них не нападали, лишь приглядывали, не давая прийти другим людям на помощь. Да откуда же их столько-то? И что за колдун такой, что его освобождают такая куча наемников? Видать силен он, и не для хороших дел понадобился людям-морокам. Что на это теперь дядька скажет?

Часть толпы наемники согнали к загонам со скотиною, часть оттеснили к реке, часть отрезал туман, но Лада пока не заметили, и он тщетно пытался высмотреть дядьку. Бежать, сломя голову в туман – это точно таким же слепым остаться, а отсюда Лад отлично видел все поле боя. Палатка оказалась на пригорке, и до города было от нее недалече, но бросить дядьку Лад не мог.

Вдруг в серой мгле он заметил знакомый силуэт. Дядька стоял рядом с высокой статной женщиной в богатой вышитой одежде, ее волосы скрывала кика, щедро украшенная жемчугом и каменьями. Кто она такая? Княгиня? Не меньше. Мало найдется тех, кто может позволить себе подобную одежду. Лад был уверен – женщина-то красавица, хоть лица ее разглядеть не мог.

Откуда ее знает дядька Ван? А больше всего удивляло то, что вокруг сражались люди, а дядька Ван и эта неизвестная женщина стояли, словно ничего не происходило, и вели беседу. Что за чудеса?!

Но дядьке все же разговор не нравился. Он в чем-то убеждал женщину, похоже, даже злился, с чем-то не соглашаясь, а Лад не знал как и реагировать. Они помешались?! Там бой, там убийцы, а они беседуют как ни в чем не бывало. И почему ни один из воинов или людей-мороков не напал на них? Они там все ослепли, что ли?

Тут дядька развернулся, и Лад буквально кожей почувствовал его взгляд. Он словно сыромятным ремнем снес Лада с телеги: похоже, дядька в помощи не нуждался. И вообще происходило что-то странное. Но разбираться времени не было, дядька за нарушение приказа по головке не погладит, с него станется – наставник может и вожжами за непослушание отходить. Лад бросил последний взгляд на площадь: люди-мороки буквально растворялись в хмари. Их оставалось совсем мало и раненных они забирали с собой. Стража слепо металась, не замечая их. Невероятно! Неужели этот туман и вправду их ослепил?

Но ответ получить было не от кого, а вот нагоняй было от кого. Лад сорвался с места и побежал к постоялому двору, там он быстрее узнает новости. Но наравне с тем, зачем людям-морокам понадобился колдун, хотелось узнать с кем и о чем разговаривал дядька, а главное – почему ни наемники, ни стражники дядьку с его спутницей не тронули? Только Лад искренне сомневался, что дядька даст ему ответ.

Глава 3. Гнев батюшки

Вода разом захватила в ледяные объятья, вырывая из сна. Нутро обожгло нехваткой воздуха, и Словен рванулся, но тщетно. За шею держали крепко, но осторожно, и покалывали кожу знакомые иглы холода. Руку батюшки он узнал сразу же и желание применить в ответ колдовскую силу сгинуло на корню.

Из воды его выдернули, и тотчас волосы облепили лицо, холодные капли полились за шиворот, стекая по спине неприятными струйками. Едва Словен с жадностью сделал вдох, как его сызнова окунули в купель, а после снова выдернули.

– Очухался?

Грозный голос батюшки прошелся жутким скрежетом по ушам и отозвался головной болью. Это ж сколько Словен выпил-то, что каждое слово отзывалось набатом?

Он застонал, хватаясь за виски, и запуская спираль исцеления, но едва боль слегка отступила, как нить заклинания грубо разорвали. Словен хотел было возмутиться, но осекся. Злой Кощей – страшное зрелище: провалы глазниц пылали пекельным огнем. Словен моргнул от удивления, наблюдая за тем, как стремительно меняется облик батюшки. Чем же это он так его довел?

В голове была пустота, ни одного воспоминания и предположения. Да что случилось-то?! Не мог же он, в самом деле, разозлиться из-за того, что Словен напился. Отец снова схватил его за шиворот и потащил к воде.

– Сейчас я тебя быстро исцелю, паршивец ты эдакий! Я тебе велел, как вернешься, домой лететь, а ты куда юти⁵ навострил?!

Словен ухватился за край купели, не давая отцу снова его в воду окунуть.

– Батюшка, да вы меня утопите! И по что вы на меня сердитесь? – и ляпнул, не подумавши: – Словно вы сами время от времени не любите наливочкой побаловаться.

И кто ж его за язык тянул? Батюшка замер на мгновение, а потом уточнил таким страшным шепотом, что мороз не только по коже прошел, но и в душу забрался:

– Что я люблю? Побаловаться?! Я тебе побалуюсь. Ты у меня надолго запомнишь, как приказы отца нарушать.

Словена снова с размахом окунули в купель, в которой плескалась уже ледяная вода. В чувства она вернула его окончательно, а вот память от этого лучше не стала.

– Да как я их нарушил-то? – Словен закашлялся, отплевываясь. – К восточным соседям слетал, за морем побывал, принес вам то, что требовали, я еще и виноват?!

Повторно окунуть он себя не дал, упирался изо всех сил. Вода стремительно покрывалась льдом и очень уж не хотелось о него порезаться. Но у отца другие планы были: он вздернул его на ноги и к себе развернул, выпытывая:

– А после ты куда направился?

Словен замер, тщетно пытаясь припомнить куда же его потом занесло. Помнил, что хотел отнести гостинец Ладе, помнил, как попробовал саке, что ему подарили кицунэ, и все, дальше память отказывалась предъявлять события, лишь смутным образом вырисовывался Ирий, и почему-то анчутка, скачущий по волшебным деревьям. Бред какой-то! Откуда в Ирие нечисти взяться?!

Словен потряс головой и растерянно развел руками.

– Не помню. Отдохнуть, наверное, пошел, – он поморщился, и добавил неуверенно: – может быть. Что-то ничего не вспоминается, видать знатно притомился, выполняя твои задания.

Тут по стенам личных комнат отца побежал иней, задрожали доспехи, и Словену стало не по себе: что-то сильно проняло батюшку, давненько он не видел его таким сердитым. Последний раз такое было, когда Словен спалил кладовую с редкими зельями, но вспоминать об этом до сих пор больно, и что-то подсказывало – неприятности ожидались не меньшие.

Со стороны послышался скептический хмык: Мстислав стоял неподалеку, опираясь на дубовый стол и скрестив руки на груди. Смотрел он недобро, встревожено. Что случилось-то?! Или это братец отцу нажаловался – все никак ему Перуна простить не может? Да кто б знал, что Ясуни на шутку Словена купятся?! И братца увидеть у Ясуней в гостях Словен тоже не рассчитывал, кто ж знал, что он так не вовремя заявится?!

– О! Братик! А ты откуда? Я тебя не заприметил сначала.

Мстислав фыркнул.

– Тяжело заприметить, когда тебя в воду макают, чтобы в чувства привесть. – И обратился хмуро к батюшке: – Да не помнит он ничего. Сразу ж по его невинной физиономии все читается.

Батюшка мрачно пообещал:

– А я ему память сейчас подлечу.

Да какого?! Словен шарахнулся от отца, в руках которого появился знатный прут.

– Батюшка! Да за что вы так?! Я, между прочим, из детской рубахи давно уже вырос.

Только кто б его слушал?! Словен, конечно, мог выставить Щиты, и вполне вероятно до появления матушки он бы продержался, но тогда не спасет и она: такого отец не простит. Приходилось рассчитывать на собственную ловкость и изворотливость. Брат не вмешивался, лишь наблюдая, как Словен из трех ударов два обходил, зато третий на нем отыгрывался. Что ж такое он учудить смог, что довел батюшку до белого каления? А главное, что ему хвостатые негодницы в саке подмешали? Ох он им припомнит! Ай! Но сейчас надо было как-то успокоить разъяренного царя Кощея, только на рассекающий воздух прут ни одного заклятье не действовало, а говорить все время переходя на крик – это только еще больше разругаться, но все же он не выдержал.

– Да успокойтесь вы, батюшка! Давайте нормально поговорим! – Тут отец взмахнул рукой – заклятье длинной туманной лентой обхватило голову Словена, проясняя мысли, и он ахнул от первого воспоминания. – Да неужто я к Ладе с поцелуями полез?

– Что?! – вопль раздался на два голоса. Это ж надо было так опростоволоситься, и самого себя с потрохами сдать.

– А ну иди сюда, буслай ты эдакий!

Словен нырнул под стол, выставляя Щит от батюшкиного заклинания – терять было уже нечего, – и принялся лихорадочно выстраивать путь-окно, но отец хорошо его знал и крепко перекрыл все пути отступления. А память преподносила один подарок за другим. Да за эти приключения батюшка не только его выпорет, еще и в темницу на хлеб и воду засадит. В гневе он круче деда и дядьки старшого был. Чернобог поорет, да и успокоится, дядька Василий – Вий в простонародье, – по шее даст, а потом с мечом да с луком загоняет так, что только ползком в свои комнаты возвращаешься. После разговора с разъяренным батюшкой в лучшем случае сосулькой замороженной простоишь, пока не свалишься или он не сжалится, в худшем… про худшее даже думать не хочется.

Щит рухнул за мгновения.

– Я тебе сейчас покажу, кому с чем лезть! На век заречешься в Ирий шастать! Я всю эту дрянь заморскую в Смородину спущу, а тебя к деду и дядьке отправлю! Вий тебя быстро уму-разуму научит! Сюда иди!

А вот это в ближайшие планы Словена ну никак не вписывалось. Пока ему с трудом, но удавалось от заклинаний батюшки закрываться, вызывая на помощь мать. Кроме нее никто не спасет от отца, ибо как избежать наказания, сейчас плохо придумывалось, а из комнаты хода пока не было.

Но Словен не учел Мстислава. Братцу видать надоело, что его в качестве заграждения используют, и туман, что Словен для отступления призвал, стал вязким, превратился в длинные полотнища и обхватил крепкими путами. Словен взвыл, когда до него прут добрался:

– Да больно же!

– Не смей бить мальчика!

Слава Роду! Матушка, спасительница! Туман в миг рассеялся, и Словен рухнул на пол. Ну братик, припомнит он ему это! Ой, припомнит!

Кот Баюн обхватил Словена лапами, помогая подняться и причитая:

– Ах, ты ж наш бедненький, – он потихоньку вливал в него силу исцеления, убирая последствия саке и разговора с отцом.

Но батюшка тотчас приметил и гаркнул:

– Прекратить!

Хвостатого заступника смело за дверь, а ощущения Словену вернулись с лихвой, и он зашипел, чище любимых батюшкиных горных змей, сжимая виски руками. Да лисицы ему теперь по гроб жизни обязаны!

Матушка загородила его собой, перекрывая дорогу отцу.

– Не трогай его! Ему и так плохо, иль не видишь?!

– Мара, не вмешивайся! – на удивление отец отступать не пожелал. – Ты своим заступничеством до безумия его доведешь.

Мама ахнула и всплеснула руками.

– Да что такое говоришь?! И кому? Мне! Матери! Где это видано, чтобы мать родное дитя к безумию привести хотела?!